Ночь нежна

Дверь дома с шумом захлопнулась, голоса оставшихся снаружи людей, их веселый смех и шуточки затихли, и в полумраке комнаты остались они вдвоем. Кто-то заранее подготовил дом к приходу молодоженов. Был разожжен очаг, там и тут горели свечи, отбрасывавшие красноватые тени на стены хижины. Сморкала и Забияка стояли друг напротив друга, притихшие, внезапно охваченные смущением. Молодым людям предстояло вместе провести ночь, после которой их брак уже не сможет подвергнуться сомнению. Наутро племя встретит их как единое целое. Оба ждали этой ночи, распаленные молодостью и желанием задолго до свадьбы. Кровь бегала по венам, щеки горели, а дыхание сбивалось. Жаркие поцелуи под луной тайком от других, робкие неуклюжие ласки, заставлявшие волноваться еще больше, прикосновения рука в руке, кожа к коже горячих юных тел, отделяемых друг от друга лишь тонкими одеждами, — все это было затянувшейся прелюдией к главному событию, моменту, когда они станут мужем и женой. Забияка, во время церемонии бракосочетания мечтавшая оказаться наедине со Сморкалой, помня их свидания и украдкой подаренные ласки, которые разливали внизу живота тягучее тепло, сейчас смешалась, растерялась. Она смотрела на супруга из-под ресниц, которые отбрасывали длинные тени на ее щеки, не зная, что сказать и сделать. Наверно впервые она окончательно отдавалась его власти. Что бы он не предпринял, она поддастся, примет и пойдет за ним туда, куда он поведет, как и полагается жене. Сморкала мечтал об этой ночи давно, очень давно, едва сдерживая нараставшую с каждым новым свиданием страсть. Обладать любимой женщиной — это ли не мужское предназначение? Назвать ее своей при всех. Выйти наутро из дома не юнцом и мальчишкой, но мужчиной, главой нового семейства. Молодой викинг смотрел на девушку, которую любил уже несколько лет, о которой мечтал и грезил ночами, не зная, как справиться со все растущим желанием обладать ей. Если Сморкала не мог уснуть после особенно горячего поцелуя на прощание, он выскакивал на улицу, будил Кривоклыка и уносился в небо, надеясь, что прохлада воздуха остудит голову и тело. После, когда драконы улетели, он или тренировался, или колол дрова — в северном климате это никогда не лишнее. И утомление постепенно вытесняло навязчивые мысли о белой обнаженной коже одной юной особы. Сморкала протянул руку, дотрагиваясь до щеки своей жены. Жена. Сколько для него всего было в этом простом слове! Забияка была его жизнью, его светом и тьмой, человеком, который дарит блаженство и раздражает до скрежета зубов. Но чем больше они были вместе, тем больше она менялась. Как и он. Молодой викинг становился терпеливее, меньше поддавался импульсам, юная дева тоже затихала, в ней появилось больше плавности, и хотя вспышки ее гнева все еще бывали опасны, но она была подвержена им все меньше. Разве что брат огребал по-прежнему по полной, так и оставшись ее любимой игрушкой для битья. Но со своим теперь уже мужем, она становилась другой. И чем ближе дело шло к свадьбе, тем больше это было заметно Сморкале. Забияка склонила голову, удобно укладывая ее в ладонь мужа, прикрывая глаза. Она знала его пальцы, как свои. Немного грубоватые, мозолистые, они дарили ей ласку, о которой не ведал никто другой. И девушке нравилось быть в какой-то мере уникальной, единственной, с кем вздорный Сморкала был другим. Викинг сделал шаг жене навстречу. Теперь он имел полное право схватить ее охапку, скрутить при желании в бараний рог и вообще делать с ней, что захочет, на законных правах. И Тор свидетель, мало чего он так хотел в своей жизни, как обладать ей, но сейчас, глядя на Забияку, ее взволнованно-доверчивое лицо, Сморкала растерял весь пыл юношеской торопливости. У них впереди не одна ночь, а целая вечность. Единственное, чего опасался Сморкала, и в чем не мог признаться, — это сделать что-нибудь не так, обидеть Забияку, сделать ей неприятно. В голове роились бесконечные советы от старших викингов, щедро раздаваемые ему накануне свадьбы. Сморкала сделал еще один шаг навстречу жене, притягивая ее к себе. Его ладонь все еще придерживала ее щеку, пальцы слегка касались светлых волос. Сердце стучало в районе горла, и он сглотнул, пытаясь прогнать его на место. Забияка подалась навстречу, приоткрывая мягкие губы, но муж вдруг замер, лишая ее возможности поцеловать его. Горячее дыхание обжигало кожу, посылая разряды тока по все конечности, мурашки пробежали по спине. Забияка качнулась, стремясь сократить расстояние. Сквозь шум в голове она услышала, как Сморкала шепчет ей слова любви, и она улыбнулась. — Я люблю тебя, — промурлыкала Забияка, — но если ты сейчас же не сделаешь меня своей, я пойду искать другого мужа. Сморкала хмыкнул. Хотел сделать этот момент романтичным, а Забияка в своем духе: готова раздавать поручения и шантажировать. — Я думал, нам некуда торопиться, — ответил он, все же накрывая ее губы своими. Начавшийся вполне невинно поцелуй длился всего несколько секунд, потом обоих словно что-то подтолкнуло в спины. Забияка подалась навстречу, приоткрывая губы, Сморкала с силой прижал ее к себе, проводя языком по ее нижней губе. Забияка тихо застонала, больше не в силах противиться разгоравшемуся огню, она обвила его шею своими руками, притягивая к себе, целуя со страстью, кусая его губы, языком исследуя каждый уголочек его рта. Сморкала чувствовал, что теряет контроль, что вся его идея о медленном развитии событий терпит крах, он чувствовал, как в нем просыпаются животные инстинкты, те, что были у него в крови, горячей крови Йоргенсонов. Не к месту влезло в голову напутствие от уже выпившего крепкого эля отца: «Она твоя, сын, никуда не денется. Так что просто возьми ее без лишних разговоров. Потом уже пожалеешь и побудешь ласковым. А сейчас ты должен показать силу. Она должна знать, кто в доме хозяин». Сморкала покрепче зажмурил и без того закрытые глаза, отгоняя суровое лицо отца. Руки молодого мужчины блуждали по худому телу супруги, трогая там, где раньше было нельзя, где еще вчера было запрещено. Еще день назад он держался из последних сил, стараясь не думать, как это — держать нежную девичью грудь в своих ладонях, сжимать ее мягкие ягодицы, проводить руками вверх по бедрам, спине, шее, плечам и спускать вниз вдоль груди, живота и снова к бедрам. Забияка путалась пальцами в волосах мужа, прижимала его голову к себе больше, ей хотелось раствориться в нем, стать невидимой тенью на его теле, всегда быть только с ним. Она задыхалась, ей стало нестерпимо жарко, и захотелось поскорее скинуть все эти церемониальные одежды. Она потянулась руками к накидке мужа, трясущимися пальцами принялась стаскивать ее. Сморкала, не открываясь от ее губ, помогал ей. Он провел дорожку поцелуев-укусов по подбородку к шее, кончиком языка вырисовал линию от ее основания к уху, прошептал имя жены, чувствуя, как затрепетала его супруга, возбуждая его этим еще больше, хотя куда еще сильнее он уже не знал. Забияка продолжала раздевать мужа, стягивая рубашки. Когда он остался по пояс обнаженным, она оторвалась от его губ и провела ладонями по его широким плечам, груди, покрытой темными волосами, очертила пальчиком мышцы живота, игриво провела по коже, слегка заведя ноготок под край широкого пояса, удерживавшего штаны. Забияка вспыхнула, заметив выпирающий бугорок ниже пояса, и поспешно отвела взгляд. Она закусила губу, пытаясь представить мужчину без одежды, тряхнула головой: зачем представлять, если вот он, весь ее и она может делать с ним, что хочет. Ее глаза полыхнули огнем, и она снова потянулась к мужу за новой порцией сводящих с ума поцелуев. Сморкала немного отстранился и с улыбкой заметил: — Так не честно, меня ты раздеваешь, а сама? Забияка все покраснела, хотя этого не было видно на горящих от возбуждения щеках. Она потянула за шнурок накидки, сбрасывая её на пол. Прямо глядя Сморкале в глаза, начала развязывать длинный шнур, скреплявший на груди свадебный наряд. Пальцы дрожали и плохо слушались, Забияка чувствовала, как ее всю мелко трясет от предвкушения, волнения и ожидания. «Помоги мне», — едва слышно шепнула она, и Сморкала подхватил верхнюю юбку, потянул ее наверх и снял через голову и вытянутые руки жены, отбросив в сторону. Она осталась стоять перед ним в нижней сорочке, тонкой белой рубахе, закрывавшей колени. Под тканью угадывался силуэт девушки, и молодой викинг едва сдерживался, чтобы голыми руками не сорвать с нее это последнее одеяние, отделявшее ее тело от него. Сморкала присел на корточки, и принялся стягивать обувь со своей супруги. Левая рука потянула сапожок за пятку, а правая поползла вверх под юбку до самого бедра и еще дальше, едва не задевая чувствительную область. Девушка застонала, и Сморкала быстро вернул руку к сапогу, ухмыляясь. Забияка, заметив это, игриво стукнула его по плечу, закусывая губу и пряча улыбку. Викинг повторил процедуру и со вторым сапогом, на этот раз рука под юбкой была уверенней, но Забияка вдруг вся напряглась, попыталась отстранить его. Сморкала с удивлением посмотрел на неё. И потом вдруг вспомнил. Левое бедро было покалечено, когда Забияка попала в плен к Гриммелю. — Не надо прятаться и стесняться, — Сморкала снова повел рукой вдоль ноги, начиная от щиколотки. Забияка замерла. — Я люблю тебя, Заб. Люблю всю, — он приподнял подол и губами коснулся колена, потом пошел выше. Забияка прикрыла глаза, стараясь избавиться от охватившего ее отвращения к самой себе. Викинг понял по тому, как она вся застыла, что лучше пока отступить, он поднялся, опуская подол. Он заглянул своей супруге в глаза, а потом быстрым уверенным движением подхватил ее на руки и понес наверх в их спальню. Здесь тоже горело несколько свечей, на подушке лежал букет полевых цветов, даря нежный аромат комнате. Сморкала посадил свою жену на кровать. Он сел на колени перед ней и снова целовал ее. На этот раз нежно, ласково, успокаивающе. Он чувствовал, как она потихоньку дышит ровнее, ее губы, до этого такие жадные, твердые, горячие, становились мягче, прохладнее. Он поднялся, потянув ее за собой, зашел за ее спину, и подхватив подол нижней рубашки, потянул ее вверх. Забияка послушно подняла руки. Теперь она стояла обнаженная, неимоверно прекрасная перед своим супругом. Она повернула к нему голову, косясь на него. Сморкала поцеловал ее шею, плечи, провел пальцами вниз вдоль позвоночника, посылая электрические разряды по всему ее телу. Рука легла на талию, повелительным жестом притягивая к себе и слегка выворачивая таз назад. Прогиб в пояснице, молочная кожа в отблеске свечей, свежесть молодости и какой-то едва уловимый, присущий только ей, аромат от кожи — все это снова горячей волной накрыло молодого мужчину. Но он все еще сдерживался. Пальцы провели по волосам девушки, нащупали гребень, удерживавший косы в сложной прическе, и убрали его. Тяжелое золото упало вдоль спины. Сморкала принялся расплетать косы одну за другой, отделяя прядь за прядью. Он запускал пальцы в мягкий шелк, сжимал его, снова отпускал, провел, путаясь в нем, рукой по спине вверх и снова сжал в кулак на затылке. Забияка, подавшись назад, издала стон. Сморкала несколько резко развернул ее к себе, притягивая, целуя в губы, чувствуя, как градус напряжения снова растет, что сил держаться у него все меньше. — Меня ты раздел, — прошептала между поцелуями Забияка, стараясь думать, что стоять перед ним обнаженной — это самое естественное, что может с ней происходить. — А сам? Сморкала хмыкнул, заглянул в глаза жене, на самом дне которых плескалось любопытство напополам с волнением. Он развязал пояс, стащил с себя штаны вместе с сапогами, ногой отпихнул ненужную одежду. Забияка старательно не смотрела ему ниже живота, стараясь сосредоточиться на лице. Серые глаза ее мужа были сейчас подернуты дымкой плохо контролируемого желания. Забияка вдруг задалась вопросом: что же творится с ним, если даже она едва сдерживает свою страсть, и то — единственно потому, что была предупреждена матушкой о некоторых неприятных ощущениях поначалу. Судя по рассказам старших женщин, которые напутствовали молодую деву, мужчинам этот процесс доставляет больше радости. — Ну что же ты? — чуть насмешливо спросил Сморкала, видя, как смутилась его обычно боевая подруга. — Боишься? — Я? Торсто… — она запнулась, а потом исправилась: — Йоргенсоны ничего не боятся! К тому же я росла с братом, многое видела, — фыркнула Забияка, пытаясь сохранить репутацию сорвиголовы. С этими словами она сделала шаг назад, прикрываясь длинными распущенными волосами, и медленно осмотрела всю фигуру мужа от головы до ног. Сильный, крепкий. И если без рубашки Забияка его видела несколько раз, молча восхищаясь красотой мышц груди и рук, то только теперь смогла оценить, какие у него сильные, мощные ноги. Сморкала молча наблюдал за ней. Он поставил руки на пояс. Стыдиться ему было нечего, в чем-чем, а уж в том, что он мужчина хоть куда, он не сомневался. Забияка задержала взгляд на его налитой плоти, которая ясно выступала на фоне темных волос, дольше остального. Во рту вдруг пересохло, она с неожиданной ясностью поняла, что ее девичеству и шуткам пришел конец. Из этой спальни она выйдет совсем другой. И она хотела этого не меньше своего мужа. Девушка быстро посмотрела в глаза супругу, чувствуя, как между ног растет и ширится нестерпимое желание почувствовать его тело. Забияка порывисто приблизилась к нему, снова горячо целуя в губы. — Я хочу быть твоей… — выдохнула она. — Ты уже моя, — поддразнил Сморкала, прекрасно понимая ее намек. Она игриво толкнула его на кровать. — Ты знаешь о чем я, Йоргенсон. Два года я ждала этого. И мое терпение на исходе. Сморкала за руку притянул к себе жену, накидывая на них легкую ткань простыни. Она неловко устроилась сверху, склонившись над ним, неуклюже прикрывая обнаженную грудь длинными волосами, чувствуя животом его горячую плоть. Это было что-то еще вчера запретное, а уже сегодня доступное. Что-то, о чем никто не говорит, но все делают. Забияка невольно подумала, будет ли запретный плод так же сладок, когда станет доступным. Сморкала быстро перевернулся, подминая под себя тонкую фигуру жены, коленом раздвигая ее ноги, которые она вдруг решила совместить. Забияка не была тростинкой, она была сильной молодой девушкой. Но по сравнению с ним ее фигура была такой хрупкой. Иногда ему казалось, что он своими руками может переломить ее как веточку. Ее обнаженная кожа обжигала его. Сморкала целовал супругу, оперевшись на левую руку, правой он исследовал плавные изгибы тела жены. Ему нравилась ее тонкая талия, острый выступ таза, упругая девичья грудь. Он провел ладонью по внутренней стороне бедра, покрытого шрамами, но его они не смущали, их он любил, как часть своей жены. Большим пальцем он как бы нарочно задел чувствительный участок у нее между ног. Забияка резко подняла голову, ее глаза расширились. Сморкала усмехнулся и мысленно поздравил с тем, что пока он все делает правильно. Он повторил движение вниз по внешней стороне бедра и вернулся обратно по внутренней, снова задевая кончиком пальца маленькую точку, пока скрытую от него. Забияка дышала все чаще, она хотела большего, сама не понимая чего, и все же она чувствовала, что ее муж способен доставить ей еще больше удовольствия. Она на уровне инстинктов подавалась тазом ему навстречу. Сморкала провел дорожку из поцелуев по шее ниже. Обхватив широкой ладонью мягкую грудь, он дотронулся губами до соска, и Забияка задохнулась от накрывшей ее волны приятных ощущений, она выгнулась, кусая губы и сдерживая рвущиеся наружу громкие стоны. А когда муж оторвался от нежного розового бугорка, она протестующе тихо заворчала, рукой возвращая его голову обратно. Сморкала довольно хмыкнул и подчинился мягкому давлению ее руки, снова припадая губами к соску, немного прихватывая его и лаская языком. Забияка ерзала под ним, сладко постанывая. Сморкала почувствовал себя с ней уверенней. Этот опыт был новым для него. И хотя в мужской компании отца и его друзей он слышал разные разговоры и рассказы, но это было не то же самое, что испытывать все это на практике. Его жена недвусмысленно давала ему понять, что его ласки ей более чем приятны. От ее стонов у него кружилась голова, и он мечтал довести ее до такого исступления, чтобы она кричала. Сморкала стал спускаться ниже, ведя новую дорожку из поцелуев к животу. Девушка сделала судорожный вдох, внезапно застеснявшись своей наготы и открытости. Она попыталась свести ноги, рукой нащупывая простыню, чтобы закрыть свое искалеченное бедро, но ее муж остановил ее. Он разглаживал ее шрамы, покрывал их поцелуями. Больше не в силах оттягивать момент близости, Сморкала навис над Забиякой и резко потянул ее на себя, шире разводя ее бедра в стороны и устраиваясь между ними. Он снова целовал губы жены, которая тяжело дышала, пытаясь совладать с волнением, которое ее охватило. Она ни за что не призналась бы никому в этом, но едва не теряла сознание от мысли о том, что сейчас произойдет. В голове проносились рассказы женщин, которые напутствовали ее во время подготовки в свадьбе. Забияка припомнила и виляющие рассказы Астрид. Несколько фраз прочно засели у нее в голове: «Первый раз будет неприятно, даже больно, но если он все сделает правильно, то ты испытаешь невероятное блаженство в конце. И тебе непременно захочется повторить это снова и снова». Но как близняшка не выпытывала у подруги подробности, что же должен будет сделать ее муж, Астрид больше ничего не сказала, лишь загадочно улыбалась. Сморкала, в свою очередь больше не владевший собой и мечтая только об одном — слиться воедино со своей любимой женой, тем не менее помнил Иккинговское: «Ей страшнее, чем тебе, но как муж ты обязан защитить ее от этого». Сморкала, изо всех сил усмиряя свое желание, поцеловал жену в губы, мягко, успокаивающе. Он почувствовал, как ее дыхание выравнивается. Он отстранился и посмотрел ей в глаза. — Ничего не бойся, я буду очень нежен… Забияка молча кивнула. Она хотела его, ее тело просило его, жаждало. Но ей было страшно. И она не могла в этом признаться. Она порывисто дышала, делая судорожные вдохи. Тем не менее она кивнула, глядя ему в глаза. — Я готова. Хочу быть твоей во всех смыслах этого слова. Сморкала с видимым облегчением снова поцеловал ее. Думать о том, что бы он стал делать, если бы вдруг она пошла на попятный, он не хотел и боялся. Поставив левую руку на локоть возле головы своей жены, другой он снова спустился вниз, провел по внутренней поверхности бедра вниз, вернулся и осторожно одним пальцем медленно проник в чувствительные влажные ткани ее лона. Забияка выдохнула, она попятилась назад, но он удерживал ее своим весом. Девушка снова тяжело дышала, в ужасе от того, что с ней будет. Желания желаниями, а боли она боялась, как огня. — А нельзя как-нибудь без этого? — вдруг слабо спросила она. — Нет. Она посмотрела в глаза мужа, понимая, что он ее отсюда не выпустит, пока не получит желаемое. Сморкала сделал несколько движений пальцем внутри девушки, давая ей возможность привыкнуть к ощущениям. Сам он уже не знал, как держать себя в руках, он чувствовал дрожь нетерпения во всем теле. Забияка была такой обжигающей, красивой, мягкой… Проще всего было бы плюнуть на все и войти в нее одним быстрым и резким движением, как и наставлял его отец. Но что-то внутри него противилось этой грубости. Он переместил руку выше, провел пальцем вверх по чувствительному участку, и Забияка выгнулась, шумно выдыхая. Сморкала был очень доволен, что может хотя бы немного ее расслабить и, несмотря на предстоящее ей испытание, доставить удовольствие. Лаская крошечный бугорок, он целовал ее шею, шепча слова любви и утешения. И Забияка, убаюканная его голосом, возбужденная нежным касанием, прикрыла глаза и потихоньку успокаивалась, пока вдруг не почувствовала, как вместо нарастающего невероятно приятного ощущения там, где муж ласкал ее, что-то большое коснулось ее, надавливая, проникая внутрь, разрывая ее на части. Она снова попыталась уползти, забившись под ним. — Лучше не надо, просто потерпи, — раздался его голос. Сморкала все глубже входил в нее, невероятным усилием воли сдерживая порыв сделать это быстро. Забияка впилась ногтями ему в плечо и с шумом вздохнула, она хватала ртом воздух, пытаясь выбраться из-под него. Ей хотелось закричать, что она передумала и больше ничего не хочет, что она готова в девках ходить до скончания века, только пусть он уберет от нее эту штуку, которая вместо того, чтобы дарить наслаждение, мучает ее. Но она знала, что это нельзя и ей надо просто подождать. «Ну и где же это блаженство, Астрид? Зачем мужчинам вообще позволяют с нами это делать?» Она с силой впилась ногтями в кожу мужа, едва сдерживая протестующий крик, и он недовольно шикнул, отдергивая плечо. — Больно же! — возмутился Сморкала. — Больно? Тебе больно? — глаза Забияки гневно блеснули. — Да что ты знаешь о настоящей боли! Сморкала смешался, останавливаться на середине пути он не собирался, но ее вспышка заставила его усомниться в своих методах. Хель, и почему никто конкретно не рассказывает, как это надо делать, чтобы жена не прокляла его наутро? В голове снова загудело от воспоминаний советов. Сморкала тряхнул головой, отгоняя мысли, которые ему совершенно не помогали. Он знал две вещи: так или иначе, он лишит ее невинности, навсегда сделав ее своей — она его жена; он любит ее слишком сильно, чтобы допустить ее неодобрение его действиям. Он склонился к ее лицу, от напряжения у него на лбу выступили капельки пота; там, где их тела соприкасались, тоже стало влажно и скользко. Сморкала знал, чувствовал, что Забияка хочет, чтобы все получилось, не меньше его, просто боится, а ему сейчас надо проявить твердость, чтобы все действительно получилось. Он склонился к ее уху и принялся снова шептать клятвы любви, все те слова, что всегда в изобилии роились в его голове, но так редко находили выход. Забияка слушала его, отвлекаясь от ужасной боли внизу, пока Сморкала продолжал свое движение. Он остановился, войдя внутрь до конца, и принялся медленно двигаться назад. Забияка судорожно то ли вздохнула, то ли всхлипнула и снова болезненно сжала его плечо, но он решил не обращать на это внимание. Да и не соображал он почти ничего уже. Оказавшись в ней, чувствуя, как мягкие и нежные ткани плотно обволакивают его член, он потерял способность здраво мыслить и думать. Теперь он все больше отдавался власти животного желания самца обладать своей самкой. Новое движение внутрь, на этот раз быстрее. Обратно. Он не думал, он позволил своему телу делать свою работу. Забияка шумно и судорожно вдыхала и также рвано выпускала из себя воздух. Она терпела. Ей казалось, что если эта пытка не закончится через пару минут, то она возненавидит и своего мужа, и глупую Астрид, вселившую в нее надежду на нечто прекрасное, что происходит в спальне супругов. Нет, серьезно, девочкам надо лучше объяснять, что их ждет на самом деле, когда это случится. Сморкала двигался все быстрее, увереннее. Его голова упала на плечо супруги, он шумно дышал. По вискам стекали капельки пота. Теперь, даже если бы Забияка стала умолять его прекратить все это, он бы не смог. Не было больше ничего, кроме захватившего его чувства собственничества, обладания, желания. Голова не думала. Тело действовало, стремясь получить как можно больше от этой ночи. Правой рукой он придерживал жену за бедро, подняв ее колено, чтобы быть еще больше в ней. Глубже, сильнее… дыхание все сбивчивей. Иногда с его губ срывались тихие хриплые стоны. Боль уходила. Тело приспосабливалось и привыкало. Раздражение тоже уходило с каждым движением мужа. Забияка сама не поняла, в какой момент она подала таз ему навстречу, когда он входил в нее, потом отвела назад. Она стала двигаться с ним в унисон, сама того не осознавая. Молодая женщина все еще не верила, что в конце ее ожидает некое эфемерное блаженство, но определенно, ей все больше нравилось то, что происходило между ней и Сморкалой. Она вдруг почувствовала свою власть над ним. Вон он какой. Весь растаял, распластался, открылся, сдался ей. И Забияка упивалась этим чувством, ей нравилось. И она больше подавалась к нему навстречу, сквозь остатки боли стремясь сократить расстояние между ними, желая, чтобы он был еще глубже в ней. Она приподняла колени и обвила ногами мужа за талию, и услышала, как он задышал еще громче. Влажные от пота тела, дрожащие от напряжения руки, соединившиеся взгляды и все ускоряющийся темп… Забияка почувствовала, как вдруг тело ее мужа напряглось так сильно, что можно было прощупать каждую мышцу под его кожей, он сделал еще несколько резких толчков и вдруг весь обмяк, едва не раздавив ее, с шумным вздохом-стоном упав на нее. Женщина почувствовала, как что-то горячее стекает по ее коже в области ягодиц. Она гладила мужа по плечам, спине, путалась в его волосах, ожидая, когда он придет в себя. Шумно дыша, Сморкала приподнялся на руках. Он заглянул своей жене в глаза. Что она сейчас думает, чувствует? Сквозь шум собственного сбившегося дыхания во время любовного акта он слышал ее слабые стоны, чувствовал, как она двигается вместе с ним. Но он угадывал, что даже если ей и было приятно в процессе, она не получила того же удовольствия, что и он, в конце. Сморкала вспомнил, как ласкал ее вначале, как она выгибалась, когда он касался небольшого бугорка прямо над ее лоном. Рука непроизвольно скользнула вниз, находя нужное чувствительно место. Забияка дернулась и задышала часто. Муж медленно, а потом все быстрее ласкал ее рукой. Она все еще чувствовала его внутри себя, он был так же силен, как и за пять минут до этого. И Забияку вдруг снова захватило пьянящее чувство власти над мужчиной, к которому добавилось новое ощущение быть во власти мужчины. Сморкала продолжал ласки, действуя наугад. Он лишь видел по тому, как выгнулась его жена, позабыв про стеснительность, как она запрокинула голову, выдыхая громкие стоны, что ей нравится то, что он делает. Он чувствовал, что плоть его снова наливается и готов был продолжить любовные утехи. Руки Забияки беспорядочно заметались по простыням. С губ слетела просьба-приказ «еще!», и мужчина, опьяненный этим коротким словом, не сводя глаз со своей женщины, которая сейчас наконец была действительно его и только его, продолжал массировать набухший бугорок. Он то надавливал сильнее, то слегка ослаблял напор, но двигался все быстрее. Ее состояние возбуждало его, он хотел снова овладеть ей, но терпеливо ждал, когда она испытает что-то похожее на то, что испытал он минутами ранее. — Сморкала… — вдруг позвала Забияка, сжимая руками простыни, и он понял, что финал близко. Его грудь быстро вздымалась и опускалась, он дышал с ней в одном темпе, словно получал удовольствие вместе с ней. Вдруг мужчина почувствовал, как напряглись ее мышцы, крепче обхватывая его плоть, и он сам застонал от новых ощущений, которые были столь приятны. Забияка выгнулась дугой, то ли рыча, то ли крича, она сжала руки в кулаки, захватывая ни в чем неповинные простыни мертвой хваткой. Ее тело содрогнулось, когда волны оргазма накрыли ее с головой. Сморкала убрал руку, наблюдая, как Забияка постепенно приходит в себя. Она посмотрела на него так, словно видела впервые. Место, где он касался ее, горело огнем. Муж все еще был внутри нее, и едва она затихла, как он принялся двигаться в ней. Сморкала увидел, как она улыбается. И эта улыбка, немного дикая и такая счастливая, сказала ему лучше всяких слов, как ей сейчас хорошо. Забияка притянула его к себе, целуя, шепча что-то неразборчивое ему на ухо, хватаясь за его сильные плечи, но пальцы соскальзывали вниз с разгоряченного и взмокшего тела. Женщина улыбалась своему мужчине, ее переполнял восторг. Астрид таки была права! Сейчас Забияка любила Сморкалу как никогда сильно. И она видела по его лицу, глазам, что это взаимно. То восхищение, с которым он смотрел на нее, заставляло сердце биться еще быстрее. Ласки которые он дарил ей были восхитительней всего, что она знала до этого. «Я люблю тебя! Люблю тебя…» — шептала она без конца. Когда Сморкала почувствовал приближение своего оргазма, он поймал руку жены, сцепляя их пальцы в крепкий замок, он смотрел ей в глаза, надеясь передать ей таким образом все то восхищение, которое испытывал по отношению к ней. С последним сильным толчком она приподнялась и впилась в его губы жарким поцелуем. Забияка начала понимать прелесть не только обладания чем-то. Ей было хорошо потому, что ему было хорошо. Хорошо с ней. Сморкала шептал ее имя, целовал ее лицо, волосы, гладил по мокрой коже. И Забияка чувствовала, что ей его мало. Она хочет быть с ним снова и снова. Когда молодожены наконец уснули, утомленные бурной ночью, над Новым Олухом брезжил рассвет. Забияка прижималась к широкой груди своего мужа, укрывшись простынями. Перед сном она промурлыкала, как довольная кошка, что-то о том, что надо было давно уже выйти за него замуж. Сморкала довольно хмыкнул, не в силах сдержать гордости. Он был счастлив, что его жене с ним так же хорошо, как и ему с ней. Он поцеловал ее макушку, вдыхая аромат волос. — Сладких снов, Забияка… — Сладких снов… Они не выходили из дома трое суток, наслаждаясь друг другом, исследуя потаенные участки тел друг друга, познавая радости любви не только платонической. Страсть накрывала их обоих мгновенно и совершенно непредсказуемо, совсем не обязательно в спальне. И тогда Сморкала притягивал к себе жену, заглядывая ей в глаза, молча спрашивая, а она целовала его жарко в губы, соглашаясь. Просто чудо, что их никто не беспокоил в такие минуты, иначе незваные гости узнали бы о новых предназначениях шкур, скамеек и столов в доме. Когда Забияка наконец вырвется из сладкого плена сильных рук своего мужа и выйдет из дома, вдыхая свежий летний воздух, она будет совсем другой. И ее подруге Астрид даже не придется спрашивать, как все прошло, потому что сияние голубых глаз было видно невооруженным взглядом. Забияка в четвертый день после свадьбы любила весь мир.