One more chance, baby, give me a kiss!

KuJi подкаст в StandUp Store Moscow. Программа в своём «золотом составе», как любят часто писать подписчики в комментариях, а именно — Каргинов, Сабуров и Коняев. Сейчас они обсуждают для кого-то важную, а для кого-то нет, тему. Вроде «странные поступки людей» или рассуждения на острую тематику «лгбт сообществ». Нурлан же был немного подвыпивший, совсем чуть-чуть, пиво даже не считается. И, пока Тимур рассказывал что-то про кризис среднего возраста, Сабуров неожиданно выдал: — Прикиньте, меня по пьяне в мой день рождения чувак поцеловал в губы, а я этого даже не помню, — почувствовалось лёгкое напряжение в зале, зрители с нервозностью засмеялись. Нурлан «почти» не врал. Может, совсем немного, но только про конец предложения. — Бля, а я его знаю? — засмеялся наивный Тимур, — я хоть был там? — Нет, ты ушёл уже тогда. Это было прям после твоего ухода. Мне было реально стыдно на утро, — опять ложь. — А жена что сказала? — продолжает ухахатываться Каргинов, — бля, Коняев, ты-то что молчишь? Коняев немного разморозился и затуманенным взглядом посмотрел на Тимура: — Я в ахуе просто, — усмехнулся Андрей, — если бы меня засосал парень и не важно, по пьяне или на трезвую голову, то я бы запомнил на всю, сука, жизнь... — Ну, я был в говно, — бросает Сабуров, пожимая плечами. Далее темы продолжили сменяться с бешеной скоростью. Казалось, что все уже забыли про эту ситуацию, но только не Нурлан. /the flashback./ Двадцать второе декабря, день рождение Нурлана. В этом баре дохуя народу, которые с ним здороваются и поздравляют, но, если честно, то половину он не узнаёт. То ли слишком бухой, то ли просто какие то ноунеймы. Сабуров сидел в углу и старательно пытался закрутить самокрутку. Рядом прошел Каргинов и сказал, что ему пора, дела какие-то, да и девушку он новую нашёл, ждет его. Нурлан кинул «до встречи» и, наконец то сделав то, что задумывалось, закуривает. Здесь душно и темно, лишь неоновые лампы помогают хоть что-то разглядеть. Нурлан заебался. Музыка бьет в уши, алкоголь в мозг, не хватает только одного глупого мальчика с медовыми глазами, как у преданной псины, что бил бы в сердце и душу. Через секунду около него появляются именно эти любопытные-родные глаза, в которых зрачки были расширены, то ли из-за отсутствия света, то ли Щербаков объебался. Хотя, он всегда ведёт себя так, как будто и вправду под спидами. Вдруг Щербакова переклинивает, видимо, и он садится к Сабурову на колени и пускает пятерню в волосы. — Нурик, поцелуй меня, — просит Леша обжигая ухо горячим дыханием. Их лица в сантиметре друг от друга. И Нурлан целует. О последствиях он, конечно, и не думает. Отвечает Леша неумело, языком роет ни к месту. Но чувства от поцелуя абсолютно крышесносные, Сабурова «мутит» до коликов в пальцах, Щербаков жмется ближе к Нурлану и замирает. Леша вдыхает яблочный шампунь волос Нурлана, отстраняется от него на пару миллиметров при вдохе, а тот наоборот притягивает обратно к себе на выдохе. Сабуров стирает все границы во влажных поцелуях, он поглощает полностью и является поглощенным настолько же. Он не стесняется брать и отдавать самого себя без остатка, убежден в открытости обыденного своенравия и плевать хотел на хищные взгляды пьяных тел на тусовке, когда он притягивает Щербакова к себе. Их существование, как смерть, а жизнь, как перекуры после совместного приземленного времяпровождения в одну форточку. Щербаков говорит, что любит птиц, потому что им не надо весомых причин все бросить, они свободные от обязательств. Он хочет быть ласточкой и жмется перистым крылышком поближе к Сабурову, потому что он для Леши — ястреб. Весь его карий взгляд на эту неправильную ситуацию, на этот отстойный мир заставляет Лешу рвать себе жилки на участках кожи. Нурлан равнодушный, замкнутый и колкий, а Леша томящийся от любви, от Нурлана Сабурова. И они оба — деструкция, побочный элемент, безумно вкусная боль. В воздухе виснет запах пота, Леша облизывает губы и раздвигает руки по бокам, протягивает их к щекам Нурлана сверху. Тот смотрит с достоинством, с абсолютным спокойствием, Щербаков проверяет губы Сабурова наощупь, шепчет: — а я все равно буду любить тебя, — и отстраняется. Начинает играть альбом The Beatles, диск крутится в магнитофоне. Леша пародирует приветствие Джона Леннона и поворачивается к Сабурову с самой красивой улыбкой, которую может увидеть человек. — А я все равно буду любить тебя, — произносит снова еле слышно Щербаков. А целоваться Леша совсем не умеет, но ничего страшного, Нурлан хороший учитель. — А я в сотый раз повторяю, что ты дурак, — бурчит Сабуров себе под нос, — любить вечно просто априори невозможно. — Ну-ну, зануда, — говорит Леша улыбаясь, хватается за футболку Сабурова и, потянувшись вперед, обнимает его так крепко, что по касаниям понятно: не собирается его отпускать. Нурлан настойчивый, молчаливый в меру и до одури правильный. Щербаков рядом с ним чувствует себя, как за каменной стеной — он может быть беззащитным, ранимым и слабым мальчиком, а не дерзким Алексеем Щербаковым, что привык перебивать гостя на «Что было дальше?» и жестко шутить. /the end of the flashback./ — Алло, Земля вызывает Нурлана, вы здесь? — трясёт перед лицом руку Коняев, — Тимур, он че в коме? — Извините, задумался, — прочищает горло и нервно поправляет воротник рубашки Сабуров. — Запизделись, народ, спасибо всем за внимание, — объявляет Каргинов и встаёт, поправляя микрофон.