Love Paint (Любовь красит)

      Ханбин в своей комнате. Он ищет зарядку в карманах свитера, но вместо нее на пол падает что-то ещё.       Он наклоняется и видит черно-золотой тюбик губной помады.       Ну конечно.       Когда Ханбин нервничает, он не может найти себе места и снова и снова крутит в руках телефон, постукивает по нему беспокойными пальцами. Когда это происходит за кулисами перед выступлением, он хватает все, что плохо лежит и достаточно компактно и хорошо выглядит. Обычно это банки визажистов. Он их трогает, пока хотя бы немного не успокаивается.       И вот сегодня он не вернул на место то, что взял. Должно быть, на автомате положил помаду в карман, хотя вообще не помнил, как она попала ему в руки.       Ханбин сидит на кровати, играет с колпачком, и тишину простреливают ритмичные щелчки. Всем пацанам в группе мажут губы помадой, хотя бы для выступлений или фотосессий. Ханбин видел, что обычно стилисты-нуны подбирают ее под цвет губ. Ничего экстремально-красного, если им не надо выглядеть особенно по-дурацки.       Руки начинают двигаться сами. Ханбин думает о том, как люди вообще решают заниматься этим делом, когда дверь открывается и в комнате появляется Бобби. Он говорит хэй и закрывает ее. Потом одним движением стягивает мокрые от пота шмотки и меняет их на джинсы с майкой. Падает на чужую кровать и кладет голову на колени Ханбина.       Ханбин не успевает ответить на приветствие, когда Кимбаб спрашивает:       — Это что?       — Что? А, ну… —Ханбин раскрывает ладонь. — Это помада.       Глаза Бобби загораются любопытством.       — Где ты ее достал?       — У визажистов, —отвечает он негромко.       — Они тебе ее отдали?       Ханбин виновато прячет глаза.       Бобби драматично вздыхает.       — Ты ее стащил?       — Оно само! —Ханбин отнекивается. — Я вертел ее в руках и потом случайно положил в карман.       — Воришка! — Бобби пихает его в грудь. Тычки переходят в щекотку, Ханбин вопит и дергает руками в попытке защититься. Кимбаб пытается пропихнуть руки, повторяя: «Воришка! Подлый воришка!»       — Прекрати! —он вопит и неловко смеется одновременно. —Кимбаб, ну!       Бобби останавливается и грозит ему пальцем: «Смотри мне!».       Ханбин отходит к кровати.       — Это недоразумение! Я верну!       Бобби смотрит на него сверху вниз и мгновение спустя начинает ржать.       — Да все нормально, — говорит он, прислонившись к стене, — я знаю, что ты не вор.       Ханбин закатывает глаза, медленно расцепляет руки и тоже усаживается на кровать. Они умолкают, и Ханбин возвращается к своему занятию.       — Как они узнают цвет? Не открывают же каждый раз, — спрашивает он, указывая на обычный тюбик без каких-то опознавательных знаков.       Ханбин переворачивает помаду, и Бобби видит маленький стикер, красный кружок на задней стороне. Название оттенка напечатано крохотными белыми буковками в самом его центре.       Бобби угукает, и Ханбин открывает крышку, чтобы посмотреть, насколько цвет совпадает с описанием. Это глубокий и яркий оттенок красного.       — Думаю, они его смешивают с другими цветами, — предполагает Ханбин, хотя он конечно же не уверен, какого хрена она есть у стилистов и до сих пор нетронутая. Бобби на это пожимает плечами, мол, да, звучит логично.       Они молча пялятся на помаду какое-то время, как будто она сейчас взорвется.       Момент испорчен, когда Бобби лукаво улыбается.       — Попробуй.       У Ханбина теплеют щеки.       — Эээ…       Он про такое никогда не думал. Ему было в кайф вертеть тюбик в руках, и он действительно утащил эту помаду не потому, что хотел краситься. Он такого раньше никогда не делал. Его красили только перед камерами.       Но… В этом же нет ничего такого, правда? И как-то даже ну… Любопытно.       Никто не умрет, если он попробует.       Так ведь?       У него не остается времени на раздумья, ведь Кимбаб возбужденно шепчет:       — Ну что как, ты будешь?       Ханбин пожимает плечами.       — Типа да?       Он тянется к маленькому зеркалу на столе и поворачивает его так, чтобы видеть свое отражение, наклоняется ближе. Бобби протискивается рядом, ему тоже охота посмотреть. Из приоткрытого от нетерпения рта показываются кроличьи зубы.       Ханбин подкручивает помаду и размыкает губы. Он миллион раз видел, как это делают стилисты-нуны, это не может быть так уж сложно.       Приходится признать, что это в разы тяжелее, чем кажется. Он, как полный придурок, без всякой задней мысли обводит рот жирной цветной полосой, почти перекрывая ей всю нижнюю половину лица.       Он игнорирует ржач Кимбаба, корчит рожу и пытается убрать красное с подбородка и при этом не стереть лицо окончательно. Потом пробует снова, на этот раз более аккуратно.       Выходит далеко не идеально, но он понял, в чем прикол. Вместе с Бобби они отодвигаются от зеркала, чтобы оценить результат.       Оказывается, Ханбин с красной помадой выглядит как… Ханбин с красной помадой. Это ну… Нормально. Цвет такой… приятный. И текстура интересная — она определенно более плотная, чем у того, чем его обычно мажут, и классно-кремовая, когда он смыкает губы. Он замирает на месте, оценивая образ целиком.       Ханбин поворачивается к Бобби.       — Как тебе?       Кимбаб улыбается и прижимает подушечку пальца к его губам. Он говорит:       — Ничего так. Миленько. — Он задумчиво морщится.— Только цвет не очень, да?       Ханбин кивает.       — То ли слишком яркий, то ли что.       — Ага. Но мне все еще нравится, — заявляет Бобби. — Ты такой хорошенький.       Он быстро целует Ханбина и смеется, когда тот удивленно моргает.       Ханбин трет губы и гримасничает.       — Она какая-то липкая, — говорит он. — Текстура в смысле.— Потом поворачивается, чтобы найти в столе салфетки для снятия макияжа.       Поигрывая бровями, Кимбаб дразнится:       — Я совсем не против видеть этот лук чаще.       Ханбин легко улыбается, вытаскивает салфетку из первого ящика стола и протирает ей губы.       — Буду иметь в виду.       Закончив, он бросает мусор в корзину и смотрит в зеркало. Теперь, когда помада стерлась, его рот слегка розовый, как будто искусанный. Так ему нравится гораздо больше, чем было.       Ханбин поворачивается к Бобби, приподняв брови.       — Твоя очередь.       Кимбаб замирает, а потом его лицо освещается яркой улыбкой.       —Давай-ка сделаем это. — Он ползет по кровати, и они оказываются лицом к лицу. — Посмотрим, кто тут самая красивая принцесса.       Ханбин вздыхает.       — Ты всегда самая красивая принцесса, хен.       На этот раз Ханбин держит тюбик, как карандаш — кажется, он начинает понимать, как надо правильно— и подносит его к губам Бобби.       Все отлично, все суперкруто, все совершенно нормально — но когда помада касается губ Бобби, все идет по пизде.       Бобби тут же замирает, его дыхание убыстряется, и воздух вокруг них как будто электризуется.       Ханбин понятия не имеет, что происходит, какой такой переключатель он только что перещелкнул, но он старается максимально аккуратно нанести помаду, хотя эта внезапная нервозность передается и ему. Он немного выходит за линию нижней губы и размазывает. Бобби все это время молчит и не двигается. Совсем.       — Ну, вот, — едва слышно говорит Ханбин, защелкивая колпачок, и бросает помаду на кровать. Затем он облизывает большой палец. Бобби резко вдыхает, когда Ханбин мягко оттирает пятнышки помады у его рта, стараясь убрать все лишнее.       Закончив, Ханбин отодвигается.       Бобби смотрит на него огромными глазами. В них отражается что-то, похожее на…страх. Когда он открывает рот, его тихий голос подрагивает.       — Нормально выглядит?       Ханбин начинает:       — Это выглядит…— Он даже соврать не может. Несмотря на резковатый цвет и отсутствие другого макияжа на лице Бобби, он выглядит отлично. Внезапно эстетично. Непривычно, но на самом деле просто офигенно. — Прям нормально. — Ханбин говорит, как думает на самом деле.       Бобби нервно кивает. Ханбин показывает на зеркало на столе.       — Хочешь глянуть?       Он кивает снова. Ханбин думает, что только пару раз за все время видел Кимбаба таким чертовски испуганным, если не считать живые выступления или их ссоры между собой. И передает ему зеркало.       Бобби берет его трясущимися руками. Он смотрит на свое отражение и выглядит шокированным.       — Тебе хорошо, — пытается убедить его Ханбин, уже мысленно себя проклиная. Херовый из него помощник. И пробует снова.       —Я проебался с краями, — говорит он. — Но если ты дашь… — он пытается подобрать слова — Я могу переделать, чтобы было лучше.       Бобби с сомнением смотрит на него, будто думает, что Ханбин прикалывается, но потом склоняет голову, позволяя.       Ханбин берет еще одну салфетку. Начинать заново — тот еще опыт сам по себе. Стирая помаду с губ Бобби, он чувствует странное удовлетворение и легкое нетерпение.       На этот раз, открыв тюбик, Ханбин повторяет действия стилистов, которые красили его самого. Он прижимает палец к краю помады, и медленно ведет им по губам, прикосновение за прикосновением. Он изо всех сил концентрируется на том, чтобы сделать все, как надо, и старается не обращать внимания на то, как соприкасаются их колени и на то, какое напряжение исходит от Бобби.       Ханбин пытается делать так, чтобы очертания были не таким разъебанными, ведет более четкую линию по собственным очень красивым отпечаткам на его губах. Потом он берет салфетку и складывает ее уголком, чтобы провести по краям.       Наконец, он трет большим пальцем по изнанке губ Бобби, чтобы подкрасить ещё. Бобби молча открывает рот.       Ханбин отступает и, наконец, выдыхает. Кажется, в первый раз с начала всего этого безумия.       Такое чувство, что Бобби все еще не дышит. И кажется, хочет провалиться сквозь землю. Но с ума можно сойти, как красиво он выглядит. Ханбина распирает гордость оттого, как хорошо у него получилось в этот раз: наслоенный, цвет выглядит так сочно и соблазнительно, что немедленно хочется к нему прикоснуться.       Ханбин будто со стороны отмечает, что Кимбаба, кажется, красили пару раз цветной помадой то ли по «важным» случаям, то ли для того, чтобы подчеркнуть что-то, и не может поверить, что не помнит каждый чертов момент.       — Так, ладно, — говорит Ханбин. — Глянь. — Он хватает и поднимает зеркало, почти уверенный, что сейчас Бобби его не удержит.       Бобби видит себя, и его лицо моментом окрашивается под цвет губ. Он крепко зажмуривается и отворачивается.       Ханбин понимает, что это важный момент. Все, что происходит сейчас, как ни странно, действительно важно для Бобби. Ханбин набирается смелости, чтобы сказать все, что думает.       — Хен, — говорит он. — Ты такой красивый.       Бобби перестает дышать. Он снова открывает глаза, чтобы взглянуть на Ханбина. Его алый рот приоткрывается, Ханбин почти слышит это «Правда?», но он не произносит ни звука.       — Это невероятно красиво, — отвечает Ханбин. — Ты выглядишь потрясающе.       Наконец, смущение отступает, и спокойствие появляется в выражении его лица.       Ханбин не спеша кладет зеркало обратно на стол. Ему нужно подумать.       Почти всегда, особенно когда дело касалось постели, и до того, как они стали парой, да и сейчас, Бобби был ведущим. Это было комфортно для них обоих, и Ханбину это нравится, но он прекрасно помнит, как однажды перехватил инициативу, припер Бобби к стене и терся об него, пока они оба не кончили. Он помнит его радостное возбуждение, его неподдельный восторг и то, как быстро он принял такие правила игры.       Теперь все совсем иначе.       Прямо сейчас Бобби нужен Ханбин.       — Дживона, — Ханбин прерывает молчание, и Бобби впивается в него взглядом. — Подойди.       Избегая зрительного контакта, Бобби нетвердо шагает вперед, пока не садится на колени Ханбина, оседлав его. Прежде он никогда не садился так, и Ханбин будто со стороны отмечает, как эта поза его заводит.       — Поцелуй меня, — говорит Ханбин.       Бобби сгорает со стыда, но наклоняется и прижимается губами к чужим губам, быстро и нерешительно, буквально на долю секунды.       Ханбин кивает.       — Хорошо, — говорит он, — Но я думаю, что ты можешь лучше.       Переборовший нерешительность Бобби сначала смотрит недоверчиво, а потом смелеет.       Второй поцелуй не такой робкий, в нем есть напор и он длится пару секунд.       Когда они отрываются друг от друга, Ханбину очень хочется почувствовать вкус помады у себя во рту.       — Вот это было прям четенько, — шепчет он ему в губы.       Кимбаб на это стискивает цепкими пальцами рукава его кофты.       —Ханбина, — зовет он. Ханбин кивает, поощряя.— У меня стоит, — беспомощно шепчет он.       Блядь. Ханбин дотрагивается до его челюсти, легко касается пальцем упрямого изгиба его бархатно-алой нижней губы.       — Я помогу тебе, — говорит он, успокаивая. Незнакомая волна уверенности накрывает его. Он помнит, как Бобби в таких случаях говорит с ним самим. «Я позабочусь о тебе, да?».       И Бобби медленно кивает в ответ.       — Так. Окей. — Одну руку Ханбин оставляет на лице Бобби, а другой ведет к ширинке его штанов. Бобби потряхивает. Ханбин может чувствовать биение его сердца так четко, будто оно грохает между его собственных ребер. Он продолжает касаться губ Бобби, надеясь отвлечь и успокоить.       Когда Ханбин расстегивает ему штаны и смотрит вниз, то видит темное влажное пятнышко на трусах Бобби в том месте, где они обтягивают его член. И ебаное все, он совершенно точно не шутил, когда сказал, что у него стоит. Его член буквально сочится смазкой.       — Тебя все это так завело, — мягко произносит Ханбин. Он забирается одной рукой под майку Бобби и легко царапает его пресс, задевая щекотное местечко у ребер. Кимбаб вздрагивает.       — Вот это. Давай, —Ханбин дергает майку, и Бобби слушается, явно нервничая. У него никогда прежде не было проблем с тем, чтобы посветить телом, но теперь Ханбин замечает, как он горбится, будто пытается спрятаться. И, боженька на небесах, сейчас он выглядит еще более потрясающе — вот так, с помадой и без майки.       — Идеально, — хвалит Ханбин. Нижняя губа великолепного рта подрагивает. Бобби обнимает Ханбина за шею и держится так крепко, будто от этого зависит его жизнь. И Ханбин приходит к выводу, что ему это охренеть как нравится — руки Ким Дживона вокруг его шеи, сам Ким Дживон у него на коленях, такой дрожащий и как будто даже трогательный.       — Я… — Бобби прижимается еще ближе, впиваясь пальцами в рукава ханбиновой кофты, — Я хочу…       Ханбин возвращает ладонь на член Бобби и кладет ее прямо поверх трусов. Потом легко сжимает пальцы и спрашивает: «Этого?». Бобби согласно стонет в ответ.       Осмелев, Ханбин просовывает руку ему в трусы.       — И ты хочешь быть красивым, — шепчет Ханбин. — Так ведь?       Ответное тихое «Да» рассыпается, когда Ханбин берет его член в руку.       — Ты уже, — он в восторге от того, какой Бобби отзывчивый. — Ты прекрасный.       Бобби толкается в его кулак, встречая ответные движения, и смазки на пальцах Ханбина становится еще больше.       Ханбин дрочит ему, не спеша, плотно сжимая, пока они не находят общий ритм, но потом Бобби больше двигается вперед, и его бедра сталкиваются с бедрами Ханбина. И Ханбин понимает, насколько возбужден, когда член болезненно дергается, неудобно сжатый дурацкими штанами. С каждым тяжелым вздохом Бобби он заводится все больше и больше, пока его дыхание не становится таким же загнанным.       — Черт, — Ханбин задыхается, прижимаясь лбом к его лбу. — Мне нужно… Я хочу испортить этот идеальный рот.       Бобби хнычет. Он умоляет:       — Пожалуйста.       Ханбин пропихивает палец в его рот, и Бобби тут же начинает его сосать, как будто только этого и хотел. От одной мысли о том, что возможно так и было, Ханбин едва сдерживает стон.       Бобби с сожалением выпускает палец Ханбина, прикусывая его напоследок. Ханбин пачкает его помадой с нижней губы, оставляя на челюсти неаккуратный румянец, и очень хочет сфотографировать его прямо сейчас.       — Какой же ты красивый, — повторяет он на выдохе и прижимается к размазанным губам. Бобби вздрагивает снова. Ханбин двигает рукой быстрее.       — Поцелуй меня, — шепчет Ханбин едва слышно. — По-настоящему. Ну же, детка.       Это слово очень легко оказывается на языке — Ханбин никогда не использовал его, это слово Бобби, но оно явно заводит его, потому что он стонет и подается вперед. Бобби глубоко целует Ханбина, пихает язык ему в рот, и его бедра рвано двигаются ему навстречу.       Разорвав поцелуй, Бобби выглядит горячо: он растрепан, ему не хватает дыхания, у него огромные зрачки и помада размазана по всему рту и нижней части лица. Ханбин будто в трансе — он понимает, что должен выглядеть примерно так же с этой размазанной вокруг рта помадой.       Бобби его даже не трогал, а Ханбину кажется, что его не хватит надолго. Он сжимает член Бобби и знает, что он тоже на пределе.       — Хочешь кончить? — спрашивает он.       — Да, да, — Бобби частит.       Ханбин сжимает его крепче.       — Да?       Бобби подается вперед и с трудом выдыхает в чужие губы:       — Да.       — Попроси, — требует Ханбин.       Бобби делает глубокий вдох, выдох, потом ещё раз, старается взять себя в руки и сфокусироваться на том, что ему сказали. Ему удается совладать с собой.       — Позволь мне кончить.       Он пытается отшатнуться, когда Ханбин сжимает его так, что это почти больно.       — Кончить и что?       — Пожалуйста. — Умоляет Бобби. — Дай мне кончить, пожалуйста.       Ханбин выжидает еще один невероятно долгий момент, трогая его член, и наблюдает, как Бобби извивается в его руках. Затем он произносит.       — Трахай мой кулак, пока не кончишь.       Бобби подчиняется мгновенно, он послушно делает так, как ему сказали, так быстро, что Ханбин почти теряет голову, он отчаянно толкается в его кулак. Когда Ханбин чуть сильнее сжимает ладонь, Бобби замирает, и Ханбин видит, что он будто с ума сошел.       Бобби жарко стонет, когда кончает, так бешено и потрясающе-полно, он прикусывает многострадальную нижнюю губу и крепко обнимает Ханбина за шею. Он пачкает белым его руку кофту и свой собственный живот. Опускает голову на плечо Ханбина, чтобы перевести дыхание. Ханбин прижимает его ближе и сам держится, ласкает пальцами его влажный затылок.       Бобби чуть отодвигается и выдыхает.       — Я хочу, чтобы ты кончил. Я хочу сделать так, чтобы ты кончил, прошу, пожалуйста, дай мне.       Господь.       — Да, — и Бобби торопливо размыкает объятия и стекает вниз, пока не ложится в ногах Ханбина, и стягивает с него штаны.       Ханбин испытывает облегчение, когда его выпутывают из одежды, он охает, когда холодный воздух касается горячей кожи его члена, и стонет, когда Бобби берет его в рот.       Он знает, что не продержится долго, когда Бобби сосет его член, его рот горячий и влажный. Он не может не двигать бедрами, и Бобби сглатывает, так что Ханбин издает какой-то хныкающий звук и смотрит вниз.       Вид Бобби, который не понимает, что происходит, с размазанной помадой и влажными от пота волосами, который жадно принимает член Ханбина, и то, как он пристально смотрит на него все это время, толкает Ханбина за край. Он со стоном кончает в рот Бобби, удерживая его за волосы, его бедра подрагивают.       Бобби отстраняется и оказывается на кровати. Ханбин тянет его на себя, чтобы лег сверху, их тела крепко прижимаются друг к другу. Бобби наползает на Ханбина так, чтобы их лица оказались очень близко, но останавливается на середине движения, внезапно смутившись.       — Поцелуй меня? — спрашивает он тихо, как будто Ханбин может ему отказать, и выглядит при этом совершенно очаровательно.       Ханбин притягивает его к себе и тепло и глубоко целует, и Бобби обмякает в его руках. Когда они отстраняются друг от друга, Кимбаб смотрит на него с таким потрясенным выражением лица, будто обкурился.       Ханбин прочищает горло.       — Я верну помаду обратно. — Ему до странности неловко говорить об этом, учитывая, чем они только что занимались, но он хочет сделать это для Бобби. — Но тогда надо убедиться, что у нас тут есть… кое-что. — Ханбин обнимает его. — Никакого воровства, обещаю.       Глаза Бобби округляются, он кусает губу и кивает в ответ. Волосы падают ему на глаза, и Ханбин сам зачесывает их назад.       — Кто тут самая красивая принцесса? — едва слышно дразнит, и Бобби смеется, он смущен, он счастлив и самую чуточку горд собой.       — Я, — он устраивается на груди Ханбина и закрывает глаза.       Ханбин улыбается. — Именно. — Он снова трогает его губы, когда Бобби засыпает. — Ты.