Пророчества нет

Плащ тяжелой отсыревающей тряпкой лежал на плечах. Мокрый песок неприятно расползался под ботинками. Волна набежала на край Васильевского острова, почти касаясь подошвы. Мы будем жить с тобой на берегу, отгородившись высоченной дамбой от континента, в небольшом кругу, сооруженном самодельной лампой. Волна ушла. Лицо мужчины в черном исказилось никому неизвестными эмоциями. Он вытащил из мутной воды ракушку. И залюбовался на перламутр. Еще волна. Мы будем в карты воевать с тобой и слушать, как безумствует прибой, покашливать, вздыхая неприметно, при слишком сильных дуновеньях ветра. Я буду стар, а ты — ты молода. Но выйдет так, как учат пионеры, что счет пойдет на дни — не на года, — оставшиеся нам до новой эры. Отбой. Нева сочится холодом через новые ботинки. Мужчина аккуратно кладет ракушку в карман. Садится на один из бетонных блоков, разбросанных вокруг. Переплетает пальцы. Брови сдавливают переносицу. А губы царапает о зубы. Больно. Снова волна. Придет зима, безжалостно крутя осоку нашей кровли деревянной. И если мы произведем дитя, то назовем Андреем или Анной. В глазах отражается как мутная вода возвращается восвояси. Мужчина буквально вбивает мыс ботинка в песок. Удар за ударом. Почему все так? Мы будем в карты воевать, и вот нас вместе с козырями отнесет от берега извилистость отлива. И наш ребенок будет молчаливо смотреть, не понимая ничего, как мотылек колотится о лампу, когда настанет время для него обратно перебраться через дамбу. Мысль об их ребенке вызывает кратковременную улыбку. Лезет в карман за ракушкой. Ветер усиливается, а с ним и волны. Не может поверить своим глазам. В ладони только пыль. Пыль. Содрогается в груди. Пытается отряхнуть руки. Сгибается пополам. К коленям. Закрываясь локтями и рукавами. Последняя накатывающая волна уже напополам с его криком.