***
— о, мелкие добрались. тсукишима цокает и уже собирается напомнить бокуто о том, что он старше их всего на два года, но его прерывает выехавший на скользящих носках в прихожую куроо: — вы что-то совсем быстро. но ямагучи раньше приехал. чё, сколько уроков проебали? — всего два. — и три факультатива! — добавляет хината, наконец, выпрыгивая из ярких красных конверсов и тут же отправляясь на кухню. — о, парни, привет! яхаба выкидывает бычок в приоткрытую форточку, игнорируя импровизированную пепельницу на подоконнике, и машет рукой. в углу сидят ямагучи и ячи: грязный подвернутый рукав толстовки открывает вид на разодранную глубокими царапинами руку. некоторые из них уже затянулись темной коркой, некоторые были разодраны свежими шрамиками, сделанными совсем недавно. тсукишима цокает снова и подходит ближе. — ой, кей, привет. у тебя не парень, а кусок глупой мягкой картошки – обмотал себе руку парой слоев бинта и пошел в толстовке в школу. я ее сейчас еле отцепила от руки, прилипла намертво! — я же не думал, что оно настолько сильно кровить будет, — смущённо улыбнулся ямагучи и кивком поблагодарил куроо за протянутую сигарету. — ну так у тебя тут ещё и загноилось, ячи молодец, что просто кусок кожи тебе не отрезала. — тсукишима сел рядом, сделал затяжку из рук тадаши и потянулся за ватой, чтобы помочь ячи быстрее обработать порезы. — черт, простите. за беспокойство. я и сам могу справиться, вообще-то... — ну, вчера вечером, видимо, не справился. — отвечает тсукишима и затем добавляет на тон тише: — мог бы хоть позвонить. — да родители снова на всю квартиру орали, я только их и слышал. но все в порядке! — о, нихера, а чё это тут за блад-пати? — на кухню пробрался терушима, тут же обошел куроо с бокуто и достал очередной лимонный гараж. — у ямагучи-то? — отвлекается бокуто. — да человек литературу сдает в этом году, я бы так вообще повесился. — девятый класс – это ещё что, у нас егэ на носу. — ну да, в девятом-то классе не все ещё до антидепрессантов додумались, — бокуто демонстративно выдохнул дым ржущему куроо в лицо. — спасибо, что не героин. — да у тебя денег на булки из столовки вечно не хватает, какой тебе героин, — вставляет кей и вся комната расслабленно смеётся. — нет, ну будь сейчас возможность, у нас бы половина класса на таблетках сидела. — лекарства по рецепту просто так больше не продают, а вот 'спутник' на кассе всегда по карману. — мягко усмехается тадаши. ячи в ответ хмурит брови и проводит мокрой ваткой по его свежим шрамам, а когда тот ойкает, тут же извиняется и дует на запястье. но ямагучи сразу после лишь улыбается: он готов стерпеть любую боль, лишь бы не оставаться одному. у терушимы звонит телефон: на всю кухню начинает играть 'кубик льда', и в этот же момент раздается треск дверного звонка.***
— кенма сосет лучше. — а у моего парня член больше. — ты у него тоже не глотаешь? — глотаю. у него, знаешь, терпимо. — ты мерзкий. — не настолько, как ты. поэтому у тебя и не глотаю. куроо не выдерживает и усмехается, выкидывая скомканную липкую салфетку в унитаз. — так и будешь сидеть? дайшо поднимает взгляд и полсекунды смотрит на куроо затуманенным взглядом. после моргает и встаёт, пытаясь поправить джинсы с выпирающим стояком. — могу подрочить. — пиздец, так любезно с твоей стороны. — да, блять, ладно, — у куроо глаза снова застилаются нетрезвой пеленой, и он прижимает дайшо к бортику чугунной ванны. — словно не ты мне тут только что сосал, ей-богу. от куроо пахнет потушенными бычками, абсентом и приправами от грибного доширака. дыхание у него горячее и распаленное; он выдыхает сугуру на ухо, и дрожь пробегает электрическим разрядом по всему телу. но дайшо видит на нем помятую футболку с облитым соевым соусом логотипом 'адидас', расстегнутые штаны, чувствует руку с остатками спермы на ней, и если бы он был трезв, то он бы лишь сдержал рвотный позыв и свалил из ванной как можно скорее. — я все ещё не отметаю возможности, что мне что-то подсыпали в бутылку. — дайшо отворачивается, но опирается на покосившуюся машинку, притягивая куроо к себе за бедра. — слишком много ты на себя берешь, всем подсыпать нам денег не хватит. — ага, даже на кенму не хватило? а то что же ты не с ним сейчас обжимаешься. — к кенме я в таком виде не пойду. — неожиданно серьезно произносит куроо, но тут же вновь ухмыляется и мажет губами по напряжённой шее дайшо. — а на меня похуй? — а на тебя похуй. тебе ведь тоже похуй, не выебывайся. дайшо вновь осознает, почему расстался с куроо, и, не ответив, затягивает его в грубый поцелуй, расстегивая ремень на своих штанах.***
ярость пульсирующими волнами разливается в голове, затмевая не то, что мысли – даже обзор перед глазами, и кётани пулей вылетает на улицу, забираясь пальцами в короткие волосы. но тут он слышит какие-то звуки сзади и неприкрыто выругивается. — какого хуя? — ты куда так быстро съебался? — даже тусклый свет фонаря у подъезда не помогает определить степень обеспокоенности на лице у яхабы, но его голос звучит взволнованно на два балла из десяти. — я, блять, бешеный, и мне нужно в изолятор, так что ты сейчас либо съебываешь, либо я тебе всеку. — да и похуй. — выдает шигеру и достает сигарету. несколько секунд кьётаро тупо наблюдает за тем, как он чиркает зажигалкой и делает несколько затяжек – мозг перестает работать, но через мгновение агрессия захлёстывает с новой силой. кьётаро в несколько широких шагов сокращает расстояние до яхабы до минимума и, сдерживая из последних сил порыв, выхватывает из его пальцев сигарету. затяжка получается глубокой, длинной, словно кентани всю сигарету хочет одним вдохом прикончить. он знает, что в такие моменты с ним рядом находиться опасно. приступы у него бывают не очень часто, но зато сильные, яркие – такие, что он их по датам помнит. иногда получалось сдерживаться. закрыться в ванной, выбежать на улицу, в угол какой-нибудь забиться – проглотить залпом всю ярость, которая порой начинала клубиться внутри без повода, без причины, задавить всю злость. кьётаро чувствовал, как подавленные эмоции оставались в нем, как окружающие видели их на нахмуренном вечно лице, как некоторые ощущали в редких стрелках за школой. яхабе же, разумеется, было похуй на всяческую субординацию и банальный инстинкт самосохранения. — пошли обратно. здесь прохладно. и они твой коньяк допьют. 'вечно ты бесишься с нихуя', думает про себя кьётани и бесится с этого ещё больше. возможно, он собирается что-то сказать, но шигеру слегка приподнимает брови и перебивает: — ого, так ты всё-таки подводишь глаза?.. у тебя в углу подводка немного размазалась. короткое замыкание за секунду до взрыва. кентаро бьёт резко, но одергивает руку прежде, чем наносит сильный удар. нос не сломан. вина и страх белой пеленой застилают глаза кьётани, и он хочет выпить бутылку водки залпом, лишь бы только не чувствовать всей этой хуйни. последний человек, которому он хотел бы причинять боль, стоит сейчас перед ним. только вот яхаба – вдруг – неприкрыто ржёт. кьётаро через несколько секунд только громкий смех различает – и перед глазами снова искорки расплываются от злости. он смотрит, как у шигеру кровь из носа льется потоком, окрасив губы темно-бордовым в сумерках, как капает на синюю мастерку кровавыми разводами. яхаба даже внимания не обращает. кьётаро словно сам чувствует эту тупую, саднящую боль и забивающий все густой солоноватый запах. шигеру откидывает голову немного назад – кьётаро замечает чёрно-бурую кромку зубов и злится, сжимая кулаки, но все равно думает о том, что хотел бы узнать кровь яхабы на вкус. — я же не говорил, что это некрасиво. — наконец, добавляет яхаба и смотрит в глаза. ясные, большие, чистые, без единого шрамика или изъяна – кьётаро это раздражает и завораживает. он выдыхает дым дотлевшей сигареты прямо в лицо напротив и выкидывает бычок куда-то за спину. — мусорка рядом. чё ты как свинья. — с полчаса назад вроде бы псиной сутулой был. — целый набор. шигеру растягивает губы в улыбке, кровь стекает с уголков рта, и кьётаро бьёт снова. аккуратным и точным движением – знает, что яхаба уворачиваться не будет, поэтому силу расчитывает, насколько может в немного помутненном сознании. удар едва заметно отдает в плечо, костяшки чувствуют мягкое и мокрое. шигеру поворачивается обратно медленно, словно в замедленной съёмке, и в отблесках тусклого фонаря видны кровавые подтёки. кьётаро ведёт. шигеру ухмыляется. — надеюсь, полегчало. стрельнешь мне за это два честерфилда, они вкусные у тебя. кентаро не отвечает несколько сотых секунд. у него каппиляры лопаются от злости из-за того, что у шигеру волосы грязные и спутанные, подбородок залит кровью, на зубах кровавые разводы расплываются, мастерка испорчена безнадежно – а он все равно красивый, красивый до побелевших костяшек, и вообще сущий, блять, ангел во плоти, и кентаро замахивается снова, но тут яхаба резко ловит занесенный для удара кулак, останавливая его почти у своего лица, дёргает на себя и впечатывается губами в губы кьётаро. поцелуй получается склизко-мокрым и солёным; кентаро облизывает чужую кровь и порванную губу засасывает почти агрессивно, и к яхабе прижимается всем телом, даже не думая о том, что футболка может испачкаться. а яхаба ведёт процесс и целует так ярко и нежно, что вся злость и агрессия, наконец, уходят.***
— чем так воняет? пиздец, дышать же невозможно! — тебе в алфавитном порядке или по насыщенности запахов? бокуто хмурится, ничего не ответив, и заворачивает с акааши в зал, чуть не запнувшись об разлегшегося звёздочкой на полу нишиною. комната большая, но освещает ее только свет от монитора компьютера в углу; чей-то открытый плейлист в вк рандомом включает 'кровосток'. на диване валяется куроо, и бокуто направляется напрямик к нему, игнорируя липнующие к облитому чем-то полу носки, но затем замечает ойкаву с киеко, сидящих спиной ко всем у подоконника, и меняет направление. — так вот это чё такое! вы чё тут делаете? киеко вздрагивает от неожиданности и едва не выходит за края ногтя. — бокуто, смотри, как классно! киеко купила новый лак, и мы решили его протестить! — ойкава ослепительно и пьяно улыбается, протягивая руку с накрашенными ногтями. в темноте цвет выглядит просто темным. — ого, ойкава, как круто! — воодушевленно отвечает котаро в ответ. — ниче не видно, погоди, я со вспышкой сфоткаю! — почему я вообще не удивлен? — реагирует акааши, появляясь за спиной киеко. — ну так у нас ойкава королева андерграунда, чего удивляться. — как слава кпсс? — как слава кпсс. — утвердительно кивает киеко и докрашивает мизинец. — а ты это все потом смывать будешь? или похуй? — котаро с восторгом разглядывает фотки с ярко-синим маникюром тоору и тут же пересылает их куроо, лежащему в метре от него. — или похуй! я профеминист! — накрашенные ногти не сделают тебя профеминистом, — снисходительно улыбается шимизу. — а мои взгляды сделают, — подмигивает ойкава в ответ и тянется к уже тёплому 'черному русскому' на столе. акааши ещё какое-то время крутит потухший бычок в руке, а после кидает его в протянутую ойкавой пустую банку.***
дребезжание зрачков едва заметно расчерчивает контуры предметов на двое, и картинка в глазах немного рябит. на резких движениях силуэты распадаются бензиновыми отливами, текут в голове – но лишь секундно, и после крепкого зажмуривания все постепенно приходит в норму. после того, как зажмурился, главное – снова открыть глаза после. кенму через 4 секунды будит мигающий экран телефона. он открывает глаза и видит свои пальцы. мышцы работают словно в замедленной съёмке; он ощущает, как кровь льется внутри по его руке, и окончательно зависает. — кенма, курить будешь? отвлекает, как обычно, куроо, и протягивает привычный мальборо. кенма поднимает взгляд и молча наклоняется. куроо прикладывает сигарету к его губам и чиркает зажигалкой. дым незаметно проникает в лёгкие, заполняя горечью; из приоткрытой форточки веет прохладой, и кенма поворачивает голову, немного щурясь от набирающего силы мягкого утреннего солнца. затем он медленно поворачивается в другую сторону, и видит, как лучи проникают сквозь полупрозрачный тюль и падают на лицо куроо. выглядит куроо плохо, но его внешний вид немного взбадривает кенму. — что с тобой? тецуро достает ещё одну сигарету для себя, закуривает, и на фильтре остаётся яркий размазанный след от крови. — да ничего страшного. выходили за энергосами, а тендо, видите ли, стрелку кому-то забил. — в 5 утра? — в 5 утра. — улыбается куроо, затягиваясь, и от этого его нижняя разбитая губа рвется сильнее. кенма морщится. — ты бы хоть пластырем заклеил. и лёд приложил. или не знаю, что-нибудь такое. — или просто прикрылся бы хоть как-нибудь, а то смотреть противно, да? — тецуро смеётся, и у кенмы в голове его смех в эхе рассыпается колокольчиками. выглядит куроо действительно ужасно и немного мерзко, и когда синяки проявятся и припухнут, то будет только хуже, но глаза у него все ещё такие же живые и яркие. кенма думает, что, наверное, куроо себе всю энергию из его глаз забрал, потому что куроо смотрит на него в ответ и спрашивает: — ты сколько уже не спишь, котенок? выглядишь, как обдолбанный. — дня четыре. — навскидку выдает козуме, не решаясь напрягать мозг перепроверкой подсчётов. — на сто два уровня продвинулся. — четыре дня овердроча с перерывом лишь на туалет, воду и проводы мамы на работу по утрам. кенма, ты дурак. даже черт с ней, со школой – ты же так совсем без сил свалишься и больше не сможешь гамать. — это ещё ты мне тут про дурака заливать будешь. — кенма чувствует, как у него некоторые гласные едва заметно растягиваются на доли миллисекунд от сонливости. сигарета греет кончики пальцев. — на себя посмотри. ты бате своему расскажешь о том, что с лестницы упал? — да поебать мне на батю, лол. и вообще это мелочи все, зато из шестой школы к нам больше не сунутся. кенма не сдерживает мягкой осторожной улыбки. он знает, что куроо драться не любит, но за честь своей школы кинется даже на банду гопников. кенма чувствует, будто кровь в кончиках его пальцев вибрирует и тяжелеет, и контур зрачка куроо на секунду теряет четкие очертания. — оя, кому-то наконец-то пора спать. — тецуро растягивает гласные и прижимает уголек сигареты к жестяной крышке пепельницы. — без тебя не пойду. — отвечает кенма и так же избавляется от окурка. куроо сначала виснет на три секунды, потом все же улыбается: — не ври. ты со мной не пойдешь, я весь в крови, пыли, грязи- — и не только, я могу себе представить, не продолжай. ничего, переживу как-нибудь. козуме поднимается, голова начинает привычно кружиться, но краем глаза он все равно улавливает лицо куроо; тот от слов кенмы выглядит растерянно-счастливым, и тогда кенма едва заметно улыбается снова. куроо думает, что кенме просто холодно спать одному, и они вдвоем заваливаются на сваленные с занятого дивана подушки. кенма думает, что ему просто холодно спать одному, но с куроо – теплее и приятнее всего. вся квартира погружается в абсолютную тишину и лучи белого рассвета.