She's a killer Queen
Gunpowder, gelatin,
Фредди по-кошачьему вытянулся около Брайана, практически распластавшись по его груди, взглянул на него полными обожания очами, и так же незаметно вынырнул обратно, вызвав одобрительный рокот толпы, визжащей от его грациозных движений. Мэй улыбнулся, и подмигнул зрителям, замерев на секунду, чтобы тут же закрыться от Меркьюри любимой струнной красавицей.Dynamite with a laser beam
Guaranteed to blow your mind,
Кураж нес его дальше, и Фредди, словно птичка, порхнул к барабанам. Роджер, схвативший половину микрофонной стойки из Фреддиных рук, шало улыбнулся и бесстрашно кинул ее обратно отошедшему в сторонку Меркьюри.Anytime…
И лишь в левом уголке дощатой сцены было тихо, и раздавалась лишь четкая, ритмичная басовая линия. Фредди не решался подойти сюда ближе, но толпа бушевала, требуя продолжения действа, желая видеть их всех, пожирала глазами каждого, кто исполнял сейчас эту чудесную, так подходящую группе песню. Ну же, солнце, посмотри на меня. Да, здесь толпа, но она любит тебя. Не бойся ее, они тебя не тронут, а если тронут — я их всех уничтожу к чертям. Я с тобой, даже если заигрываю с Брайаном, или пристаю к Роджеру, даже если отдаюсь толпе, я с тобой. Это все игра, это не по-настоящему! Ну же, подними голову, малыш, давай… Джон, простоявший в уголке почти все отведенное им время, даже не шелохнулся, когда Фредди случайно задел его бедром. Лишь головка грифа выдала волнение, качнувшись чуть сильнее, и мазнула басом невпопад. Толпа бы не заметила, но не Фредди… Дикки распахнул глаза, уставившись в одну точку, и сомкнул губы, будто от боли или судороги, заставив Фредди внепланово скользнуть по себе взглядом. Ты боишься их, я это вижу, я знаю это по себе, словно не ты сегодня первый раз стоишь на сцене. Ну же, вспомни, что я говорил тебе вчера, будь смелее, улыбнись! Словно телепат, Джон поднимает голову, и пронзает Фредди взглядом, отчаянно кричащем о помощи. Фредди улыбается ему, призывая ответить тем же, и в ту же секунду зал взрывается в аплодисментах. Медленно загорающийся свет и последний звук гитары выхватывают из темноты смущенную, почти боязливую улыбку Джона. У них есть десять минут, в которые, кажется, нужно уместить вечность.***
Толпа кричит, не желая расставаться, но Роджер первый сходит со сцены, открывая путь остальным. Джон, покинувший ее вслед за Фредди, пытается скрыться в темно-синих кулисах, но его резво перехватывают смуглые волосатые руки, судорожно обнимая и не давая отступить от себя ни шагу. — Ты умница, дорогуша, я ведь говорил тебе это? — улыбается Меркьюри, обнажая зубы, но Джон не хочет смотреть на него сейчас: он дрожит, ему холодно и хочется подальше отсюда, с глаз долой... Легкий кивок кудрявой шевелюрой — но Фредди знает, что за этим стоит. — Не смей хандрить, слышишь? Все хорошо, Дикки, в-с-е х-о-р-о-ш-о! Добрые черные глаза смотрят на него непозволительно открыто. Невозможно долго. Преступно горячо… Это все еще дружба? Но думать об этом сейчас нет никаких сил. Им нужно доиграть концерт, отдаться публике на милость, но если Фредди делает это легко, почти, как живет, то для Дикки происходящее — как диплом, который он защитил месяц назад. Руки бессильно опускаются, словно сцена отняла последние силы, и он уже не знает, сможет ли вернуться обратно… — Я не знаю, Фредди… — глаза почти намокли, но Джон держался молодцом. Только Фредди увидел его страх, и только ему он может сказать вслух, что беспокоит мятущуюся от страха душу. — Они… Они так смотрят, я так не могу, понимаешь? Я не… — Неправда! — яростно замотал головой Фред, будто чувствуя, что он хочет сейчас сказать. — …рожден для сцены, — почти опустив голову, продолжил Дикки, — Я не тот, кто вам нужен! — Нет, — шепчет ему в ухо Меркьюри, еще сильнее прижимая к себе. — Это не ты, Джон, говоришь сейчас со мной. Это твой страх, он повелевает тобой, но мы его прогоним, слышишь? Дикки, Дикки… Горячее дыхание обжигает шею, не привыкшую к восточным ноткам его парфюма, и по телу мгновенно пробегает зыбкая волна мурашек. Это всего лишь страх, говорит ему Фредди. — Ты великолепно играешь, — продолжают накалять пространство бархатистые губы, — Ты самый лучший басист из всех, кого я когда-либо видел. И наш успех, эта ревущая от восторга толпа – это и твой успех, Дикки… Чужое сердце, словно маятник, разгоняется в ударах на максимум, и Джон слышит его так же чутко, как свое собственное. — Запомни, милый, целое всегда больше, чем сумма его частей. И ты, и я, и Брай с Роджером – это все целое, без тебя нет нас, а без нас — тебя. Твоя игра важна для нас, без нее у нас ничего не получится. А раз получилось, значит, в этом есть и твоя заслуга, понимаешь? Джон будто кожей чувствовал искренность этих слов. Только Фредди знал все его страхи, даже если Джон не говорил о них вслух, только ему он мог довериться, и только он смог бы растопить этот лед неверия в себя, сковывающий каждое движение Дикки, каждый басовый рифф, каждый его взгляд в толпу и на самого себя… Это всего лишь страх, а страхам в «Queen» не место. — Да, я понимаю, Фредди, — как зачарованный, произнес Джон, только сейчас почувствовав, как на его талию легли чужие руки. — Что ты понимаешь? — бархатистые губы еле заметно куснули ухо, скрытое под копной рыжеватых кудрей, и Джон вздрогнул, не зная, как на это отреагировать. — Что… Что я все сделал правильно… — А еще? Еще? — А что еще? — почти прошептал Джон, не в силах оторвать взгляд от затягивающего черного омута напротив. — Ты. Нам. Нужен… Ты нужен мне, Дикки. Нужен, слышишь? — Слышу… — едва кивнул головой Дикон, и, не задумываясь над происходящим, одернул тяжелый бархат кулисы, задвинув ее так, что они оказались закрыты от остальных полностью. Спасительная темнота скрыла смущение, позволяя ощущать лишь тонкое, едва уловимое дыхание обоих, и мерные, гулкие раскаты сердечных ударов в груди. — Как же я тебя… обожаю… — внезапно вырвалось у Фредди, и он, не давая разуму обдумать неожиданное почти-признание, наклонился к вожделенным тонким губам, чтобы в ту же секунду их поцеловать. Звуки, музыка, чьи-то голоса — все исчезло, растворилось в океане эмоций и чувств. Есть только он и Джон, их губы, и первые, едва слышные стоны, почти целомудренные, но уже так много обещающие им обоим... — Фредди, блять, где твоя чертова задница?! Опять в раздевалке заперся?! — Ты смотри, и Дикки куда-то пропал… Все с ними ясно, голубки недоделанные! — послышались недовольные голоса снаружи, и Джон, оторвавшись от губ Фредди и зарывшись лицом в смоляные кудри, смущенно и счастливо улыбнулся.***
Последний номер их импровизированного шоу шел, как по маслу. Раскаленный воздух суррейской сцены душил не меньше, чем июльская жара снаружи, но Фредди и его группе было плевать. Каждый сейчас — и Родж, задорно стучащий по барабанам в такт басовому риффу, и Брайан, одновременно пребывающий и в космосе, и здесь, и Фредди, машущий тамбурином, не устающий посылать едва заметные, почти невидимые сигналы ему, Джону, — отдавались музыке, что создавали, на полную.I was told a million times
Of all the troubles in my way
Tried to grow a little wiser,
Little better every day,
Звук, льющийся со сцены, стал еще глубже, еще ритмичнее. Фредди буквально светился от переполнявшей его энергии, и выдавал невообразимо чувственное пение, заводившее толпу еще сильнее. Он повторил трюки прошлой песни, начав с Брайана, буквально навалившись на него и сократив расстояние между собой и им до каких-то жалких миллиметров.But if I crossed a million rivers
And I rode a million miles,
Then I'd still be where I started
Bread and butter for a smile.
Брайан ответил, взмахнув блестящими кудрями, и одарив толпу полным благодарности взглядом.Well they say your folks are telling you
To be a superstar,
But I tell you just be satisfied
To stay right where you are…
Роджер, удивившись бойкости вокалиста, лишь удивленно поднял руки, чтобы не выронить летевшую в него стойку, и шаловливо улыбнулся, звонко ударив по пышущим влагой тарелкам.Well I sold a million mirrors
In a shop in Alley Way,
But I never saw my face
In any window any day…
И лишь стоящий на успевшем полюбиться левом углу сцены Джон вновь очаровательно и смущенно улыбнулся, наблюдая за скачущим по сцене Меркьюри. Он больше не закрывался волосами от остальных, и не сверлил взглядом дыру в дощатом полу, которую успел прожечь во время исполнения «Killer Queen», — ведь страха больше не было. Вместе с полным любви и нежности поцелуем, Фредди подарил ему главное — уверенность, что все происходит именно так, как и должно было быть. Да, я не звезда первой величины, и, быть может, мою басовую красавицу не слышно так, как гитару Брайана, но я стою именно там, где и должен, делаю то, что хочу, и я не боюсь этой толпы. Она любит нас, любит меня, а мы любим ее, люблю ее и я, иначе зачем тогда все это? Разве не любовь — главное в жизни, главное в музыке и в нас самих?Well they say your folks are telling you
To be a superstar
But I tell you just be satisfied,
To stay right where you are.
Сердце вновь ухнуло и упало куда-то вниз, но Фредди, лишь смело улыбнувшись, одарил Дикки теплым взглядом и мгновенно подбежал к нему, проведя многострадальной микрофонной стойкой по его груди, и прижался к рыжим кудрям своими, обдав его тем самым своим восточным ароматом. Так близко. Совсем близко. Восхитительно рядом… Джон, только ты и я знаем великую тайну, что движет сейчас каждым моим движением. Ты всего лишь улыбаешься мне, не отрывая рук от любимой гитарной красотки, а я млею, да, млею, не зная, как прижаться сильнее, но так, чтобы этого не заметил никто. И они все видят, да, — эта толпа, — и пусть она считает, что это лишь шоу… Она любит нас, любит меня, но только ты и я знаем, кому на самом деле принадлежит все мое пение и вся моя душа; и пусть слова не озвучены — мой взгляд скажет все за них. Это все для тебя… Наконец, все четверо склонились над микрофонами, и полная смелости и правды песня заиграла на всю мощь, одарив стоящих зрителей взрывом настоящей музыкальной энергии, охватывающей всех и каждого.Keep yourself alive, yeah, keep yourself alive,
Ooh, it'll take you all your time and money
Honey you'll survive!
***
Сумерки, спустившиеся на Лондон, обещали спасительную прохладу. Ночной ветер смело развевал кудри и локоны, смешивая их между собой, пока четыре совершенно довольные и абсолютно пьяные от успеха фигуры сцепились в радостных объятиях. Такой признательности не ожидал даже традиционно самый амбициозный и обалдевший от чувства собственной значимости Фредди, и от этого его крики, перебудившие полгорода, звучали еще сильнее. — Господи! Блять! Шикарно! Невероятно, господи! Мы станем звездами, да мы уже звезды! — захлебывался он в восторженных воплях, смешанных с фырканьем успевшего залить шары Роджа и более сдержанных, но все же радостных выкриках Брайана, держащего под руку непозволительно молчаливого и серьезного Дикки. — Еще слово, и я залью в тебя этот портвейн насильно, — проворчал Роджер, и, изображая мамашу-наседку, принялся поить новоявленную «звезду» из рук. — За тебя, Фредди! Го-о-о-орько! Прыснувший от смеха Брайан отдернул его руку, отчего алкоголь разлился по лицам всех четверых, и подал полупустую бутылку Джону: — Идиот, — сказал он Роджеру. — Какое, блять, «горько»? Ты что, на свадьбе?! И кого мы женим тогда?! — Да хоть кого! — вновь выкрикнул Тейлор. — Я ваш священник, я отпущу все ваши грехи!!! «Этому не наливать» — подумал про себя Дикки, молясь, чтобы до него заботливая рука Тейлора дойти не успела. И правда — ему удалось, не сделав ни глотка, впихнуть бутылку в руки Фредди, и на секунду их пальцы переплелись, словно напоминая о главной тайне сегодняшнего вечера. — Опа, — пьяно дыхнул Родж им в лицо. — А вот и женихи нашлись… — Чего?! — крикнули в два голоса бессовестно спалившиеся «голубки», и абсолютно невинно (как он мог вообще так подумать?!) воззрились на продолжавшего ржать Тейлора. — Я говорю, «горько», блин!!! Целуйтесь, что тут непонятного?! Джон на секунду отцепил свою руку из этого своеобразного комка тел, пальцев и пятен от портвейна, и, опустив глаза, отошел от них на несколько шагов. Я не хочу, чтобы мои чувства стали для кого-то поводом для веселья. А ты? Фредди, не замедлив остановиться, что-то высказал продолжавшему куражиться Тейлору, заботливо подцепил его руку на плечо Брайана, и направился к Дикки, ищущему в карманах пачку сигарет. — Джон… — Фредди, я не клоун, и не позволю смеяться над собой. Передай это Роджеру, будь так любезен, иначе я… — Я знаю! — горячо перебил его Фредди, и, нисколько не смущаясь, взял его за руку, второй рукой прижав его к себе. — Дикки, он же не со зла. Это просто эмоции, поверь мне, на самом деле, Родж не такой… — Пусть так, — серьезно посмотрел на него Джон, и, поднеся сигарету к губам, жадно затянулся, — Но мне это неприятно. — Я тебя понял, — улыбнулся Фредди и зарылся носом в пахнущих алкоголем и табаком волосах. — Обещаю, этого больше не повторится. Пойдем домой? Нам еще нужно отметить твой успех… — Мой?! — деланно удивился Дикки, но все же, взял смуглую руку в свою. — Конечно! Если бы не ты, мы бы не смогли отыграть так хорошо. Я же говорил тебе об этом, помнишь? Конечно, я помню, Фредди. Я помню все, что ты мне говоришь. Я помню каждое твое слово и каждый жест, они нужны мне, я не смогу без них ни дня… Ощущение безграничного, безусловного счастья заполонило его душу, заставив ярко, ослепительно улыбнуться. Он верил ему, и, конечно, совсем не злился на Роджера, ведь как можно злиться на того, кто является частью твоей семьи? — Тогда я хочу разделить этот праздник с остальными, Фредди. Так… будет правильно. Мы же одно целое, верно? — Верно, — еще сильнее прижался к нему Фредди, и, утонув в ощущениях, беззаботно и счастливо закрыл глаза. Добро пожаловать в семью, Дикки.