Часть 1
27 декабря 2019 г. в 20:31
Даша Сизова отличница и староста, у неё смуглая кожа, крепкие руки и едва заметные веснушки. Дома Даша помогает родителям: стирает-убирает-готовит, а в школе — своим горе-одноклассникам: наставляет их на путь истинный, не даёт списывать, следит за тем, чтобы не прогуливали, и, если надо, отчитывает. Домашние задания Даша делает тщательно и усердно, рубашки и юбки отутюживает старательно и аккуратно, косу заплетает ровно и туго. У Даши нет друзей, а ещё многие считают её чересчур холодной и неприступной, но дело только в том, что Даша умеет постоять за себя, не переносит грубость и твёрдо охраняет свои личные границы.
В общем и целом, Даша считает себя хорошей и ответственной девочкой, какой и следует быть. А потом вдруг — Дима. Ввалился в её тихую, размеренную, правильную жизнь.
***
Новенький. С первого же взгляда первого сентября Даша поняла — новенький тот ещё оболтус и ей придётся за ним присматривать. Раздражало в новеньком всё: и то, что пришёл на официальное торжество в джинсах и кожаной куртке, и лохматые волосы по плечи, и идиотская улыбка во всё лицо. Вон, уже прибился к компании наиболее сомнительных учеников школы, с которыми Даша никогда бы не стала общаться, потому что они, во-первых, безответственно относятся к учёбе, во-вторых, курят и пьют (и, может быть, употребляют вещи и похуже), в-третьих, очень неприлично проводят своё свободное время (какие только до Даши не доходили сплетни об этих историях с этих «вписок» и о том, какие непотребства там происходят).
На линейке одноклассницы обсуждали новенького, оказалось, кто-то с ним уже знаком. Даша держала спину прямо, сдержанно улыбалась и пыталась не подавать виду, что её заинтересовала трескотня девчонок. Говорили и о том, почему именно новенький перевёлся в другую школу.
— Наташа училась с ним в одной параллели, она рассказывала, что…
Даша прислушалась.
— …на дискотеку?
— Ага, несколько бутылок…
К микрофону подошла бойкая директриса и начала речь так позитивно и громко, что Даше пришлось напрячь слух, чтобы уловить остатки разговора.
— … а там не сок. Споил всю параллель!
— Да ладно!
— Я ж говорю, Наташа рассказывала. Скандал был!
— Н-да, теперь понятно. Надеюсь, из-за него дискотеки будут повеселее…
Даша поджала губы, мысленно отчитала себя за подслушивание и излишнее любопытство и попыталась сосредоточиться на праздничной речи. Не получалось.
— Какой всё-таки красивый!
Таким образом новенький (как она узнала позже — Дима Черны́х) сразу же был занесён в список «плохих» людей. Ох, сколько же хлопот он, должно быть, доставит! Но ничего, Даша крепкая, строгая и упрямая — она и с таким справится.
***
Как и ожидалось, учился Дима плохо. У доски кривлялся, на контрольных списывал, правда, учителям не дерзил и дебоши пока не устраивал. Вёл себя в основном как клоун.
В начале октября объявили субботник. Стояла приятная, красивая осень, с солнцем и сухими, шуршащими листьями. Одноклассники всегда собирались на субботники неохотно, а на этот раз Даша ожидала ещё и подлянку от Димы. Наверняка подговорит мальчишек прогулять, не царское же это дело, граблями ковырять листья.
Но Дима пришёл. Первый. С дополнительной парой перчаток, с привычной глупой улыбочкой и глупыми шуточками. Дурачился, выворачивался перед всеми, но свою работу выполнил. Даже помог потом найти недостающую метлу — кто-то бросил её у забора и ушёл. Даша поджала губы, придирчиво оглядела Диму сверху-донизу и коротко бросила «спасибо». Дима шутливо сделал реверанс и ушёл. А Даше пришлось немного поразмышлять на досуге.
В конце четверти, после оглашения оценок, класс обязательно прибирался в родном кабинете, и Даша отметила, с каким старанием Дима отковыривал жвачки от парт. А когда Петров захихикал над начирканным «Алиса шлюха» и сказал, что правду можно не отмывать, Дима дал ему полный презрения подзатыльник.
Но в то же время Дима всё ещё часто пропускал уроки, паясничал, читая наизусть стихи, пинал ногой волейбольный мяч и на переменах бегал курить за школой.
***
Однажды в начале ноября, после уроков, они остались в классе наедине. Даша доделывала работу за дежурных, которые при первой же возможности убежали домой, — вытирала с доски, а Дима, задержавшийся у Ларисы Дмитриевны из-за двойки по биологии, неспешно переворачивал стулья. В коридорах было тихо, за окном подвывал ветер, где-то шумела вёдрами уборщица.
Даша натирала доску с особой тщательностью, потому что… потому что сомневалась и немного стеснялась (и сразу же ругала себя за это ниоткуда взявшееся ненужное стеснение). Дима уже перестал громыхать стульями, они вот-вот разойдутся по домам, а Даша всё ещё стоит лицом к идеально чистой зелёной доске и не может решиться. Какая ерунда!
— Дима, я у тебя давно узнать хотела, — холодно отчеканила она, гипнотизируя тряпку в руке. — А почему ты в другую школу перевёлся? А то столько слухов ходит…
— А, так мы переехали просто.
— А-а-а, всего навсего… — Даша прикусила губу. Стыдно. Стыдно, что поверила глупым сплетням и предвзято отнеслась к человеку, когда как на самом деле оказалось, что он… вполне себе терпимый. Со своими грехами, конечно, но терпимый.
— А что за слухи?
— Ну, говорят разное. Что ты на школьном празднике споил всю параллель.
Дима засмеялся.
— Всю параллель! Да нас с пацанами пятеро было, кому предлагали, в основном, отказывались. Настучали и нам влетело…
— Если попробуешь пронести что-нибудь у нас, я лично отведу тебя за руку к директору.
— Не волнуйся, ради тебя ничего не пронесу. Разве что в себе.
Голос у Димы был весёлый, и Даша не могла понять, извлёк ли Дима урок из случившегося или нет. В любом случае, своё мнение она ему прямо высказала. Если он считает, что она будет его покрывать, он ошибается. С какой вообще стати ей его покрывать? И ещё «ради тебя». Очередная глупость? Насмешка? Одолжение?
Даша наконец отложила тряпку в сторону и повернулась к собеседнику.
— А ты не скучаешь по своему классу? — вырвалось у неё.
— Да нет. Нет. Не особо.
Дима отвёл взгляд, его вечная приклеенная улыбка слегка потускнела. Может, у него в своей школе были плохие отношения с одноклассниками? Дашу даже кольнула жалость. Хотя, так ему и надо, с таким-то образом жизни.
— Мне и у вас хорошо. Тем более, я уже здесь нашёл себе друзей.
«Знаю, каких друзей ты нашёл, — подумала Даша. — Которые курят! И пьют! И плохо учатся! И плохо себя ведут! И ты такой же, даже не смотря на то, что общаешься сейчас со мной и ведёшь себя хорошо по отношению к другим. Ты смешной и безответственный. Тебя не спасёт даже твоя внешность. Оболтус и клоун».
Такой вердикт поставила Даша и в этот раз. Мысль о внешности впервые закралась в голову, но мысль такая мизерная и поверхностная, что Даша её даже не заметила.
— Ты закончила? Пошли?
Что? Он что, всё это время ждал её? И он предлагает пойти домой… вместе?! Она открыла рот, потом захлопнула, и только потом ответила, заулыбавшись:
— Пошли!
По пути к двери она врезалась в парту.
С тех пор Даша стала замечать Диму возле себя гораздо чаще.
***
В декабре Даша вызвалась быть Снегурочкой на Новом году у младшеклассников. Она сразу же вызубрила текст, на репетиции ходила исправно. На самом деле работы было немного, но Даша везде суетилась и держала всё под своим контролем: руководила остальными участниками праздника (и журила их за недостаточно серьёзное отношение к своим обязанностям. «Может, они и дети, но они не глупые и хорошего праздника заслуживают!» — говорила она), помогала подбирать музыку и украшать актовый зал, и согласилась вырезать снежинки.
Оказалось, что Дедом Морозом будет Дима Черных. Также оказалось, что Дима прирождённый театрал, текст если не знал наизусть, то мог умело сымпровизировать, дедушку отыгрывал легко и с душой. Дима тоже старался везде влезть, хотя влезал он не с помощью, а со своими шуточками. Опять дурачился, всех веселил и отвлекал, и атмосфера на репетициях была такой дружелюбной и позитивной, что Даша не могла на него ругаться и поддавалась всеобщему настроению.
Дима напросился помогать Даше со снежинками. Она поначалу отнеслась с сомнением к предложению, но снежинки Дима вырезал аккуратные, красивые и ажурные, так что Даша не стала сопротивляться. А ещё с ним было веселее: Дима попутно рассказывал истории из жизни, да так интересно, так задорно и живо, что Даша смеялась до боли в боку и даже не обращала внимания на проскальзывающие грубые выражения или не всегда приличное содержание историй.
Несмотря на все опасения, которые раньше вызывал новичок, сейчас Даше доставляло особенное удовольствие, что все остальные девочки так подобострастно смотрели на Диму, а Дима сидит сейчас с ней, с Дашей, с отличницей, со старостой, с «занудой» и «серой мышкой»…
Даша не заметила, как при виде Димы автоматически стала улыбаться широко и радостно. Дима, конечно, типичный экстраверт, общался со всем классом, или даже со всей школой, разом, но Даше казалось, что с ней он общается как-то отдельно от остальных, по-особенному. Они, наверное, друзья. Это радовало. И льстило.
***
А потом с Дашей начали происходить ужасающие вещи. Они свалились на её голову резко, все сразу, что она даже не успела вздохнуть перед тем как пойти на дно.
Началось с того, что Даша, почему-то, стала гораздо более внимательно оглядывать себя в зеркале перед выходом. Она считала себя аккуратной и чистоплотной, но всё равно пыталась посмотреть на себя со стороны. Хмурилась, злилась и могла нарочно оставить неряшливо торчащий из-под юбки край рубашки или небольшой петух в косе, просто чтобы доказать самой себе, что она не старается выглядеть идеально. Идеально для кого-нибудь.
Даша вдруг осознала, что, приветствуя, Дима приобнимает её за плечи (впрочем, как и всех остальных подруг). А ещё, что иногда Дима касается её — совершенно легонько, без намёков, по-дружески, но каждый раз, абсолютно каждый в кожу впивались колючие мурашки и душили. Однажды Дима попросил у неё ручку на уроке, и, когда Даша ручку передавала, их пальцы соприкоснулись. Соприкоснулись, наверное, всего на одно единственное мгновение, но Даша вспыхнула, вздрогнула и ещё минут пять не могла сосредоточиться на задании, слишком много думая о Диминых руках и о том, какие сильные мурашки они могут вызвать. Необыкновенные, неизвестные, неопределяемые чувства (и от того так остро ощущаемые, как будто что-то инородное и чужое внутри, как какая-нибудь мешающая и болезненная заноза, которую необходимо вытащить) пугали, и Даша обещала себе больше никогда не приближаться к Диме так близко, чтобы он мог до неё дотянуться. При этом Даша ни с того ни с сего стала носить блузку без рукавов.
Даша не заметила, как вдруг стала просыпаться каждый день с мыслью о том, прогуляет Дима школу сегодня или нет. А в школе цепко осматривала бушующее море из людей, пытаясь найти ту самую куртку, ту самую лохматую макушку, готовясь улыбнуться в ответ на привычную улыбку. Даша как будто начала сходить с ума, ведь все её мысли неизменно приходили к одному и к тому же — к Диме Черных. Теперь даже стоя у доски Даша не чувствовала себя уверенно и важно, ведь она думала не о решении задач и даже не об оценке, а о том, что Дима сидит на последней парте и смотрит на неё. Наверное, смотрит. Хотелось бы, чтобы смотрел. Хотелось ли?
Каждый день вдруг превратился в испытание: необходимо смотреть Диме в глаза как обычно, улыбаться как обычно, не пытаться искать в каждом-каждом слове Димы подсмыслы и, самое главное, хранить всё глубоко-глубоко внутри, чтобы никто ничего не заметил. Это «всё» было чем-то новым, странным, непривычным. Даша не могла понять, что с ней творится и это не нравилось и бесило.
***
Она догадывалась по обрывкам разговоров, по внешнему виду своих одноклассниц, какой жизнью живут её сверстники. Она слышала, о чём они говорят, и ей было стыдно за них. Она слышала, как они говорят об отношениях, об этом интимном сокровище, которое они выносили на всеобщее обозрение со всеми гадкими подробностями. Даша не могла позволить себе провалиться в ту же яму. Даша не хотела в своей жизни этих подробностей.
Однажды на физкультуре Диме стало так жарко, что он стянул с себя майку. Даша очнулась только когда в неё кто-то врезался. А после урока в голове застрял только один навязчивый и постыдный образ: голый торс Димы Черных. Плечи, ключица, пресс, полоса тёмных волос, спускающихся вниз. Даша больно-больно кусает губы, идёт в туалет и умывается ледяной водой. Стыдится смотреть на себя в зеркало, закрывает лицо руками.
Это не похоже на милые романтические покалывания влюблённости, о которых Даша читала в книжках. Это не были бабочки в животе, это не было мило и легко, это было, было… что-то постыдное. Что-то неправильное. Абсолютно не то, что должна чувствовать такая ответственная, хладнокровная, старательная, правильная девочка, как Даша.
Даша пугалась и винила себя. Даша ненавидела себя за то, что ей было интересно. За то, что ей хотелось прислушиваться к разговорам сверстниц. За то, что ей не хотелось отворачиваться во время постельных сцен в фильмах. За то, что она чувствовала, как тянет там, внизу, из-за мыслей о Диме.
Даша в тоске, вязкой печали и каком-то спонтанном желании гипнотизировала страничку Димы раз за разом, раз за разом. Ругая себя на чём свет стоит, но продолжая как бы исподтишка, как будто совершая преступление, — ласкать курсором улыбчивую аватарку. Интересно, что Дима чувствует к ней, такой милый и дружелюбный. Но Дима дружелюбный со всеми. Или с ней — по-особенному? Вокруг него всегда вьётся стайка девчонок, готовых вешаться ему на шею, девчонок, гораздо более привлекательных, гораздо более открытых, чем Даша, так зачем она ему? Тем более, каким бы Дима не казался теперь, он такой же, такой же как все, Даша прекрасно знает, с кем Дима общается и как проводит свободное время — он сам любил рассказывать про его вечные пьяные похождения по чужим квартирам. И, наверняка, по чужим кроватям. А что если бы Дима с ней… Если бы Дима её… Интересно, какого это — чувствовать. Чувствовать физически.
Внутри бурлило непонятное и обжигающе горячее. Хотелось плакать от презрения к себе. От интереса и желания.
Стал бы Дима общаться с ней дальше, зная, какие мысли навязчиво жужжат у неё в голове? Он бы осуждающе отвернулся от неё? Или наоборот, заинтересовался ещё больше? Может, ему только этого и надо. Даша изучает своё нагое тело в зеркале, хмурится, прикусывает губу. Нет. С ней никому не будет надо. Она стыдливо одевается, отвернувшись от отражения.
Стыд. Всё что она чувствует — грёбаный стыд.
***
— Даш, тебе это не понравится, но…
Даша вздрагивает и растерянно оборачивается: Дима появился за спиной слишком резко, слишком неожиданно. Даша мечтала о нём сейчас. Нервно кусая губы, чувствуя неловкость, но — мечтала, уставившись в одну точку, бессознательно постукивая карандашом, а тут сам Дима взял и появился перед ней, всё смешалось, и Даша тупо уставилась на парня, пытаясь очнуться от сладкого наваждения.
— … так что я не сделал домашку. Дашь списать? Пожа-а-а-а-а-а-алуйста.
Надул губы, раскрыл глаза, пытаясь сделать милую мордашку, как у котёнка. Смешной, милый, красивый. Желанный. Обхватить бы сейчас его лицо ладонями и притянуть к себе.
Пытаясь скрыть свои постыдные мысли, Даша даже не заметила, как только что перешагнула через свои принципы.
— Ладно, дам. Только больше никому не давай списывать, хорошо?
— Договорились!
Может, от Даши ему нужна только домашка или он втирается к ней в доверие, чтобы она потом прикрывала его проступки. Возможно, перед ней только играют в дружелюбие, а за спиной, как все, обсуждают, какая Даша по-скучному правильная, холодная и заносчивая. Вот только Даша уже совсем-совсем не правильная. И даже не холодная. У Даши в внутри бурлит, взрывается, кипит и по-приятному болезненно тянет. Ей стыдно. И лучше бы Даша оставалась одна и ни черта не чувствовала.