Чтобы сердце не взорвалось, не касайся меня, не трогай...

Паша едет в машине в офис и очень жалеет, что не взял такси. Ему сложно дышать. Воздух тяжело выходит из лёгких, словно от удара, грудная клетка вгибается всё сильнее, и он не может, никак не может выпрямиться. Пытается грызть ногти по старой детской привычке, но тут же отдергивает пальцы ото рта. Сколько они не виделись, он уже и не помнит. Несколько лет. Несколько… Он знает точно. Знает точное количество дней, которые сейчас кажутся сплошной серой лентой, чередой событий, вроде таких разных, но таких одинаково скучных. Без остроты, без нерва, без разрядов тока, которые разбегались по венам от слова или взгляда, или прикосновения — если выпадал шанс остаться наедине. Сейчас хочется строить карьеру, обеспечивать семью, растить детей. Тогда хотелось жить. Дорога кажется такой длинной, словно увеличилась в несколько раз. Наконец-то она кончается, Паша паркуется и идёт к зданию. Замедляет шаг. Решает перекурить у входа. Он не знает, как себя вести. За всё это время они даже не созванивались, так, несколько сообщений и комментариев. Ни о чём личном, только о пустяках. А теперь нужно снова как-то смотреть ему в глаза, пожимать руку, разговаривать, обсуждать работу и новые проекты, вписывать Трио в программу Камеди. И делать вид, что всё равно. А Паша всегда был плохим актёром, он это знает, он смотрел свои фильмы. Судьба словно издевается над ним: Трио подходит к офису, когда он тушит сигарету об урну. Вместе приехали, отмечает Воля, сам не зная зачем. — Привет, Пашка! — Смирняга первый тянет его обниматься. — Пацаны! — радостно восклицает Паша и обнимает каждого. Он почти отталкивает Соболя через секунду, словно его ударило током, и первый идёт к двери, чтобы не увидеть его реакцию. Потому что боится, что её нет. Работать вместе легче, чем ему казалось. Главное — не смотреть, не заговаривать первым и не отрывать глаза от ноутбука. Верить в это Паше получается несколько первых часов. Пока он не оказывается один в курилке, в которую тут же заходит Илья. — Паш. Воля не отвечает, только медленно затягивается, не сводя взгляда, пожирая глазами лицо, знакомое до каждой чёрточки, до каждой родинки, изученное языком и губами, и пальцами. Сжимает пальцы на свободной руке, чтобы не потянуться. Раньше они ловили такие мгновения уединённости и не давали ни секунде пройти зря. Теперь просто стояли друг напротив друга, подыскивая слова. — Ну ещё спроси, как у меня дела, — не выдерживает и ухмыляется Паша. — Я знаю, как у тебя дела, — легко улыбается Соболь, — все знают. Читаю твою инсту, ты там очень счастлив. Паша пытается понять, был ли это подъёб, но Илья подходит ближе, берёт его сигарету и затягивается. — Пойдём выпьем, сегодня толку всё равно с нас уже не будет. Воля слышит его через шум в ушах как через вату. Соболь тянет сигарету обратно к его рту, прижимая пальцы к губам, почти позволяя поцеловать, и Паша затягивается так глубоко, что сигарета истлевает до фильтра. Бар небольшой, посетителей практически нет, они падают за столик в углу с большими бокалами пива. Воля делает сразу несколько больших глотков, чтобы скорее захмелеть и хоть немного расслабиться. Они пытаются разговаривать, но безопасных тем так мало. Работа, выступления, внутрячные интриги, новые проекты, идиотизм на съемках. Учеба в театральном. Участие в дурацких проектах Школьника. Илья замечает злость в Пашиных глазах при упоминании Лёни и легко под столом проводит пальцами по сжатому кулаку. — Да забей, это ж когда было. — Не так уж давно, — зло отвечает Паша. — Это просто съёмки. — Как в Смехе? Как в Турнире? Тоже просто съёмки, блядь. Воля чувствует, как срывается, потому что выпил больше, чем стоило, когда Илья рядом. Всё невыговоренное, накопленное, мучившее всё это время, рвется наружу, и он прикусывает покрепче губу, чувствуя, как слова комком застревают в горле. Соболь разжимает его кулак и переплетает пальцы, словно хочет что-то сказать, и Паша боится верить в эти смыслы, он не хочет их видеть, он устал, он слишком долго пытался затравить, забыть, уничтожить то, что снова вспыхнуло внутри и разливалось по венам, как яд из растаявшей капсулы. И его не остановить, против этого нет противоядия, нет спасения. Нет способа утолить эту жажду прикасаться, пальцами, губами, разгоряченной кожей… Паша смотрит ему в глаза и ему кажется, на секунду, сотую долю, что он видит там отражение своих чувств… У Ильи звонит телефон, он свободной рукой достает и принимает вызов. — Да, любимая… Резко отдергивает руку, потом и вовсе встаёт из-за стола и отходит на пару шагов. Паши хватает на два вдоха. Конечно, любимая — жена, как он мог забыть. На что он может надеяться и какие претензии может предъявлять, если сам женат и с ребёнком? Но он понимает, что ему нет до этого сейчас совершенно никакого дела, ведь это не он женат на знаменитой гимнастке, которая родила ему ребёнка, это какой-то другой человек, незнакомый ему Павел Воля. А он просто Паша, ведущий, влюбленный до безумия в карие глаза и родинки того, кто никогда по-настоящему его не полюбит. Он встаёт, кидает на стол пару купюр и выходит из бара. На улице темно и капает дождь редкими каплями. Он накидывает капюшон и уходит по незнакомым узким улицам сам не зная куда. — Паш! Паша! Соболь догоняет его, разворачивает, схватив за руку, смотрит непонимающе, пытаясь в свете фонарей разглядеть его лицо. — Да иди ты! Воля пытается вырвать руку, но Илья вцепился в куртку со всей силы. — Паш, да что случилось? Мне просто жена позвонила… Вот так спокойно говорит, что Волю прорывает. — Боже мой, да люби ты её там дальше. Мне ли не знать, как ты всегда хотел заиметь такую тёлочку! Иди имей, чего за мной по ночам бегаешь? Он говорит про неё что-то ещё и ещё, пока Илья не срывается. — Заткнись! Кто бы говорил! Сам чем лучше?! Самая охуенная телка для самого охуенного тебя! Миллиард фоток про любовь в инсте! На каждом концерте! В каждом выпуске! Вот иди и люби её! — Да что ты вообще знаешь… — Паша чувствует, как внутри всё леденеет и каменеет. — Что ты вообще знаешь об этом… Пальцы Ильи всё ещё сжимают его запястье, хоть он больше и не вырывается. — О чём? — О любви. О том, как всё внутри стынет от разлуки. О том, как весь день только ждёшь, когда он закончится, чтобы просто лечь в кровать и думать о том, кто стоит у тебя перед глазами, стоит только их прикрыть. О том, кто видится каждый день в сотне чужих лиц. От чьего одного слова можно сдохнуть или заново захотеть жить. О том одном, из-за которого и хочется жить… Соболь смотрит на него распахнутыми злыми глазами, словно хочет ударить. Выпускает запястье и правда бьет ладонями по груди, со всей силы, так, что Паша отшатывается на пару шагов назад: — Я знаю, чёрт тебя возьми! Я знаю!