Рискну для счастья

      — Сделай это ради Салли! Он всегда знал, что ты хороший парень! — закричала Эшли.       Это поразило меня, как гром среди ясного неба. Я слышал её голос отчётливо, он эхом врезался в мозг, и, казалось, он вот-вот сорвётся. Я повернулся к ней и увидел, как дрожали её губы, как в выразительных глазах застыло ожидание моего ответа.       И я застыл. Голова разрывалась от мыслей о том, сколько всего я пережил за последние годы. После смерти Салли всё стало другим. Даже тогда, когда его взяли под стражу, я до последнего надеялся на лучший для него исход. Я не мог есть, спать, только и делал, что постоянно вспоминал о нём и молился. Жестокие мысли о том, что, возможно, если бы я относился к нему тогда по-другому, то сейчас он бы не оказался в таком положении. Что, если бы я мог стать для него опорой, пусть даже не настолько близким к нему? Изменилось бы что-нибудь? Я не знал, и это незнание мучило меня на протяжении каждой дальнейшей прожитой минуты.       Угрызения совести не оставляли меня. Потом назначали слушание по делу. Я пришёл. Как только я вновь увидел Салли, возникло чувство облегчения. По крайней мере, можно было быть уверенным в том, что к нему не применяли насилия в тюрьме. Думаю, я бы заметил. Он выглядел нормально. Абсолютно нормально.       Я сидел и слушал…и смотрел на него. В какой-то момент, мне показалось, будто наши взгляды встретились. Чувство успокоения длилось недолго… Внутри ёкнуло сердце, настал момент вынесения приговора. Мне стало дурно.       Присяжные начали расходиться, а я продолжал не двигаться, сидя на скамье. Мои пальцы вцепились в край, ноги упёрлись в пол… Помню, как подумал: «Смертная казнь? Почему же тогда меня не уводят на неё вместе с ним?» Но, вот ирония, я даже ни слова не проронил на слушании, ни сказал ничего в его защиту. Просто сидел и не мог пошевелиться.       Салли любил жизнь. И не только свою, а жизнь в целом. Он всегда меня восхищал.       Паралич не отпускал, и я ещё долго оставался на месте, глядя на точку, где раньше видел его глаза в тени протеза.       Следующее воспоминание — дома. Слёзы насквозь пропитали подушку. Так прошло несколько дней, может недель. Однажды отец ворвался в комнату с оглушающим скрипом петель на двери. Он начал кричать, схватил меня за волосы и начал бить.       — Что за дрянь?!       — Пап!       — Какого дьявола ты творишь? Почему я узнаю о том, что ты не приложил руку, чтобы наказание стало суровее?       — Куда суровее? Его казнили, отец! Казнили!       — Этого недостаточно!       — Его посадили на электрический стул! Они даже не рассматривали более гуманную смерть! Не инъекция, а стул, отец! Разве Салли недостаточно страдал?       — Оставь, то пустое! Ему слишком просто пришлось сдохнуть! А ты ещё и скорбишь по такой омерзительной черни.!       — Заткнись!       Он так сильно ударил меня головой об дверной косяк, что перед глазами всё плыло. Я начал терять сознание, рухнул. Отец оставил меня одного на холодном полу, а перед уходом плюнул мне в лицо и тихо выругался.       Настала пора истощения. Я не мог больше плакать. Больше не смел ему возражать, это не имело смысла. Его взгляд был пропитан ненавистью по отношению ко мне. Для него было оскорблением уже то, что я его сын только из-за моих чувств к Салли. А я всё ещё продолжал их испытывать…       Его не стало, поэтому было тяжелее. Ранее я удовлетворялся тем, что знал — он в порядке. А теперь это не так.       Присоединяясь к культу, у меня не было выбора, поскольку отец не потерпел бы отказа. Но это было неправильно. Всё, что творилось внутри секты было изначально неправильным, и все поступки отца тоже. Потому я и решил помочь Эшли. Я только и делал, что помогал ей спасти всех. Мир не должен был рухнуть.       — Он правда так считал? — спросил я у неё.       Она кивнула.       — Я помогу.       Когда пришло время противостояния, начался ад. Отовсюду лезли тени. Я чувствовал страх перед неизвестностью. Получится ли у нас?       Отец замахнулся на Эшли, и тогда у меня наконец-то сорвался рычаг, который до этого всё время меня останавливал. Я пронзил тело своего отца.       — Ты всегда был разочарованием. — сказал отец.       — Для тебя, может быть. Но точно не для него. Я сделаю это ради него, ради спасения, ради счастья тех, кто может жить.       Я увереннее ступил вперёд, и мы оба рухнули в пропасть. Я знал — это конец, но не жалел об этом. Мне стало легче, ведь страха больше не было. Я наконец смогу искупить свою вину перед тем, кого люблю.

— Спасибо, чувак. Я знал, что ты не подведёшь.

      — Сал?