All I want for Christmas is you

Рождественским утром Шарль куда-то уехал – извиняющимся тоном сказал, что скоро вернётся, взял куртку и уехал. Никколо пожал плечами (мысленно пообещав себе расспросить Шарля о том, куда ему вдруг понадобилось), наскоро вымыл посуду и задумался, понимая, что в этом доме чего-то не хватает. Внезапно его взгляд упал на коробку рождественских украшений, которую Шарль принёс накануне вечером с чердака и пообещал, что «нарядит дурацкую ёлку» утром. -Нарядит он. – нахмурил брови Морикони, распаковывая набор ёлочных украшений красного цвета. «Он стащил их с расположения Феррари»? – саркастически подумал певец, разглядывая абсолютно гладкий стеклянный шарик в поисках до боли знакомого логотипа с гарцующей лошадью на жёлтом фоне. Так и не отыскав его, Никколо вытащил все имевшиеся украшения из коробки и со страхом покосился на стоявшую в углу ёлку. Шарль, как ребёнок, твердивший, что хочет, «чтобы у них всё было по-настоящему», будто бы назло выбрал самое большое дерево. Даже без украшений ель выглядела празднично и делала комнату торжественно-уютной. Понимая, что откладывать это уже нельзя, Морикони начал украшать ёлку.                                     *** Итальянец вздрогнул и выронил из рук очередной блестящий красный шарик. Руки Леклера, закрывшие ему глаза, оказались неожиданно холодными. -Вот и я! – крикнул Шарль, поворачивая Морикони к себе. Тут же широкая улыбка на его лице сменилась испугом. – О боже, Ник, я совсем забыл про ёлку… Ультимо не смог даже рассердиться на монегаска – тот выглядел таким трогательно-счастливым – раскрасневшийся, в расстёгнутой куртке и невесть откуда взявшейся шапке Санта Клауса на голове. Никколо протягивает Леклеру коробку с украшениями. -Тогда помогай. - отвечает Никколо. – Полезешь наверх, сам знаешь, я не дотянусь до тех веток. Леклер широко улыбается. -Может, мне тебя подсадить? Не хочешь покататься у меня на плечах? Морикони в шутку закатывает глаза. Шарль же не нуждается в его ответе – он тут же присаживается на корточки, намекая Никколо на то, что путь к «катанию на плечах» открыт. Ультимо усмехается и перекидывает ногу через шею Леклера, который тут же встаёт, заботливо придерживая колени итальянца. Шарль уже и думать забыл про украшение ёлки – со словами «Полете-ели!» Шарль направился в сторону мини-бара. -Шарли… Чёрт возьми… -Доставай шампанское, Никко, давай выпьем! -Детка, а как же ёлка? – Никколо взъерошил тёмные волосы Шарля. -Она никуда не денется. Бери шампанское. Ультимо повинуется и достаёт из шкафчика первую попавшуюся бутылку и два фужера. Шарль направляется к небольшому камину, в котором уже горел огонь, наполняя комнату рождественским теплом и уютом, и позволяет Морикони спуститься вниз. -Я хочу сфоткаться! – неожиданно заявляет Леклер, выуживая телефон из кармана джинсов. – Иди сюда, Ник. Давай сфоткаемся с ёлкой, а? -Шарли… Мы даже не закончили её украшать, какие ещё фотки? -Ничего страшного. – Гонщик окинул дерево оценивающим взглядом. – Ты нарядил половину. Пусть это будет дизайнерским решением. Ни-икко, ну давай! Морикони не удержался от улыбки. Он ужасно соскучился по Шарлю, ведь они не виделись со времён последнего этапа Формулы-1 в Абу-Даби. Никколо не хватало этой умилительной живости и неусидчивости Шарля, его детской непосредственности. После того, как парни сделали несколько забавных селфи на фоне рождественской ёлки, у Никколо появилось желание забрать у Леклера телефон и спрятать его подальше: ему хотелось, чтобы Шарль провёл этот день только с ним, не отвлекаясь на многочисленные уведомления. Впрочем, гонщик сам этого хочет: он выключает свой смартфон и кладёт его на каминную полку, после чего тянется к бутылке с шампанским. -Ты ведь не будешь её трясти? – в шутку спрашивает Ультимо. Шарль громко рассмеялся. -Нет, Никко, тогда нам меньше достанется. Леклер усаживается на пушистый белый ковёр возле камина, наполняет фужеры и протягивает один Никколо. -С Рождеством, детка!                                     *** -Иди ко мне. – шепчет Леклер, протягивая Морикони руку. -Тебе не жарко? – спросил Никколо, опираясь на протянутую руку Шарля, и оказываясь рядом с ним – на пушистом ковре возле камина. Гонщик многозначительно улыбнулся. – Может, переоденешься? – Никколо кивнул на рождественский свитер, в который был одет Леклер. – Мы ведь уже сфоткались с ёлкой. -То-то же ты ещё в своей дурацкой рубашке. – хитро усмехнулся Шарль. -Э-эй! – Ультимо несильно пихнул Леклера в плечо. – Отстань от моей рубашки. -Тебя что, мама не научила её на все пуговицы застёгивать? – не переставая улыбаться, Шарль поставил бокал шампанского под ёлку, а сам растянулся на ковре во весь свой немалый рост. -А тебя мама не научила не быть занудой? – Морикони усаживается на Шарля сверху и переплетает их пальцы в замок. Леклер широко улыбается и притягивает Ультимо к себе. От ощущения его дыхания на коже Шарль почувствовал ещё больший жар, чем тот, что исходил от камина. Шарлю не хватало их близости: он чувствовал, как его дыхание сбивается, а взгляд затуманился. -Ммм… Может, мне и правда снять свитер? – шепчет Леклер. -Ты потрясающе быстро соображаешь. – усмехается Ультимо и отпускает руки Шарля. Леклер не медлит, стягивает с себя красный свитер, откладывает его в сторону и тянется к застёгнутым пуговицам на рубашке Никколо. Дрожащими руками Шарль помогает Морикони избавиться от просторной белой рубашки, которая отправляется на ковёр следом за свитером. Монегаск сталкивается с укоризненным взглядом своего возлюбленного: -Молодец, Шарли. – саркастически шепчет певец. - Она ведь помнётся и… Договорить Ультимо не дают. Шарль снова берёт его за руки и резко притягивает к себе, затыкая рот требовательным поцелуем. «И кто ещё из нас зануда»? – обхватывая руками шею Никколо, думает Шарль. Впрочем, действия Никколо заставляют его вообще перестать думать. Итальянец не даёт Леклеру насладиться поцелуем, переключаясь на шею, а после – плечи и грудь гонщика. Шарль громко вздыхает, запрокидывает голову и запускает пальцы в лохматый ворс белого ковра – как хорошо, что он лежит именно здесь! – каждый раз, когда губы Морикони касаются его тела. Никколо не перестаёт украдкой любоваться своим красивым, статным любовником и его идеальным телом. Шарль был мужчиной во всех отношениях, но его кожа была мягкой, гладкой и манящей, как у девушки. Приоткрытый рот, закрытые глаза и негромкие стоны, срывающиеся с желанных губ, сводили Ультимо с ума. Морикони тянется к мудрёной пряжке на ремне, украшавшем джинсы Шарля – дрожащие от возбуждения руки не справляются с застёжкой. Леклер усмехается и сам расстёгивает пряжку – кроме того, гонщик решает облегчить Никколо задачу и расстёгивает пуговицу и молнию на джинсах. Итальянец украдкой облизывает губы и наскоро стягивает с Шарля чёрные джинсы. Леклер поёжился: несмотря на то, что он лежал на толстом ковре рядом с камином, оказаться почти полностью без одежды было некомфортно – по телу Шарля пробежала волна мурашек. Ультимо замечает это и усмехается. -Замёрз, детка? – шепчет Морикони и наклоняется ближе к лицу Леклера, прижимаясь лбом к его лбу. Голос Шарля дрожит: он отвечает что-то невнятное. Морикони лишь улыбается, мягко целует гонщика и оглаживает ладонями его бока. Леклер дрожит мелкой дрожью: прикосновения рук Ультимо кажутся ему настоящим льдом. Никколо, тем временем, не медлит: лукаво улыбаясь, он сдёргивает с Шарля чёрные боксёры. Шарль в предвкушении закусывает нижнюю губу: кому, как ни ему знать, что этот хитрый, татуированный итальянец способен довести его до самого невероятного, безумного экстаза. Как бы Никколо не хотелось ещё немного подразнить Шарля, справляться с собственным возбуждением становится всё сложнее: любимые, комфортные джинсы кажутся Морикони сущим адом на земле. Избавляться от них Ультимо не спешит, понимая, что тело Шарля требует внимания. Певец не может отвести взгляда от Леклера и снова наклоняется к нему. -Я хочу тебя. – прошептал Морикони, касаясь большим пальцем нижней губы гонщика. Шарль судорожно кивает и отвечает ему что-то по-французски. Никколо дрожащими руками расстёгивает джинсы, в то время, как Шарль тянется в сторону стопки подарков, лежавших под ёлкой. Леклер быстро находит небольшой тюбик смазки – с каким-то особым, якобы рождественским ароматом – которую он в шутку купил в качестве «подарка» для Никколо – даже бантиком перевязал. Сейчас этот бантик мало его волновал – Шарль резко сорвал его и протянул тюбик Морикони, нарочито касаясь его ладони. Никколо забирает тюбик и выдавливает немного холодного геля на пальцы Шарля. -Сладко, Шарли? – хитро улыбаясь, спрашивает Морикони. Для наглядности, Никколо подносит руку Леклера ко рту и обхватывает губами палец, съедая гель. Шарль не находит лучшего способа ответить на его вопрос, чем приподняться и, усаживаясь поудобнее, поцеловать Никколо. Этот долгий, глубокий поцелуй знаменует начало конца. Ультимо, нехотя отрываясь от сладких губ гонщика, несильно толкает его в грудь, заставляя лечь, а пальцы его, всё ещё покрытые густой субстанцией, скользят между чужих ягодиц, не спеша проникать. -Нравится? – взгляды Никколо и Шарля сталкиваются. Никколо видит во взгляде монегаска отчётливое, почти умоляющее желание и приступает к решительным действиям. Первый палец проникает внутрь довольно плавно, почти нежно: Морикони не хочет сделать Шарлю больно. Шарль жадно кусает губы, стараясь подавить рвущиеся наружу стоны – парень отвык от близости с Никколо, поэтому любое его действие буквально срывало Леклеру крышу. Чувствуя в себе второй, а затем и третий палец, Леклер виновато улыбается, ёрзает и тяжело дышит. -Никко… -Потерпи, детка. – шепчет в ответ Морикони, понимая, что с каждой секундой желание становится нестерпимым и продолжать вот так он попросту не может (и не хочет), поэтому пальцы наскоро выскальзывают из Шарля, а влажная от смазки рука ложится на его напряжённый член. Никколо устраивается поудобнее, слегка сдвигается и начинает осторожно входить в Леклера – медленно, стараясь не причинять ему боль. Первые движения внутри были столь же мягкими, неспешными и нежными – как бы Морикони не хотелось ускориться, он не спешил этого делать. Шарль кладёт ладонь на бедро Ультимо, как бы контролируя его темп – однако, надолго не хватает ни его, не Никколо. Шарлю хочется более интенсивного и глубокого проникновения, он хочет чувствовать каждый сантиметр Морикони. Тем не менее, итальянец старается раскачиваться и входить во вкус постепенно – он понимает, что каким сильным не было бы желание, ни ему, ни Шарлю не хочется слишком скорого «финала» . -Oui, Ник… Et… merde… - От ощущения первых движений внутри, у Шарля кружится голова. Леклер запускает пальцы обеих рук в пушистый ворс ковра и выгибается. Монегаск перестаёт сдерживать себя, его стоны становятся громче и раскованнее. Никколо наклоняется ближе к Шарлю – ему хочется полного единения, хочется целовать эти опухшие от постоянных покусываний губы и соблазнительную шею гонщика. Целовать его, пока в лёгких ещё есть воздух. -Oh…Oui… Рука Никколо касается члена возлюбленного – так настойчиво упиравшегося в живот итальянца - и начинает двигаться в такт его собственным бёдрам, позволяя гонщику получать двойное удовольствие. -Оui…Oui, Ник… - дыхание Шарля сбивается. Он протяжно стонет и хватает Морикони за руку, чуть выше запястья. Этот жест служит для Никколо знаком к ускорению. Его сводили с ума громкие, томные стоны Шарля и движения его тела – такие грациозные даже в момент, когда Леклер не в силах себя контролировать. Никколо понимает, что силы и дыхание постепенно покидают его. Ради собственного комфорта, и желая продлить удовольствие, итальянец решает немного замедлиться. Не выходя из тела Шарля, Морикони тянет его к себе и усаживает на своих бёдрах. Леклер едва заметно улыбается и запускает пальцы в чёрные, влажные от пота волосы Ультимо, притягивая того к себе ещё ближе и награждая ещё одним поцелуем – не похожим на остальные, нежным и столь необходимым для передышки им обоим. Шарль снова шепчет что-то на французском. Никколо, впрочем, не слушает его – организм требует продолжения. Ультимо обхватывает рукой шею гонщика и снова начинает двигаться в нём, меняет темп с резких толчков на столь заводящие покачивания, продолжая ласкать Шарля чуть медленнее, чем в самом начале. Нескольких движений татуированной ладони становится достаточно для Леклера, чтобы окропить слегка дрожащие пальцы Ультимо, находящегося в паре мгновений от собственного удовольствия. Ему хватает нескольких секунд – и движений, чтобы с протяжным стоном излиться глубоко внутри. Итальянец устало гладит сильную спину Шарля, уткнувшись лбом в его плечо. Леклер же, всё ещё тяжело дыша, наслаждается теплом его близости. -Je t'aime, Charlie. – севшим голосом шепчет Морикони.