Void heart

В конце чёрного, опечатанного железными листами коридора прокатился трескучий скрип отворившейся грузной двери. От молчаливых стен ритмично отозвались послышавшийся шаги, порой звучавшие в разнобой. В проходе осталась сторожить рослая, практически достающая головой до верха дверного косяка фигура. Белый свет четко очерчивал юношеский силуэт, чуть обличая форму и особенно выделяющийся бурый шрам на половину лица; ровно как и разделённые надвое красно-белые волосы. Два вышедших силуэта коротко перебросились с ним парой-тройкой слов, и получив одобрительный кивок, двинулись вглубь коридора. Более крупная тень с ежовой макушкой вынула из кармана телефон, и что-то набрав на экране, включила фонарик, освещая чёрные стены, оканчивающиеся слабым зеленоватым светом из какого-то широкого окна и расположенной смежно ему двери с тяжёлым вентилем. Шествующая рядом со своим блондинистым спутником девушка в заранее надетом светло-розовом геройском костюме волнительно перебирала пальцы, состроив брови домиком. Во всём её на вид хрупком и ранимом образе чувствовалась сильная волна напряжения и нерешительности, от чего она, не замечая того, тихонько жалась к парню, на что он лишь молчаливо вздыхал поглубже и сильнее хмурил брови. — Ты же понимаешь, что он уже как три месяца ведёт себя мирно? — прогудел над головой шатенки твердый баритон. Та не совсем уверенно кивнула, прижав небольшой, но уже награждённый шрамом кулачок к груди. — Бакуго… а ты как думаешь… — девушка робко посмотрела на Взрывокиллера, — зачем нам сказали надеть снаряжение? Юноша бросил на неё короткий взгляд и передернул плечами. — Скорее всего, в целях безопасности. Нельзя быть ни в чём уверенным. Он может попытаться использовать причуду. — Даже не имея души? — Даже не имея души, — Бакуго хотел бы уколоть чёртову Урараку за её приставучесть, да только глянул в эти блестящие карие глаза и выпустил весь пар в высокий воротник, дважды проведя тяжёлой ладонью по её макушке. Девчонка растерянно моргнула, по-детски обрывисто вздохнув, словно вот-вот слезу пустит. — Но он ведь не стал плохим, да? Он просто… просто… — Прекращай! —достаточно тихо, чтобы ненароком ещё сильнее не надломить девушку рыкнул Кацуки. — Пришли уже. Очако, едва слова спутника достигли её слуха, тут же приставила ногу, не доходя до изливающего изумрудный свет окна. Девушка была далеко не дрожащей трусихой и остановившийся у массивной двери Бакуго это знал как никто другой. Сейчас от былой смелости и уверенности не было и следа. Юноша глянул за стекло, вновь перевёл взгляд на Урараку и невесело выдохнул. — Уверена, что готова? Я могу и сам, твоё участие здесь не так… — Нет! — шатенка выскочила вперёд протянув Бакуго руку, но вдруг, осознав свою неловкую резкость, осеклась и сбавила пыл, отвела взгляд и понизила голос. — Нет. Я хочу навестить его, обещаю, я не буду тебе мешать, правда. Кацуки пристально смотрел на Урараку, не понимая и не решаясь что-либо пытаться предпринять. Очако уже достаточно взрослая, её характер намного крепче, чем в старшей школе, но ему совсем не хотелось снова видеть эти красные мокрые глаза, пропитанные вяжущей солью; всклокоченные волосы, которых за прошедшее время выпало столько, что можно было из них сплести хороший коврик на порог. Но больше всего ему не хотелось каждый вечер возвращаться в квартиру и видеть сжавшуюся в комочек на кровати девушку, и из последних сил удерживая желание взорвать её к чертям, чтобы не мучилась, отпаивать антидепрессантами. Но эти карие, полные непоколебимой уверенности глаза всегда были его слабостью — от грёбаного фестиваля в академии, на протяжении всей их совместной, пусть пока и не особо долгой жизни. Они кнутами рассекали спину, заставляя подчиняться и падать на колени. Бакуго отвернулся к железной двери и сдавленно вздохнул, раз уже так третий. Дёрнул люк на себя и с громким скрипом открыл проход, откуда тут же пролился неоновый изумрудный поток. — Я постараюсь закончить быстрее. Герои, не особо торопясь, вошли внутрь. В дальней части помещения, в окружении проводов и светящихся трубок, был расположен механизм передачи энергии и чуть левее особо навороченный аппарат жизнеобеспечения. Бакуго остановился, и бросив короткий взгляд на свою спутницу, кивнул и скрылся в его направлении. Спустя некоторое время донесся звяк инструментов и скрип отворившийся крышки прибора. Очако невольно напряглась. Неуверенно, с отчетливым опасением глядя на освещенную тем же изумрудным оттенком ширму, и постепенно, шаг за шагом, постукивая небольшими каблучками, шатенка стала приближаться к ней, в то время как в голове больно метались самые разные мысли и чувства. Кацуки знает, едва ли не слышит, как суматошно колотится её сердце, как сбивается дыхание, когда она заходит за панель, отодвигает шторку, и взгляд её падает на прикованного к проводам Мидорию. Да, блядский Деку в который раз полез на рожон, спас жизни его и патрулировавшего вместе с ним дурака Эйджиро. Вытащил их из-под завала, защитил от волкообразного урода с причудой стирания души, а собственную шкуру сберечь не смог. Кацуки сам едва рассудок на месте сохранил, а вот хомя́чку пришлось отпаивать у себя дома. Благо, хоть узнала она об этом через третьи руки, так сказать, а не как он, всё детально в живую видела — от душераздирающих криков и конвульсий, до подключения полумертвого пацана к трубкам. Сейчас Деку с истечением трех месяцев может смотреть адекватно и видеть свою цель, хотя и соображает хуже дворовой собаки и кое-как выговаривает некоторые слова. Но, в отличие от довольно быстро оправившегося от шока Бакуго, Уравити ещё долго не подпускали к нему ни на шаг, и Кацуки держал над этим шефство. До сих пор, передергивая переключатель в щитке и подавая в трубки новую дозу лекарственного вещества, поглядывал за силуэтом девушки. А Очако бо́язно, страшно до невозможности и одновременно стыдно за свой страх. Изуку был и остаётся её лучшим другом, так почему она трясётся, как лист осины, когда он, заслышав её присутствие, распахивает свои изумрудные, неестественно горящие глаза и смотрит в её карие так внимательно, так живо?.. Она бы несомненно смутилась его полуобнажённому облику, единственной одеждой которого являются только коричневые мешковатые штаны. Но сейчас при виде всех этих светящихся трубок ей нет до этого особого дела — наоборот! — Очако осторожно касается по-прежнему твёрдого торса кончиками пальцев, даже не думая активировать причуду и всё не может глаз оторвать от зелёных огней. А когда парнишка растерянно моргает, подаётся чуть вперёд и сиплым ломающимся голосом шепчет: «Здравствуй, Урарака-сан…». Вот тогда её окончательно всю ломает. Девушка не может сдержаться и горько роняет слёзы, с трепетом поглаживая веснушчатую щёку. Бакуго слышит и видит два силуэта, непристойно льнущих друг к другу, и внутри коробит. Он знает, что Очако ему верна, запечатал в памяти её слова, но всё равно злится. И в то же время готов глотку самому себе вырвать, потому что тоже, блять, тоскует, тоже сердце сжимается от вида и голоса зануды Деку, а сделать ничего не может, потому что каждому уже известно, что причуда злодея необратима.