Santa baby

— Он опять опаздывает, — вздохнул Сыну. Усок поднял голову и пересчитал всех в комнате, и из-за того, что в комнате было тихо, очевидно, что он говорил о Сынёне. Группа всегда собиралась ночью после того, как все были свободны, но в последнее время в первой половине каждой ночи Сынён начал опаздывать, и у него каждый раз находились новые отмазки. Не то чтобы он должен был оправдываться каждый раз, но какова бы ни была причина его опоздания, она должна была быть действительно важной, чтобы он не говорил об этом. Единственный человек, который беспокоился достаточно, чтобы спросить об этом, Хангёль, и единственный человек, который беспокоился достаточно, чтобы просто беспокоиться был Сыну. Усок и Ёхан занимались своими делами. Они были уверены, что с ним все в порядке. — Может быть, он решил украсть Рождество? — сказал Ёхан. — Он слишком счастливый, чтобы быть Гринчем, — засмеялся Усок. — Что? — спросил Ёхан, никогда раньше не слышавший о зелёном персонаже. У Усока отвисла челюсть от недоверия, но прежде чем он успел что-то сказать, Сынён подбежал к их столику, плюхнулся на свое место рядом с Хангёлем и бросил на стол большую спортивную сумку:  — Извините, что опоздал. — Ты что, ограбил банк? — поддразнил его Хангёль, заметив его растрепанный вид. — Да, — сказал он, задыхаясь, — а теперь, когда вас видели вместе со мной, вы стали соучастниками моего преступления. — Значит ли это, что мы получим долю? — спросил Ёхан. — Ни за что, — сказал Сынён. — Твоя сумка выглядит очень тяжелой, — сказал Хангёль, разглядывая её, — там, наверное, хватит на всех нас. Сынён отмахнулся от него, — На самом деле я не грабил банк. — Тогда что в сумке? — спросил Ёхан, его любопытство достигло предела. — Забей, — сказал Сынён, его щеки вспыхнули. — О, кто-то что-то недоговаривает, — поддразнил Усок, забавляясь всей этой ситуацией. Сынён явно что-то скрывал, и что бы это ни было, оно должно было прятаться в этом мешке, — в чем твой секрет, Чо Сынён? — Не суй свой нос в чужие дела, Ким Усок, — сказал он, но в тот момент, когда он отвлекся, Хангёль выхватил у него сумку и расстегнул молнию. — О! Он тяжелый, — взвизгнул Хангёль, поднимая мешок. Он быстро открыл ее, чтобы все увидели, как из нее так небрежно упал красно-белый костюм, — подожди, что это такое? — Ничего! — воскликнул Сынён, выхватывая свою сумку, но было уже слишком поздно. Белая курчавая борода вывалилась наружу и упала на пол. Все ахнули. — Черт! — Сынён вскочил с места, чтобы поднять свою бороду с липкого пола ресторана и быстро начал поправлять её с расстроенным выражением лица, больше беспокоясь о сохранении кудряшек на ней, чем о четырех парах шокированных глаз, уставившихся на него. — Извини, чувак, — тихо сказал Хангёль, поднимая красную шапку, которая тоже упала на землю во время переполоха. — Привести её в порядок теперь займет целую вечность, — сказал расстроенный Сынён, — у меня даже щипцов для завивки нет! Я даже не знаю, как пользоваться щипцами для завивки волос! — У моей сестры есть один, — пробормотал Сыну, — я думаю, она одолжит его тебе. — Отстой, — сказал он себе, — я в полной заднице. Никто на самом деле не знал, что происходит, но видя, что Сынён так расстроен из-за парика, который действительно испортил ему настроение. Он был не из тех, кто так легко «теряет рассудок», и уж точно не из тех, кто расстраивается из-за мелочей. Никто не знал, что сказать, чтобы поднять ему настроение. — Я знаю, что сейчас не время, но кто-нибудь спросит, почему Сынён поправляет эту бороду? — сказал Ёхан. Ладно, это немного странно. Сынён поднял голову. Его глаза метнулись от Ёхана, который окликнул его, к Усоку, к Хангёлю, к Сыну. — О боже. — Да, что это за борода Санты Клауса? — спросил Усок. — И весь его костюм в целом, — добавил Сыну. Хангёль, который был причиной того, что Сынён был расстроен, твердо держал рот на замке, чтобы не сделать ситуацию еще хуже, чем она должна была быть, хотя Усок мог видеть, как всякие шутки мелькают на его лице, стоило ему только придумать их. — А-а, это… — нервно засмеялся Сынён, пряча бороду на колени, — я могу всё объяснить. — Мы ждём, — сказал Сыну, приподнимаясь на руках. — Да, конечно, — Усок наклонился вперед, чтобы подражать жесту Сыну, и уставился на него со свирепостью, которая только подпитывалась весельем и любопытством. Сынён кашлянул, смутился и отвел взгляд. — У меня есть работа на полставки, — тихо сказал он. — На Северном полюсе? — спросил Ёхан, широко раскрыв глаза. Все смотрели на Ёхана так, словно он дурачок, и казалось, что его последняя клетка мозга изо всех сил пытается сохранить жизнь в этот праздничный момент. — Нет, — решительно сказал Сынён, — в торговом центре. — Ты Санта из торгового центра?! — ахнул Хангёль, наконец набравшись смелости, чтобы заговорить.  — Тише!!! — Сынён поморщился от того, что его разоблачили. — О боже, это ты! — Сказал Хангёль, взволнованный своим открытием. Усок начал хихикать, представив себе Сынёна в образе остролицево веселого Санты Клауса, который фотографируется с детьми, и ужас на его лице, когда друзья узнали об его работе. — Заткнись! — Сказал Сынён, — мне нужны были деньги, ясно? — Да, вы, вероятно, должны заплатить за свои сани, — сказал Сыну. — Вам нужен кто-нибудь, чтобы кормить ваших оленей, если вы уезжаете из города, или вы берете их с собой??? — спросил Усок. — Ты знаешь каких-нибудь эльфов? Могу я с ним встретиться? — Спросил Ёхан. — А как ты пролезаешь в дымоход? — Спросил Хангёль. — Я убью вас всех, — проворчал Сынён, засовывая парик в сумку, — я должен надрать вам всем задницы. — Ой-ой! Кто-то внесет нас в список непослушных детей, — радостно сказал Усок. Сынён пристально посмотрел на него. Это было весело. Не нужно было говорить, что остаток ночи Усок провел, подшучивая над Сынёном, но как только он понял, что худшее, что они могут сделать — это подшучивать над ним сейчас — он расслабился и наслаждался всем вниманием, которое он получал так, как только мог. Усок закатил глаза. Сынён хранил секреты и скрывал своё местонахождение только для того, чтобы скрыть эту слегка смущающую временную работу, которая пришла со своими собственными слегка смущающими временными каламбурами, а затем шутки исчезли, поскольку все устали к концу ночи. Сестра Сыну сказала, что поможет ему завить бороду перед работой на следующий день, и все было улажено. Но потом Хангёль почувствовал себя шутником, и именно в тот момент, это был только вопрос времени, когда все будут вовлечены в его маленький план, который должен был навсегда изменить жизнь Усока и Сынёна. Все началось с простой шутки. Они все согласились, что вместо того, чтобы встретиться в их обычном месте, они все пойдут в торговый центр, где Сынён работал Санта Клаусом, чтобы удивить его. По мере того как они приближались, звуки рождественской музыки и возбужденных детей становились все громче, и Усок должен был признать, что он был взволнован. Он не был уверен из-за чего, но весь этот сценарий вызвал у него головокружение и нервозность, как у мальчика, впервые прогуливающего школу, а потом они увидели его. Санту Клауса. Дети и родители выстроились в очередь, чтобы встретиться с ним и сфотографироваться с человеком, который, как они думали, каждый год приносит им подарки. Извините, дети, — это просто Чо Сынён, но он всё равно, вероятно, принесёт вам подарки, если вы попросите его. — Хо-хо-хо! Счастливого Рождества, — ответил Сынён, встряхивая набитым подушкой животом, — кто из вас, мальчики и девочки, был особенно хорош в этом году? — Я, — тихо сказал Ёхан, чем заслужил хихиканье Хангёля. Они все наслаждались этим, находясь в тени. Сынён, к счастью, не заметил их, слишком занятый развлечением маленьких детей, чтобы стесняться своих друзей. Они прятались до тех пор, пока линия из детей и родителей не поредела, и это было почти время для Сынёна, чтобы сделать перерыв. Перерыв перед поддразниванием. — У меня есть идея, — хихикнул Ёхан. — Что? — спросил Сыну, будучи таким же коварным, как и младшие. — Кто-то должен сесть к нему на колени и загадать желание. — О боже мой! — Хангёль фыркнул. — Ну не-ет, — сказал Сыну, слишком напуганный сам, — это уже слишком. — Нет, мы должны это сделать, — сказал Хангёль, — мы можем сфотографироваться и все такое. Это было бы так смешно. Усок фыркнул. Кто бы ни сидел у Сынёна на коленях, он будет выглядеть полным идиотом, и ему не терпелось это увидеть. — Усок должен это сделать, — сказал Ёхан. — Что?! — Сказал Усок, его глаза были широко раскрыты и полны ужаса. — Ты самый маленький, — сказал он. — Сыну слишком велик, чтобы поместиться на его коленях, а Хангёль слишком тяжел. Усок нервно сглотнул. Он должен был выбраться отсюда. Должен же быть какой-то выход: — А как же ты?! — Причем тут я? — сказал Ёхан в ужасе, — это была моя идея! Если я сяду на него, это будет выглядеть так, будто я этого хотел! — Это правда, — сказал Хангёль. — Он прав, — согласился Сыну. — Нет-нет-нет, — почти взвизгнул Усок. — Почему бы тебе не сесть на колени к Сынёну, — сказал Ёхан, скрестив руки на груди, — у тебя проблемы с Сынёном? — Да, тебе не нравится Сынён? — потакал Хангёль, — я думал мы все друзья. Усок повернулся к Сыну за помощью, но тот только сложил руки на груди. — На самом деле, лучшие друзья. — Сыну! — Усок был потрясен, — ты не можешь так поступить со мной! — Если ты лучший друг Сынёна, то ты сядешь к нему на колени и позволишь нам сфотографировать тебя, — сказал Сыну. — Ты же не серьёзно, — Усок в ужасе уставился на него.  — Быстрее! Теперь у тебя есть шанс! — Сыну схватил его за плечи, развернул и толкнул вперед. Остальные быстро потащили его ближе и тогда Сынён увидел их. Он покачал головой и замахал руками, чтобы отослать их, но было уже слишком поздно. Усок осторожно шел к нему по извивающейся мишуре цвета леденцовой трости, ставя одну ногу перед другой, словно одержимый духом рождественского подарка. Никаких детей и родителей видно не было, и Сынён было отсылал своего последнего ребёнка, и если это должно было случиться, то это должно было произойти прямо сейчас. Как будто у Усока был выбор. — Что ты делаешь? — прошипел Сынён, с тревогой оглядываясь по сторонам на случай, если его начальник наблюдает. — Это была не моя идея, — громко прошептал Усок, — просто смирись с этим. — О боже, — сказал он, больше похожий на паникующего Сынёна, чем на веселого Санту. — Мы пришли, чтобы сфотографировать Усока с Сантой! — Крикнул Хангёль. — Ура… — Сказал себе Усок, так нервничая, что его затрясло. Сынён почесал бороду, как будто он не нервничал: — А, ну, здравствуй! У тебя есть особое рождественское желание? — Я хочу, чтобы кто-нибудь убил меня, — пробормотал Усок, — мне очень жаль. — Я убью их, — пробормотал он себе под нос, прежде чем похлопать себя по коленям, — Хо! Хо! Хо! Усок услышал смешки за своей спиной и понял, что если Сынён не убьет их, то сделает это сам. Он закрыл глаза и повернулся, чтобы сесть на колени к другу, а потом все пошло наперекосяк. Глаза Усока расширились от шока, когда он почувствовал, как что-то твердое поднимается под ним и упирается в его задницу.  — О боже мой! — О боже мой! — Сказал Сынён в ужасе. — О боже, — Усок попытался подняться, но Сынён схватил его за талию и потянул вниз, случайно прижавшись к нему еще сильнее. — Подожди! — Сказал Сынён в панике. — Чувак, какого черта?! — тихо и отчаянно сказал Усок, — дай мне встать! Что ты делаешь?! — Я не могу, — пропищал он, — если кто-нибудь это увидит, я потеряю работу. — Черт, ты прав, — сказал Усок, садясь обратно, как будто ничего не случилось. Как будто Сынён не имел яростного стояка, прижатого к его заднице. Как будто ему это не нравилось. Он встрепенулся. Сейчас было не время для откровений. — Что будем делать? — Просто сиди спокойно, — взмолился он, — это пройдет. Мне так жаль! Такого еще никогда не случалось! — Лучше бы этого не было вообще, — запаниковал Усок. — Нет! Это не так, — сказал Сынён. — о боже, я готов умереть. — Ау, ребята? — позвал Ёхан, — ты уже загадал свое желание? — Почти! — Крикнул Усок, прежде чем понизить голос до шепота, — Боже мой, боже мой, боже мой!!! — Мне так жаль, — сказал он, его руки все еще сжимали талию Усока достаточно крепко, чтобы оставить следы, — не двигайся, пожалуйста. — Не в жизни, — сказал Усок в ужасе. — Пожалуйста, никому не говори, — взмолился он. — Кому бы я мог рассказать! — сказал он, — черт! Они хотят сфотографировать нас. — О, отлично, потому что, конечно, это будет еще хуже, — сказал Сынён, — хорошо, мы просто должны улыбаться и притворяться, что все в порядке. — Как будто твой член не упирается мне в задницу?! — Прошипел Усок, и он почувствовал, как тот дернулся под ним. — Не говори «член», — прошипел он в ответ. — Тогда не заводись, — огрызнулся Усок. — Ты думаешь, я этого хочу?! — Прошептал он. — Я не знаю, что и думать, — сказал он. — Ребята, вы готовы? — Сказал Сыну, поднимая телефон, чтобы сделать снимок. — Да! — Они кричали и изо всех сил старались выглядеть нормально. — Скажите: «Рождественская Ёлка!» — Рождественская Ёлка! Как только Сыну сделал снимок, они оба расслабились, но оставалась еще одна проблема. Одна большая проблема, если Усок имел право, чтобы судить. Он не мог встать, пока неожиданная эрекция Сынёна не исчезнет, но, судя по всему, у него не было причин продолжать сидеть там. — Что же нам теперь делать? — пробормотал Усок. — Я не думал так далеко заходить, — сказал он. — Постарайся думать о вещах, которые вызывают у тебя отвращение, — сказал он. — Например, что? — Я не знаю, представь дряблый зад какого-нибудь деда, — предположил Усок. — Единственная задница, о которой я могу сейчас думать, это твоя, так что я не знаю, сработает ли это, — сказал он. Сердце Усока подпрыгнуло. Думал ли он о своей заднице, которая его заводит? Нравилось ли ему? Это был тупой способ узнать. — Что тебя раздражает? — тихо спросил он. — Не знаю, — ответил он. — Просто помолчи и дай мне подумать о футболе. — Круто, понял, — сказал Усок. — Усок, ты идешь? — Крикнул Хангёль. Усок подпрыгнул от неожиданности ровно настолько, чтобы потереться о промежность Сынёна так, что тот тихо застонал позади него. — Извини, — прошептал Усок, еще более взволнованный, чем прежде. — Это не твоя вина, — прошептал он в ответ, все еще пытаясь отключиться. — Почему бы вам, ребята, не пойти вперед? — крикнул Усок. — Сынён, Я имею в виду, нам с Сантой нужно кое о чем поговорить! Его член снова дернулся, и Сынён подвинулся под ним, идеально скользя между ягодицами Усока, и Усок покраснел. — У тебя что, Санта-кинк или что-то в этом роде? — Прошептал Усок. — Насколько я знаю — нет, — прошептал он в ответ с ужасом. Остальные с любопытством посмотрели на них, потом переглянулись, и Хангёль загорелся, как лампочка. — Ах! Ладно! Понял! Мы вернемся через несколько минут! — Куда мы идем? — Спросил Ёхан, когда Хангёль потащил его прочь. — Просто пойдем, — сказал он, и они остались вдвоем благодаря тому, что Хангёль думал о своем.  — Ладно, мы можем это сделать. Мы можем заставить твой стояк исчезнуть, — Усок расслабился. — Да, — согласился он, все еще сосредоточившись на футболе, — знаешь, ты пахнешь очень хорошо. — Чувак! — Извини, — сказал Сынён, — я просто подумал, что должен что-то сказать. — Не кажется ли тебе, что сейчас не подходящее время для этого? — униженно спросил Усок. — Я не думаю, что сейчас подходящее время для многих вещей, но зачем останавливаться на этом, — сказал он. Лучше не становилось. Все, что мог сделать Усок, это сидеть неподвижно и сопротивляться желанию покачаться на нем и снова услышать его стон. О нет, почему я об этом думаю? Черт! — А, перестань двигаться, — сказал Сынён, удерживая Усока на месте. — Прости, — пробормотал он. — Ты пытаешься сделать все еще хуже? — Не нарочно, — честно ответил он. Он вел себя прилично, но нижняя часть его тела была занята другими мыслями. Но времени на другие мысли не было, потому что какая-то семья приближалась к ним с пугающей скоростью, и Усоку приходилось думать быстро.  — Дерьмо. Хорошо, задержи дыхание. — Что? — Просто сделай это, — приказал ему Усок. Как только Сынён сделал глубокий вдох, Усок впился ногтями в его бедра, и он никогда не чувствовал, что человек расслабляется так быстро. Сынён застонал в агонии, но он вытерпел это и оттолкнул Усока так быстро, как только мог, чтобы они не выглядели странно для семьи. Мать подозрительно посмотрела на Усока, когда он поспешил прочь. — Он мой парень, — пробормотал он, как будто это должно было что-то объяснить. Если это должно было сделать что-то лучше. Как будто это было даже отдаленно правдой. Глаза Усока расширились от ужаса. Что я только что сказал? Кроме того, он беспокоился, не могло ли то, что он только что сказал, уволить Сынёна. Усок не знал, потому что он сбежал, прежде чем смог узнать что-либо. Когда он поспешил прочь, он даже не оглянулся через плечо, чтобы помахать на прощание, потому что ему было настолько стыдно, чтобы снова взглянуть Сынёну в лицо. Как они могли продолжать дружить, как обычно после этого? Между ними все будет странно, и если он потеряет работу, то Усок никогда себе этого не простит. После того, как он догнал остальных, он думал, что худшее позади, но он ужасно ошибался, потому что цель его сидения на коленях своего друга в первую очередь состояла в том, чтобы все посмеялись, и это было именно то, что они намеревались сделать. — Видел бы ты свое лицо! — взвыл Хангёль. — Он может посмотреть, — заметил Ёхан, — Сыну сделал фотографии! Усок сглотнул. Последнее, что ему было нужно — это напоминание о том, через что он только что прошел, но он не мог допустить, чтобы что-то произошло, поэтому ему пришлось напрячься и подыграть, — Ага, да, чуть не забыл. — Посмотри, — Сыну вытащил свой телефон, — разве это не смешно? Даже при резком освещении Усок мог видеть, как покраснело его лицо на фотографии на экране, и как его глаза были слегка прикрыты и не в фокусе, потому что он немного паниковал. Но что поразило его, так это то, что в то время как они должны были смотреть на своих друзей и улыбаться, Сынён смотрел на него, все еще обнимая руками за талию, и блеск в его глазах, который Усок не мог точно определить. Это выбило его из колеи. За все годы, что он его знал, он ни разу не видел, чтобы кто-то так смотрел на кого-то, но под маской Санты это было трудно определить. — Это было так смешно, — сказал Хангёль, — не могу поверить, что мы заставили Усока сидеть у него на коленях. Сыну толкнул его локтем, чтобы успокоить, и это не осталось незамеченным. — Что? — Сказал Усок. — Ничего, — ответил Хангёль, побледнев, — я имею в виду, что не могу поверить, что мы… — Не могу поверить, что мы разыграли такую шутку с Сынёном, — попытался помочь Ёхан. — Что вы, ребята, сделали? — Сердито спросил Усок, но так и не получил ответа, потому что их пятый и последний член их коллектива наконец-то оторвался от работы, приняв рождественские пожелания. — Извините за ожидание, — сказал Сынён. Он сменил костюм Санты на спортивные штаны и свитер, но после того, как он просидел в костюме несколько часов, кто мог винить его за то, что он не оделся нормально. — Мой начальник пришел и «закрыл» работу после последнего ребенка. Усок опустил глаза, избегая чьего-либо взгляда, пока говорил, их совместная пытка с Сынёном все еще была слишком свежа в его памяти, чтобы говорить с ним. — Из тебя получится хороший Санта, — сказал Сыну. — Спасибо, — сказал он, гордясь собой. Как он может быть в порядке прямо сейчас? Как он может вести себя так, будто ничего не случилось? — Ребята, вы уже поели? — Нет, мы ждали вас двоих, — сказал Ёхан, — это заняло больше времени, чем я ожидал. Я убью его. — Нет, это было не так уж и долго, — сказал Хангёль, — в любом случае, мы можем поесть в фуд-корте, верно? Они все согласились и разошлись, чтобы найти что-нибудь поесть, но Усок совсем не был голоден. Во всяком случае, он чувствовал себя так, словно не пил уже несколько дней, несмотря на сухость во рту. Он направился к продавцу чая, уверенный, что это наверняка утолит его жажду. Очевидно, Сынён подумал о том же, потому что через несколько мгновений он был рядом с ним, глядя на меню и избегая смотреть на Усока. — Ты им ничего не сказал, — пробормотал он. — Конечно, нет, — прошептал Усок, — это останется между нами. — Хорошо, — прошептал он в ответ, — мне очень жаль… — Всё в порядке, — сказал Усок, но потом он вспомнил, как он мог все испортить для Сынёна, и его сердце перевернулось, — с той последней семьей все было в порядке? — Да, все было хорошо, — сказал он, — парнишка хотел «Нинтендо». — Замечательно, — сказал Усок, — давай просто притворимся, что этого не было. — Хорошая мысль, — сказал он, — но сначала я принесу тебе выпить, чтобы загладить шрамы на всю жизнь. — Это было бы неплохо, — сказал Усок, прежде чем прикусить язык, — имею в виду, что это не твоя вина. — Верно, — он смущенно отвел взгляд, — наверное, я просто удивился, увидев вас, ребята. — Неожиданный промах, — тихо сказал себе Усок. Сынён посмотрел на него в ужасе. — Извини, — сказал он и позволил Сынёну заплатить за выпивку. Он не хотел думать о том, чтобы посидеть на члене Сынёна или о чем-то подобном. Он просто хотел провести ночь как обычно, без лишних сюрпризов. Но на этом их сюрпризы не закончились. После того, как они получили свои напитки, они нашли остальных и сели за стол. Никто не спросил, почему они не едят, но вряд-ли они смогли бы объяснить, что это из-за неожиданного стояка. Усок тихонько потягивал вино, жуя еду, пока они сидели. — Мне нужно срочно бежать в уборную, — сказал Сыну, вставая достаточно быстро, чтобы напугать всех. Он бросился прочь, держась за живот, и остальные сжались от сочувствия к нему. — Не думаю, что ему подходит еда в торговом центре, — нахмурившись, сказал Ёхан. — Ладно, пока его нет, вы двое что-нибудь сделали? — Сказал Хангёль в приглушенным тоном. — Что?! — Усок и Сынён сказали одновременно, уверенные, что их поймали. — Например, ты придумал план на день рождения Сыну, — сказал он, — это то, о чем вы говорили, верно? О сюрпризе? — Ах! — Сказал Усок, — да, мы говорили о сюрпризе! — Мы еще ничего не придумали, — добавил Сынён. — Верно, у нас не было времени, — неловко рассмеялся Усок. — Мы собираемся сделать это позже вечером, — продолжил он, и Усок в шоке посмотрел на него. О чем ты говоришь? — верно, Усок? — Да, — выпалил Усок, — мы собираемся хорошенько подумать над этим. — Здорово, — обрадовался Хангёль. — поскольку ему плохо, мы с Ёханом можем отвезти его домой, а вы, ребята, можете пойти домой вместе. Идти домой вместе. Усок сглотнул. — Звучит неплохо, — сказал Сынён. Тогда мы можем поговорить наедине. — Отлично, — сказал он, совсем не чувствуя себя хорошо. — Ким Усок! — Крикнул ему вслед Сынён, когда холодные от ветра ноги Усока понесли его вперед так быстро, как только могли. Он перешел на бег трусцой, чтобы догнать его, не испытывая восторга от того, что придется гнаться за ним. — Я знаю, где ты живешь. Если мы не пойдем туда вместе, я просто устрою скандал. Что подумают соседи? Усок остановился и вздохнул. — Неужели ты так сильно меня ненавидишь? — сказал он. Он оглянулся через плечо и нахмурился. — Как я могу не смущаться прямо сейчас? А ты не смущён?! И ты хочешь поговорить об этом? — Да, — ответил он, — типа, я вроде как хочу умереть от стыда. Если ты столкнешь меня на дорогу, я останусь там, но я также… — Ты также что? — Сказал Усок, скрестив руки на груди. — Я…а, — сказал он, пытаясь собраться с мыслями, — ты мой лучший друг. — Хангёль — твой лучший друг, — уклонился от ответа Усок, его сердце билось слишком быстро, чтобы его можно было игнорировать. — Нет, это не он, придурок, а ты, — раздраженно сказал Сынён, — разве ты не знаешь, что ты это ты? — Да, но и ты же мой лучший друг, и я не знаю, как сейчас все это переварить, — Усок крепко зажмурился и отвернулся. — Это был несчастный случай, — он шагнул вперед. — Так ли это? — тихо сказал Усок, вспомнив взгляд на фотографии. Сынён поджал губы и покачал головой,  — Если нам придется планировать сюрприз на день рождения для Сыну, то здесь мы ничего не придумаем Он фыркнул, — Ты прав. Пойдем. Усок повернулся, чтобы продолжить свой путь, но в темпе, подходящем для того, чтобы кто-то шел с ним, а не безнадежно отставал. Воздух был холоднее, чем раньше, и наконец-то наступил декабрь. Пальто Усока едва хватало, чтобы не мерзнуть, но Сынёну досталось больше всего. Он был только в спортивных штанах и свитере. Он вздрогнул и Усок не выдержал этого. — Ты сейчас заболеешь, — упрекнул он его. — Я в порядке, — проворчал Сынён. — Почему ты не оделся нормально? Он поправил сумку на плече, — Потому что обычно я не беру одежду с собой и она тяжёлая. — Тебе было бы теплее в костюме Санты? — Спросил Усок. Он посмотрел на него сверху вниз и сверкнул глазами, словно сказал что-то нелепое. — Прости, — пробормотал он. — Ты хочешь быть со мной, если кучка детей увидит Санту, гуляющего ночью? — Я не знаю, я думаю, что это было довольно мило, когда ты играл с ними, — сказал он. — Они могут подумать, что ты эльф. — Ненавижу Рождество, — сказал Усок. Сынён фыркнул и возобновил свою жалкую дрожь. Усок тихо выругался про себя, прежде чем расстегнуть пальто и подвинуться ближе к другу, чтобы накинуть его на них обоих. — Что ты делаешь? — Сказал он, но дрожь прошла. — Я отрабатываю свой новый магический трюк, — сказал Усок, — если я смогу заставить тебя исчезнуть, мне не придется покупать столько кроличьей еды. — У тебя есть кролики? — Спросил он, — дай мне взглянуть на них. — Не могу, я не захватил с собой шляпу фокусника, — сказал он. Сынён засмеялся. — Держу пари, у тебя нет никаких кроликов. — У меня есть кролики, — проворчал он. — Нет. — Да. — Лжец. — Заткнись. Он не заметил, как рука обняла его за талию, чтобы быть ближе, когда он делал все возможное, чтобы согреть Сынёна. Он не заметил слабой улыбки на своих губах, когда они вместе шли к его квартире. Он не заметил, как успокоились его нервы, и забыл, из-за чего был так взволнован всего несколько мгновений назад, потому что это произвело на него такой эффект. Они добрались до квартиры Усока, и как только он отпер дверь, он сразу же рванул внутрь, чтобы включить отопление и найти одеяла. Сынён бросил свою сумку на пол рядом со стойкой, где она не будет мешать. — Я могу что-нибудь сделать? — Позвал Сынён. — Сделай нам чаю, какао или еще чего-нибудь, — крикнул Усок из соседней комнаты, — что-нибудь горячее, мне всё равно. Усок пошарил вокруг, пока не нашел достаточно одеял, вернулся и бросил их на диван, прежде чем найти Сынёна, выглядящего потерянным в кухне. — Что ты там застрял? — Я не могу принять решение, — бесцельно произнес он.  — Надеюсь, ты не заболел. Спрячься под одеялом, чтобы согреться, или иди в душ, если нужно, — Усок вздохнул. — Я в порядке, — слабо сказал он. — Да, конечно, ты в отличной форме, если не можешь выбрать между чаем и какао, — промурлыкал Усок, — иди укутайся. На моем столе лежит блокнот, если тебе в голову вдруг идеи для сюрприза. — Не могу поверить, что ты сегодня такой властный, — поддразнил он, прежде чем оставить его одного. — Я не властный, — сказал себе Усок, — я просто не хочу, чтобы ты заболел. Он порылся в своих шкафчиках, пока не нашел коробку лимонного и имбирного чая. Если бы что-то могло помочь Сынёну не заболеть из-за его небрежного отношения к одежде, то это оно. Возможно. На самом деле, он был не уверен. Может быть, это было просто для пищеварения. Здоровье толстой кишки тоже было важно, догадался он. Как только вода нагрелась и он смог приготовить им чай, он присоединился к нему в гостиной. Сынён лежал под тремя разными одеялами, выглядя еще более жалким, чем раньше. — Пожалуйста, в следующий раз надень пальто, — сказал Усок, протягивая ему чашку.  — Я стану невосприимчивым к холоду, — Сынён покачал головой. — Ты и так не восприимчив, — засмеялся Усок. — Садись, мне нужно тепло твоего тела. — Я думал, ты становишься невосприимчивым к холоду. — Просто снаружи холодно, — сказал Сынён, — внутренний холод не в счет. — О боже, — сказал Усок, закатывая глаза, — дай мне сходить первым в ванну. — Подожди, вернись, — крикнул он ему вслед, но, если уж на то пошло, Усоку нужно было держаться от него как можно дальше. В ту же секунду, как они вошли в квартиру, он почувствовал, что все это поглотит его целиком, память об их инциденте вернулась внезапно. И тот факт, что Сынён, казалось, был в порядке с этим, сделал все в тысячу раз хуже. Кто он такой, чтобы приставить свой неожиданный стояк к заднице Усока и уйти с ним домой? Усок фыркнул. Полный отстой. Он включил отопление и собрал все свое мужество, чтобы вернуться туда и встретиться лицом к лицу со своим худшим страхом, и это было волнующее влечение к его лучшему другу внизу его живота. Сынён все еще был закутан, но он меньше походил на человека, который сошел с гор, — Лучше? — Уже лучше, — сказал он, прежде чем похлопать по подушке рядом с собой. — садись, нам нужно что-то придумать, чтобы никто не догадался, что у нас проблемы. Усок сел в кресло в стороне. — Хорошо, — Сынён нахмурился и посмотрел на блокнот, — мы могли бы устроить вечеринку-сюрприз с другими его друзьями. Я уверен, что Сыну поможет собрать всех вместе. — Да, это хорошая идея, — сказал Усок, не имея в голове места для других идей. — Ну, тогда это всё, не так ли, — сказал Сынён, не глядя на него, — мы сделали это. Мы придумали сюрприз. Тогда я, пожалуй, уйду. — Подожди, — выпалил он. Сынён сел обратно, выглядя смущенным, — ты пока не можешь уйти. — А почему нет? — Потому что ты все ещё слишком замерз, — он вскочил, накинул на него еще одно одеяло прямо на его лицо, — пей свой чай. Тебе нужно поесть? Ты не ел до этого. Конечно, тебе нужно поесть. Ты же любишь пиццу, да? По-моему, тут поблизости есть пиццерия. Подожди, сиди здесь. Не двигайся. Усок вскочил и побежал на кухню, где к холодильнику были прикреплены рекламные листовки. Какого черта я делаю? Если он уйдет, мне больше не придется об этом думать. Но если он уйдет, то его здесь больше не будет, и я не знаю, что хуже. Он встрепенулся. Они могли бы поужинать, а потом он мог бы прогнать его, и они могли бы избегать друг друга в течение нескольких дней, пока все не закончится. Это был лучший вариант. Он заказал еду и вернулся, и Сынён снял пару одеял, когда квартира согрелась. Он сел рядом с ним, чтобы сложить одеяла, чтобы как-то занять руки, но краем глаза он увидел, как Сынён стянул свитер через голову, и когда ткань подняла рубашку под ним, он увидел кусок татуировки пистолета на бедре и сглотнул. Он просто посмотрел, не так ли? Он не тратил много времени на то, чтобы смотреть, потому что они были друзьями, и он почти никогда не замечал этого, но он предположил, что если бы ему пришлось поместить своих друзей в категорию самых красивых людей, Сынён был бы там. У него были красивые губы. Они были ни слишком большими, ни слишком маленькими, и когда он надувает их, весь мир переворачивается. Кроме того, его единственный короткий зуб был очарователен. У него был красивый нос, который хорошо подходил к его лицу, и даже подбородок тоже был красивым. И если он должен был делать больше комментариев о внешности, ему больше всего нравились глаза Сынёна. Ему нравилось, как он смотрел на него, как будто он был самым важным человеком в комнате, когда они с другими говорили. Ему нравилось, как он на него смотрит. Конечно, он был красив. Не нужно быть ученым, чтобы понять это. Но если Сынён был красив, но это не его дело. — Ты заказал? — Спросил он. — Да, — ответил Усок, его глаза блуждали по обнаженным татуировкам на руках. Во рту у него пересохло. — Усок, я не хотел… — тихо сказал он. Он моргнул, выходя из оцепенения, — Мы не должны говорить об этом. — Если мы этого не сделаем, всё снова будет не так, как прежде, — сказал он. — А что, если их все равно не будет, — Усок поднял глаза, заметив, как погасли искорки в глазах напротив. — Ну и что… — еле слышно произнес он. — Поэтому, — голос Усока сломался. Он знал, что это сделал именно он, потому что наблюдал за собой со стороны, словно призрак. Он потянулся к нему и схватил его за рубашку с такой силой, что можно было разорвать её по швам. Он прижался губами к губам Сынёна, который слегка приоткрыл рот от удивления, но быстро среагировал и усадил Усока к себе на колени, чтобы тот мог оседлать его. Ни один из них не мог говорить, задавать вопросы или останавливаться. Усок мог подумать о том, чего он хочет, в чём нуждается нуждается и что берёт. Он отстранился, его собственные губы распухли, чтобы взглянуть на другого. Сынён посмотрел на него, как будто он был поражен из-за такого порыва, и это только свело Усока с ума еще больше, чем раньше. Это был тот взгляд. Это был взгляд на фотографии, которым он смотрел только на Усока. Он снова поцеловал его, не торопясь подключить язык. На вкус он напоминал лимон, имбирь и что-то еще более сладкое, но это всё был Сынён. Но прежде чем Усок смог убедиться в этом, Сынён откинул голову и поцеловал его в подбородок, мочку уха, прежде чем оставить влажный след поцелуев и укусов по шее Усока. Он закрыл глаза и блаженно вздохнул. — Это мешает, — сказал Сынён, дергая Усока за свитер. — Пицца… — это было все, что он мог сказать, чтобы предупредить его. Им все еще нужно было открыть дверь. Они все еще должны были держать себя в руках. Он заскулил и игриво укусил Усока за шею, и стон сорвался с его губ, заставив его глаза распахнуться и смутиться. — Мне это нравится, — прорычал Сынён, используя возможность подразнить его, — мне нравится заставлять тебя стонать. — О боже, — прошептал Усок, не в силах поверить, что он только что сказал это, и еще больше пораженный тем, как сильно это его возбудило. Он поднял голову и обхватил челюсть Сынёна своей рукой, прежде чем направить его к своим губам. Он укусил нижнюю губу и потянул, внезапно забыв о том, что их ждёт пицца. — Мы не можем, — прошептал Сынён, вытаскивая свою губу изо рта Усока. Волна сожаления захлестнула его, и он подумал, что Сынён, наконец, пришел в себя, что Усок неправильно поступил, набросившись на него, — я не хочу торопиться. Усок моргнул, не ожидая, что это будет причиной того, что они прекратят. Он ответил ему глубоким поцелуем. Время. После того, как принесут еду. Сейчас будет холодно. Здесь становится теплее. Я не знаю, что делаю. Почему мне это так нравится? В тот момент, когда их губы впервые соприкоснулись, Усок завелся. У него были парни на одну ночь, и пара друзей с привилегиями. Он не был новичком в этом, но это был первый раз, когда он чувствовал себя так хорошо. Он не был уверен, как справится с этим, но решил, что сейчас не время беспокоиться об этом. На этот раз он собирался повеселиться, даже если Сынён убьет его. Стук в дверь спёр его легкие. — Позволь мне взять пиццу, — сказал Сынён. — Ты уже принес чай, — сказал он. — Итак, — сказал он, быстро поцеловав его, прежде чем поднять Усока с колен. Усок плюхнулся на диван, слишком ошеломленный, чтобы спорить с ним. Комната перевернулась вокруг него, и все его тело покалывало. Он чувствовал себя взволнованным и растерянным, и не мог представить, что еще может с ним случиться. Следующие несколько минут прошли как часы, пока он ждал, что другой заплатит и отошлет курьера, но затем дверь закрылась, и коробки упали на стол, и прежде чем он понял это, Сынён был на нем, стягивая одежду Усока. Собственное дыхание Усока вырвалось из его груди, когда он почувствовал, как вновь знакомая выпуклость прижалась к его собственной. Его свитер был снят первым, прежде чем он стащил оставшуюся рубашку Сынёна, а затем они прижались кожа к коже. Боже, как же ему хорошо. Усок провел руками по телу Сынёна, чтобы почувствовать каждый дюйм его тела. Он был мускулистым во всех (нужных) местах. В то время как он ощупывал его, Сынён вернулся к его шее, решив оставить красноречивый след на этот раз, но Усоку было все равно. Он закрыл глаза и наслаждался тем, как это всё ощущалось, когда он протянул руку к промежности Сынёна. Он был гораздо больше, чем он предполагал, когда чувствовал его раньше, и он не был уверен, что он сможет войти в него с первой попытки. Реагируя на прикосновение, Сынён прижался к нему, сжимая, Усок слегка вздохнул. — У меня есть то, что нам нужно, в спальне, — прошептал он. — Ты уверен? — спросил он, прежде чем поцеловать его, — я не хочу причинять тебе боль. — Я не маленький мальчик, — сказал Усок. — Конечно же нет, — он расплылся в улыбке и рассмеялся. Усок хихикнул и потянул его на себя. Он любил смеяться. Он не мог смеяться ни с кем, кто не был Сынёном. До этого он был уравновешенным, неприкасаемым и чего-то хотеть, но с ним ему было комфортно. Ему хотелось подразнить его, а потом попробовать на вкус. Ему хотелось рассмешить его, а потом услышать, как он стонет, когда кончает. Ой-ой… — Ну что, хочешь я отнесу тебя на кровать? — словно прочитав его мысли, он поднялся с игривой улыбкой на лице. — Что? — Усок рассмеялся. Сынён драматично вздохнул, — Думаю, мне придется это сделать. Без дальнейших объяснений он подхватил Усока на руки и понес в спальню. — Разве я не тяжелый? — Спросил он, нервничая, боясь упасть. — Чуть-чуть, не шевелись, — процедил он. — Отпусти меня! — Нет! — Если ты меня уронишь, то я тебя убью, — крикнул Усок. — Я знаю, так что перестань двигаться! Он надулся. Он был уверен, что быть отнесенным в спальню не должно было быть так оскорбительно, будто держась за дорогую жизнь, дабы Сынён не уронил его. Но как только он упал на матрас, все снова изменилось. Он больше не был его глупым другом, который жаловался на то, что он слишком тяжелый, чтобы нести его. Он был тем новым человеком, которого Усок хотел разорвать на части. — Иди сюда, — прошептал Усок, притягивая его к себе. Он снова нашел его губы, еще более горячие и голодные, чем прежде. Он застонал и завёл руки Усоку над головой. — Так гораздо лучше, — сказал он, понизив голос. Усок улыбнулся ему в губы, — ты не позволишь мне прикоснуться к тебе? — Нет, — прошептал он. — где же она? — Верхний ящик, — сказал он, задыхаясь. Он извивался под ним, не в силах больше ждать, — поспеши. Сынён напевал, медленно, пока он полз к тумбочке, — Я же сказал, что не хочу торопиться. — Почему же? — заскулил Усок. — Потому что я люблю тебя, — сказал он, и эти слова прозвучали слишком естественно, чтобы он мог сказать их Усоку. Эти слова принадлежали другим людям. Не ему. Они не были влюблены друг в друга. Он не любил его. Он не мог так говорить. Глаза Усока расширились, и он сел, не уверенный, правильно ли расслышал. Сынён поморщился, его уши были красными, что выдавало его. О, он сказал это. — Ты что? — Мы должны остановиться, — сказал он, словно очнувшись, — мне очень жаль. Я увлекся. — Что ты сказал? — Усок подполз к нему и схватил за руку. — Ты ведь слышал меня, да? — спросил он с болью, — ты не заставишь меня снова сказать это? — Нет, если ты не хочешь, — тихо сказал он, все еще держась за него и желая этого. Он оглянулся на него с таким жалким выражением лица, словно его мир рухнул. Они оба были выбиты из толку, чтобы позволить Усоку поверить, что он мог сказать что-то подобное, — А что, если я захочу? — Скажи это, — невольно произнес Усок. — Даже если ты не сделаешь этого в ответ? — Кто сказал? — Я люблю тебя, — сказал он. — Тогда не уходи, — сказал Усок. Он повернул голову, чтобы поцеловать его и успокоить. Он не мог ответить, но хотел, потому что знал, что это так. Но что, если Сынён не это в виду? Что, если он был просто захвачен моментом? Что, если Усок, сказав это в ответ, все испортил? — Почему ты сказал этой матери, что я твой парень? — спросил он. — Потому что она странно смотрела на нас, и я запаниковал. — Ты мог бы сказать что-нибудь другое, — сказал он. — Я знаю, но я этого не делал. — Я не должен был так надеяться, но когда я увидел тебя с другими после того, как закончил работать, я не чувствовал себя виноватым или смущенным. То есть мне было стыдно, конечно, но я хотел быть рядом с тобой, и я думаю, что просто увлекся. — Остановись, — прошептал он. — Что? — Не отстраняйся от меня, — сказал Усок, — вернись. — Почему же? — Потому что я люблю тебя, — сказал он и был уверен, что говорит искренне. Это было то, что он должен был сказать, иначе он никогда не простит себя, потому что он действительно так думал, и если он будет ждать, то потеряет его, — так что возвращайся. — Хорошо, — сказал он, целуя его, — если ты завтра передумаешь, я не буду на тебя злиться. — Этого не будет, — повторил Усок одними губами, — если ты передумаешь, я никогда тебя не прощу. — Хорошо, — сказал он, улыбаясь. — Хорошо, — повторил Усок, — верхний ящик. — Ты уверен, что все ещё хочешь этого? — Я сейчас откинусь, если мы этого не сделаем, — сказал он, дрожа, и Сынён засмеялся, но «переключатель» в голове щелкнул снова, и на этот раз он был игривым, но более решительным, чем когда-либо. Он схватил смазку из ящика и бросил бутылку на кровать, чтобы они закончили раздеваться. Усок схватил его за пояс брюк и стянул их вниз ровно настолько, чтобы вытащить член, — срань господня. — А ты можешь… — Ну, если я не могу, то мне просто нужно что-то придумать. — Ммм… — сказал он, поднося его ко рту, — я не против сделать и то, и другое, но сегодня вечером позволь мне взять все под свой контроль. Усок кивнул, опьянев от него. Он хотел, чтобы он был сверху. В следующий раз они могли бы попробовать что-нибудь другое, но он жаждал его внутри себя с тех пор, как сел к нему на колени в торговом центре. Он лег на спину и раздвинул ноги, а Сынён намазал смазку на пальцы. Он скользнул одним внутрь него, целуя его, и Усок застонал, он был слишком чувствительный. Он гладил его руки, в то время как Сынён ласкал его, пока он был не готов. Сначала это было слишком туго, и он волновался, что не сможет принять его, но вместо того, чтобы оттолкнуть, он наоборот насадился сам, Сынён поцеловал Усока. Он со стоном протолкнулся вперед, и Усок выгнул спину, полностью онемев. — Всё хорошо? — Спросил Сынён, опасаясь, что может причинить ему боль. Усок не мог говорить. Все, что он мог сделать, это кивнуть и надеяться, что он его понял. Его толчки были медленными и осторожными, но при правильном движении он попал в чувствительную точку Усока, и младший вскрикнул, только поощряя его на больше. Как только Усок привык к его размеру, он начал входить глубже и быстрее, заставляя вздохи и стоны срываться с его губ. — Почему ты так хорош в этом… — сказал Усок, впиваясь ногтями ему в спину. — Тебе нравится, — сказал он ему на ухо, и это была чистейшая правда. Он был таким же уставшим, как и Усок, но единственная разница заключалась в том, что у него всё ещё были силы двигаться. — Да, — сказал он, а потом вспомнил, что Сынён любит, когда его хвалят, — это удивительное чувство. Наслаждаясь комплиментом, он ускорил темп, и Усок больше не мог говорить. Все, что он мог сделать, это кричать, пока он входил в него, и Сынён наслаждался каждой минутой. Он входил в него, приближаясь к собственному оргазму. — Кончи в меня, — взмолил Усок. — О боже, — простонал он, входя себя еще глубже. — Кончай в меня, — проворковал он, — тебе ведь так хорошо во мне. Это довело его до конца, и, сказав это вслух, Усок тоже кончил. Он погладил свой собственный член в ритме отчаянных толчков Сынёна, пока не почувствовал, что тот дрожит и кричит над ним. Собственная сперма Усока разлилась по его животу, в то время как Сынён кончил в него. Он рухнул на него сверху, задыхаясь и все еще находясь внутри него, и уткнулся лицом в шею. — О боже, — выдохнул он, целуя его в шею. Усок уставился в потолок, и ощущение медленно возвращалось к нему. Он провел пальцами по волосам Сынёна. Если они делали это в последний раз, то в этом мире не было справедливости. Он вытянул шею, чтобы поцеловать его в голову, — Это было потрясающе. Он уткнулся в него носом, — ты уверен? — Да, — пообещал он ему, — Хочу сделать это снова. — Что? — Сынён поперхнулся, — сейчас?! — Нет, — засмеялся Усок, — позже. — Хорошо, — он поцеловал его и промурлыкал, — за исключением… — Чего? — Спросил Усок. — Ты знаешь, — сказал он, покусывая его шею. — А-а-а, — простонал Усок, чувствуя, как к нему снова возвращалось возбуждение, — сначала мы должны поесть и немного привести себя в порядок, чтобы восстановить силы, но я не могу обещать, что не буду торопиться с тобой. — Не надо, — прошептал он, прежде чем поцеловать его, — у нас есть целая ночь, чтобы поиграть. — И завтра вечером, — прошептал Усок ему в губы. — И на следующий день. — И на следующий день после этого, — сказал он. Сынён поднялся и поспешил за полотенцем для Усока, который нуждался в нем больше всего. — О, и Сынён-и? — М? — сказал он, вытирая живот Усока. — Тебе обязательно возвращать костюм Санты в конце сезона? Сынён поперхнулся, — Ты, должно быть, шутишь… Усок озорно улыбнулся. — Я собираюсь рассказать всем, что у тебя есть Санта-Кинк! Усок ахнул, — Если ты скажешь им, я скажу, что у тебя был стояк, когда я сидел у тебя на коленях в торговом центре! — Ты бы этого не сделал! — Посмотрим! — Ты похотливый маленький демон, я буду драться с тобой! — О, видишь, теперь я просто спровоцирован, — сказал Усок. — тебе лучше следить за собой. — Я всем расскажу, что ты сказал какой-то даме, что я твой парень! Усок нахмурился, не желая больше играть в эту игру. — На самом деле я все равно это сделаю, — весело сказал Сынён и выбежал из комнаты, едва натянув нижнее белье. — Вернись сюда! — Воскликнул Усок, — не смей! — Я буду парнем Ким Усока! — Крикнул он из кухни с набитым ртом. — Тебе лучше не есть мою пиццу! — Крикнул Усок, натягивая штаны, — я тебя достану! — О нет! Парень Ким Усока съест всю пиццу! — Прекрати это! — Усок побежал за ним, чтобы схватить его и как-то бороться, но когда он вошел в гостиную, пара сильных рук подняла его с земли, — Эй! — Больше ничего не говори о том, ты в списке непослушных, — сказал он. — Ты что, не собираешься набить мне чулок подарками? — Да, и еще кое-что, — сказал он, прежде чем поцеловать его. И вот так Усок и Сынён провели Веселое Рождество. Это действительно было лучшее время года.