Овеянные дымом

      Север никогда не отличался благосклонностью. Вечно суровый край с тяжёлыми длинными зимами и жаркими душными летами, он всегда ставил перед человеком препятствия, которые в любой момент могли стать последними. Север признавал только стойких, волевых и терпеливых людей — только такие могли выжить здесь и идти вперёд.       Оливия знала это, как никто другой. Двадцать лет она управляла северным фортом, северной границей Аместриса, чтобы местные нравы успели стать частью её личности. Этого же она требовала и от подчинённых: только сильные, самоотверженные солдаты могли защитить страну и выжить.       Потому что драхманцы были такие же.       Оливия раздражённо покосилась в окно. Они ехали уже больше полутора часов, но крепость Бриггс ещё даже не показалась. Обычно дорога из Северного города до форта занимала не более двух часов; сегодня, видимо, станет исключением из правил. Именно тогда, когда она, генерал-майор северного рубежа Аместриса, должна была быть там!       Новости приходили неутешительные. После выходки Кимбли отношения с Драхмой вмиг перешли из разряда прохладных в ледяные. Монаршая семья прислала и в Бриггс, и в Централ гневные письма с требованием объяснить, почему вдруг полк Драхмы, что находился на границе на учениях, оказался вдруг уничтожен аместрийскими войсками. Попытки разобраться в ситуации ни к чему не приводили: Драхма не верила, что её солдаты атаковали первыми. И теперь северная империя перебрасывала подразделения одно за другим к Бриггсу, и никто не мог сказать, как долго продлится это молчаливое противостояние.       Драхма была невероятна. Огромная империя, растянувшаяся с Бриггсовых гор до самого крайнего севера, от великой пустыни до Восточного моря, сильная в экономическом, политическом и военном плане. Крошечному Аместрису было трудно тягаться с такой державой, однако, вопреки всем ожиданиям, это пока удавалось. Оливия знала: это только потому, что страна жила войной. С самого своего основания Аместрис боролся за место под солнцем со всеми соседями, и за пятьсот лет существования не научиться такой политике просто не мог. Но… сколько они так протянут?       Не будь ситуация в Централе критической, Армстронг бросила бы всё и сразу после Обещанного дня приехала бы на Север. Да, Бриггс мог жить без головы, однако в такое время даже последний рубеж Аместриса нуждался в сильном лидере. И дипломатическом решении, которое мог сделать только он. Оливия раздражённо стиснула зубы: она ненавидела политику. Дипломатия, переговоры с натянутыми улыбками и фальшивыми заявлениями о необходимости мирного решения всех проблем уже набили оскомину. И как бы сильно ни хотелось обрушить всю мощь Бриггса на Драхму, Оливия в полной мере осознавала, что в данный момент это невозможно. И ей придётся самой вести переговоры о мире, лицемерно улыбаться, пожимая драхманским генералам руки, и кивать на заявления, что единственный способ решения военных конфликтов — мирный.       Когда в последний раз она выходила навстречу драхманцам? Лет семь-восемь назад, когда ишварская кампания была в самом разгаре. Оливия тогда лично подписала соглашение о перемирии и даже поддержала идею о долгосрочном мире и совместных военных учениях, но всё как-то замялось. Ни учений, ни мира в итоге не получилось. В Драхме начались свои проблемы, в Аместрисе они и не заканчивались.       Показались знакомые строения вдоль дороги, и одновременно с этим Армстронг услышала голос водителя:       — Подъезжаем к Бриггсу, генерал-майор!       Оливия уже сама это поняла: вдалеке показались дымовые столбы из труб форта и время от времени сверкали солнечными бликами пушки.       По мере приближения яснее становились копошащиеся силуэты на бастионах и у ворот. Кто-то расчищал дороги после напавшей вчера бури, кто-то патрулировал. Но одно было ясно точно: их ждали и готовы были уже встретить. Встречающих мало — не больше десяти человек. Армстронг мысленно воздала должное Майлзу, который сейчас был за главного и который, зная её, не стал устраивать официоз с почётным караулом и кучей солдат. Правильно, солдатам сейчас надо нести службу, а не соблюдать глупые формальности.       Они подъехали. Не успел водитель заглушить мотор, как Оливия уже оказалась на улице, стремительным шагом направляясь к крепости. Солдаты отдали честь, но генерал-майор даже не обратила на них внимания, порывом ветра пронёсшись мимо.       — Генерал-майор, — вскинув руку в приветственном жесте, сказал Майлз. Армстронг не остановилась, дав ему понять следовать за собой.       — Что Драхма? — оборвала Армстронг.       — Пока всё так же. Стягивают войска и оружие к границе, разбили палаточный городок в пяти километрах от Бриггса. Некоторые особо одарённые подходят совсем близко и подначивают наших солдат на провокации.       — Всё ясно.       Оливия уже зашла внутрь. Солдаты при виде неё вытягивались по струнке, однако тут же возвращались к работе, ловя взбешённый взгляд Армстронг. Генерал-майор напоминала бурю, внезапно нагрянувшую после долгого напряжённого затишья. Без малого месяц Бриггс ждал неизвестности; с приездом Оливии целый организм, уже готовый обороняться, ощетинился ещё больше.       Коридоры, в которых незнающий заблудился бы на раз-два, казались бесконечной паутиной, несмотря на то, что Оливия шла по самой короткой дороге. Ей казалось, что, опоздай она хоть на минуту, случится неизбежное и спешить станет некуда. Разумом она понимала абсурдность своих мыслей — от ощущений избавиться не могла.       Собрание Оливия сначала не увидела, а услышала: ещё за целый этаж стали слышны споры на повышенных тонах. Армстронг нахмурилась и поспешила.       — …верить, что это не ловушка и не уловка? Драхма тысячу раз нарушала свои обещания!       — Не тебе об этом судить, ты здесь вообще меньше года, Шиндлер!       Оливия вошла в зал, однако её не заметили. Военные, что остались руководить Бриггсом в её отсутствие, даже не спорили — ругались! — и, казалось, вот-вот вцепятся друг другу в глотки. Капитан Жавелин, полковник Шиндлер, майоры Нолан и Страйкер и лейтенант Харви. Они столпились вокруг стола, постоянно вырывая из рук друг у друга какой-то лист. Хотя нет. Нолан единственный сидел и не принимал участия в разборках.       — Не смейте так панибратски обращаться к вышестоящему, майор Страйкер! — прошипел Шиндлер. — Нельзя так слепо верить врагу!       — С вашим отношением, Шиндлер, врагов можно и из друзей сделать!       — Вы абсолютно правы, полковник. Врагов необходимо держать на расстоянии и по возможности не подпускать к себе слишком близко, — холодно заметила генерал-майор и протянула руку. — Дать мне этот лист.       Подчинённые разом замолчали, одновременно повернув голову к двери; Нолан, кашлянув в кулак, поднялся и отдал честь. Майор Страйкер, в руках у которого оказался лист раздора, передал его Оливии.       — Это мы получили буквально час назад от генерала Милана Гверо, который в данный момент стоит во главе драхманской армии, — пояснил Страйкер. — И наши мнения разделились по поводу того, ловушка это или нет.       Оливия бегло пробежала глазами по посланию. Оно было написано на драхманском языке с подстрочным переводом на аместрийский (не очень точным, к слову сказать). Армстронг, уже двадцать лет жившая по соседству с Драхмой, неплохо овладела её языком — вражеским языком — на случай переговоров, допросов шпионов и переводов подобных посланий, и могла сама без особого труда понимать драхманский текст.       — Подстрочник явно делали в Драхме, — генерал снисходительно скривила губы и обратилась к Жавелину: — Капитан, что думаете по поводу этого письма? — и пренебрежительно тряхнула им над столом.       Жавелин задумчиво выдохнул и поджал губы. В нём Оливия была уверена на все сто: он уже десять лет служил в Бриггсе военным переводчиком с драхманского. Все присутствующие понимали, что его слово повлияет на конечное решение. Кого-то такое положение дел открыто раздражало.       — Я не могу исключать полностью вероятность, что это уловка, но на девяносто девять процентов уверен, что драхманцы действительно хотят разрешить конфликт мирно. — Жавелин взглядом попросил у Оливии послание и ещё раз просмотрел его. — Я прочитал и изучил это письмо раз десять и не нашёл никаких признаков двойного дна. Никаких абстрактных формулировок, которые можно было бы трактовать двояко и которое потом на международной арене выставило бы Драхму в невыгодном свете. Всё довольно конкретно и сухо. Кроме того, драхманская политика всегда была довольно прямолинейна и, я бы даже сказал, деревянна, чтобы делать какие-либо змеиные подставы, наподобие аэружских. — На этих словах Жавелин покосился на полковника Шиндлера, едва сдерживающего недовольство.       Оливия уловила этот взгляд.       — Что именно вызывает у вас такую реакцию, полковник? — поинтересовалась она, опёршись о стол.       Шиндлер скривил губы в усмешке.       — О, что вы, генерал, какую реакцию вы имеете в виду? — протянул он. — Сущий пустяк, всего лишь беспокойство о надёжности соглашений с нашими драгоценными соседями.       — Насколько мне известно, вы служили разведчиком в Аэруго и долгое время руководили разведштабом в Южном городе. Вы должны понимать, что Драхма и Аэруго — это не одно и то же, — сухо произнесла Армстронг.       — Но общее у них всё же есть: они враги Аместриса.       — И врагов надо знать, а не подводить под одну гребёнку.       Шиндлер фыркнул.       Как же он бесил. Оливия порой едва сдерживалась, чтобы не послать его на тот свет вслед за Рейвеном и Брэдли. Шиндлера перевели из Южного города год назад в Бриггс. Официальная причина — необходимость улучшения разведывательной деятельности в Драхме, которая, по мнению тогдашней верхушки Аместриса, явно не дотягивала до необходимого уровня (Кимбли наверняка по той же самой причине сюда отправили). Но, по слухам, Ганс Шиндлер имел очень много связей на Юге и даже в самой Аэруго. Эти связи подпортили его репутацию. Его заподозрили в «подрывной деятельности основ государственного строя» и даже измене, но открыто обвинить никто не мог. Поэтому его перевели в Бриггс, где он не смог бы поддерживать свои «южные» связи.       — Я склонна согласиться с выводами капитана Жавелина, — продолжила Оливия. — Согласно данным центральной разведки, Драхма сама страдает от внутренних разногласий в связи с вопросом о престолонаследии. Масштабная война с Аместрисом им вряд ли нужна. Возможно, они временно хотят отвлечь внимание населения от собственных проблем, поэтому играют мускулами на нашей границе. Весьма самонадеянно с их стороны.       — Нам есть что обсудить, господин фюрер, — сказала Армстронг, поднявшись. Пока Мустанг с Хоукай развлекаются с маленьким гомункулом, она могла поднять более насущные вопросы без лишних ушей.       Грумман кивнул и отставил чашку с чаем на стол. Шутливый блеск в глазах уступил место серьёзности. Не зря его называли лисом: ещё минуту назад самозабвенно шутил, умело притворяясь паяцем, а теперь готов решать вопросы государственного масштаба.       — Согласен, генерал Армстронг. Думаю, нам стоит отойти.       Грумман поднялся с кресла и кивком головы дал Оливии знак отойти к окну. Она ещё раз бросила короткий взгляд на маленького монстра в обличии ребёнка и последовала за фюрером. Мальчишка смеялся, клянча у Хоукай собаку, Мустанг, сидевший рядом, готовился стать истуканом, а вдова Брэдли с умилением наблюдала за своим дьявольским сынком.       Они встали в тени портьеры, и генерал мысленно отметила, что слышать их отсюда не должны: весьма подходящее место для такого важного разговора. Уединённое, тихое, скрытое.       Фюрер сложил руки на груди, одной рукой задумчиво упёршись в подбородок. Оливия думала, с чего начать разговор. Новости с Севера приходили неутешительные, но весьма разные: то к границе подходят новые подразделения, то отходят уже застоявшиеся. И так постоянно. Как бы там ни было, конфликт назревал, и Армстронг не хотела давать ему ходу. Беспомощность злила. Оливия ненавидела ситуации, когда проблемы, как вода, вытекали из ладоней и, словно смеясь над ней, растекались под ногами.       — Супруга почившего Брэдли была права, когда говорила о внутренних проблемах в Драхме, — начал Грумман. — Наша разведка докладывает, что скоро в драхманской столице между сыновьями Вацлава начнутся склоки за престол. Оба сейчас занимают высокие должности в правительстве Драхмы, но… — фюрер покачал головой. — Всё сложно. Не говоря уже о том, что в Драхме унаследовать трон может и дочь императора.       — Вы склоняетесь к мысли, что война Драхме сейчас не нужна? — спросила Оливия.       Фюрер кивнул.       — Сомневаюсь, что они хотят вести войну на два фронта. По нашим разведданным, в армии нет согласия. Кто-то поддерживает старшего сына, кто-то младшего, кто-то вообще за то, чтобы принцесса стала во главе страны, а для ведения войны с другим государством армия должна быть единым организмом, без всяких внутренних противоречий.       Оливия была с ним согласна. Чтобы дать отпор врагу, нужно быть сильным; если же внутри есть опухоль наподобие гражданской войны, то силы не выйдет.       — Скорее всего, то, что происходит сейчас на границе — не более чем представление для отвлечения внимания, — уверенно заявил Грумман. — Тем более, их правительство это любит.       О да, драхманская верхушка, глядевшая на население со шпилей высоток в Херсонесе, не брезговала бросать пыль в глаза своим поданным. Как знала Оливия, император и его фамилия до смерти боялись восстаний и революций и избегали их всеми возможными путями: пропагандой, «маленькими победоносными войнами», крупными мероприятиями, праздниками и так далее. Стычка с Аместрисом и государственные рупоры, привлекающие всеобщее внимание к Бриггсу, вполне могли сыграть кому-то на руку.       — И всё же, их политика хотя и деревянна, может быть порой непредсказуема, — продолжил Грумман. — События могут развиться очень быстро, генерал-майор Армстронг. Не уверен, что у вас будет время консультироваться с Централом по каждому вопросу. Доверяю вам решение этой проблемы, можете действовать от моего имени. Ваша задача — любыми способами избежать войны.        «И не испортить репутацию Аместриса».       — По-вашему, семейные склоки могут помешать войне с нами? — поинтересовался Шиндлер.       Оливия кивнула.       — Я думаю, что генерал-майор права в выводах, — отозвался лейтенант Харви, курносый мальчишка-карьерист, чем-то напоминавший Армстронг Мустанга. Когда-то он был разведчиком в Херсонесе и Гадесе. — И нам стоит согласиться на переговоры. Если они начнут войну с нами, то их армия просто разорвёт сама себя в случае, если у них самих начнутся внутренние разборки.       — А чем это плохо нам?       — Мы не выдержим ещё одной войны, — отрезала Оливия и стала во главе стола. — А теперь решение. Кто за то, чтобы ответить согласием на предложение Гверо?       Четыре руки. Армстронг поднимать свою не стала, но мысленно была за этот вариант.       — Кто против?       Никто не поднял. Шиндлер демонстративно хмыкнул, сложив руки на груди.       — Решено. Капитан Жавелин. — Он тут же вскинул запястье к виску. — Поручаю вам составить официальный ответ от Бриггс. Как составите, принесите мне на подпись; затем доставите его в руки генералу Гверо.       — Есть!       Капитан поклонился и вышел, отстукивая каблуками, из комнаты. Но расходиться пока рано. Есть ещё вещи, которые волновали Оливию не меньше Драхмы.       — Что с тоннелем?       Майор Нолан выпрямился и прокашлялся. Оттянул от горла ворот.       — Позвольте доложить, — он прочистил горло, — генерал-майор. Тоннель успешно отрезан от национального круга преобразования и зацементирован.       Оливия нахмурилась. В каком смысле — зацементирован?       — Объяснитесь, майор.       Нолан вдруг зашёлся кашлем, таким сильным, что покраснел от натуги и стал лихорадочно искать бутылку воды. Нашлась она рядом с лейтенантом Харви. Тот подвинул её задыхающемуся Нолану, который, дрожа, отпил немного.       — Прошу прощения, мне до сих пор здесь трудно дышать…       — Просто заткнитесь, Нолан, — вдруг раздражённо выпалил Страйкер. — Вероятно, с вами главная опасность для нас не Драхма, а вы — вы своими бактериями весь Бриггс оплевали.       — Это не заразно! — воскликнул майор. — Аллергия на северный воздух!       Оливия мысленно сосчитала до трёх. Что за детский сад. Во что превратился Бриггс, пока её не было?       — Майор, вам не придётся страдать от аллергии, если будете в сугробе, — металлическим голосом произнесла генерал.       Нолан побледнел, хотя казалось — дальше уже некуда. Несмотря на то, что он был выходцем с юга, он казался самым настоящим северянином. А ещё он был умён и ответственен. И крайне проблемный. Его перекинули из южного региона на север практически по тем же причинам, что и Шиндлера: слишком близко находился к Аэруго. В деревушке, где родился и вырос Нолан, практически все были полукровками, потомками инвидийцев, аместрийцев и ишваритов; никто не мог гарантировать, что только что выпустившийся офицер Брайан Нолан не поддерживал никаких связей с южными соседями. На следующий же день после выпуска его посадили на поезд до Северного города.       — Прошу прощения, — повторил он, ещё раз прочистил горло и уже увереннее продолжил: — Зацементирован участок длиной в пять километров, а именно — внешние стены и пол. Потолок и пол обложены бетонными плитами. На расстоянии двух с половиной километров направо и налево сконструированы специальные бетонные барьеры толщиной в полметра. Необходим по меньшей мере танк, чтобы пробить такой заслон.       Новости неплохие. Оливия была удовлетворена.       — Есть вероятность, что Драхма может воспользоваться этим тоннелем, чтобы пробраться на территорию Аместриса?       — Крайне низкая, генерал-майор, — ответил лейтенант Харви. — Нет никаких свидетельств, что они вообще в курсе об этом.       — В любом случае, за тоннелем необходимо следить, — закончила Армстронг. — Поручаю это вам, лейтенант, майор Страйкер. Нолан, свободны.       Подчинённые отдали честь и один за другим вышли из кабинета. Когда их шаги стихли вдалеке, Оливия вдруг осознала, что стало непривычно тихо, даже для Бриггса. После нескольких недель шумного Централа такая тишина казалась мёртвой. Генерал ещё раз окинула взглядом документы, разложенные на столе, сложила их, чтобы ничего не потерялось, и, заперев двери, вышла в коридор.       Бастион встретил её колючим ветром. Солнечный свет, отражаясь от снега, слепил глаза, вынуждая щуриться. Кожу на лице закололо. Настоящая зима входила в свои права, и совсем скоро так, без шубы, шапки и сапог с толстой меховой подкладкой, выйти будет невозможно. Таковы порядки этого края.       Оливия вдохнула полной грудью. Как бы ни хотелось ей быть фюрером, она понимала, что Бриггс уже вошёл в её кровь и плоть. Ей не хватало этого воздуха, этого снега, этого северного неба и сурового климата. Если она когда-нибудь переберётся в столицу, часть её души останется здесь навсегда, на границе двух миров, своего, который она поклялась защищать, и враждебного.       Отсюда, с высшей обзорной площадки крепости, разглядеть аместрийские селения было невозможно. Зато драхманский военный городок просматривался от и до. Но обманываться не стоило: даже в таких условиях он мог представлять опасность. Можно было увидеть, как солдаты патрулируют лагерь, как они живут; некоторые не боялись подходить к границе с Аместрисом и провоцировать на стычки солдат Бриггса.       Сзади послышались шаги, но не нужно было оборачиваться, чтобы понять, кому они принадлежат.       — Твоё мнение, Майлз, — бросила Оливия, сцепив руки за спиной.       — Если бы они хотели напасть, сделали бы это до вашего приезда, генерал, — откликнулся Майлз, встав в паре шагов и устремив свой взгляд на север.       — Совсем страх потеряли, — процедила сквозь зубы Армстронг. — Видела, они себе передвижную сауну устроили. Некоторые бегают после парной голые по лагерю и в снег кидаются. Идеальные мишени. Светят задницами, как золотыми куполами.       — Знают, что нам конфликт не нужен. После Кимбли.       Вдруг от лагеря отделилось несколько фигур, которые направились в сторону стены. Оливия и Майлз молча наблюдали за ними. Их было четверо, трое рядовых и старшина. Мелкие сошки. Они шли громко, размашисто, о чём-то возбуждённо спорили. Генерал мрачно усмехнулась: этих идиотов наверняка из тоннеля Лени слышно. В двухстах метрах они остановились: продолжил идти только один, самый пьяный, вероятно. Он замер, когда до Бриггса оставалось не более пятидесяти метров, расстегнул ширинку и начал справлять малую нужду. Оливия поморщилась. Даже отсюда она видела это мерзкое растёкшееся жёлтое пятно.       — Чтоб вам, сукины дети, — заорал драхманец не своим голосом. — Вот ваше место!       — А твоё под снегом, который ты залил своей мочой, недоумок, — процедила Армстронг.       Солдат натянул штаны и побежал обратно. Бежал обратно он не разбирая дороги и не раз умудрился провалиться в сугробы. Когда он поравнялся с товарищами, они, хохоча, повернули в сторону своего лагеря. Оливия с молчаливым раздражением смотрела им вслед.       — Как прекрасен вид отсюда, генерал, — вдруг сказал Майлз. Армстронг подняла глаза. И мысленно с ним согласилась.       Пейзаж действительно завораживал. День клонился к вечеру, и солнце скользило лучами-ручками по Нефритовому хребту, озаряя прозрачным, хрустальным светом весь Бриггсовый перевал. Долина, что простиралась за горными хребтами, казалась утонувшей в дымке. Облака словно спустились с неба на землю. Ели и сосны, устлавшие склоны, распушили хвою и с высоты бастиона напоминали нахохлившихся воробьёв. Небо начинало лиловеть. И только устремившиеся ввысь струи дыма да хаотично установленные палатки с копошившимися вокруг людьми разрушали всю гармонию, представшую перед их взглядами.       — Тебе когда-нибудь доводилось там бывать? — спросила Оливия. — Там, в Драхме?       — Нет, генерал. И не уверен, что хотел бы.       Женщина грустно усмехнулась. В голове возникли воспоминания семилетней давности. Город с двух-, трёхэтажными домами и острыми крышами, расписными церквями и людьми, закутанными в меха и смотревшими на мир из глубины капюшонов и платков.       — А я была. Мы же должны знать своих врагов, верно? — Армстронг задумалась. — На самом деле интересная страна, и народ интересный. Я ездила в ближайший крупный город, Освя́щен. Там мы заключали договор о перемирии. Тот самый, который действовал до Кимбли. Одежда там совсем другая, дома другие, природа ещё суровее нашей.       Майлз не отвечал, Оливия даже не оборачивалась к нему. Она была в прошлом, в воспоминаниях.       — И люди там другие, смотрят на мир иначе. В драхманском языке есть два слова для определения мужчины и женщины. По одному для обозначения к тому или иному полу по рождению; ещё два слова обозначают социальную роль. — При мысли об этом она не смогла сдержать усмешки. — В Драхме считается, что есть социальная роль мужчины и есть социальная роль женщины. Мужчина в социуме должен быть сильным и решительным, а женщина — мягкой и нежной. Но самое интересное в том, что биологическая принадлежность может не совпадать с социальной. Например, — Оливия наконец обернулась к собеседнику, — в Драхме сказали бы, что я больше мужчина, чем женщина. И никакого осуждения. Там это нормально. Не у нас.       — Странно слышать это от вас, учитывая, что вы дослужились до генерала, — заметил майор.       — И тем не менее, порой я слышу шепотки, что мне с коляской надо ходить да сопли подтирать.       — Вы о Шиндлере?       Генерал кивнула и краем глаза посмотрела на своего подчинённого. Майлз задумчиво опёрся рукой о подбородок и ничего не сказал. И не нужно. Оливия за то и ценила его: всё, что он говорил, было по делу и вовремя. Если кому-то и могла доверить свою спину Армстронг, то только ему. И ещё нескольким десяткам солдат, которые доказали безоговорочную преданность Бриггсу и Аместрису.       — Я избавлюсь от него, как только появится возможность, — проговорила Оливия. — Пусть служит в другом месте, подальше от меня.       — Вы с ним возненавидели друг друга с первого взгляда, — заметил Майлз.       — Он с чего-то решил, что его прислали сюда руководить крепостью. — Генерал фыркнула. — Самоуверенный индюк.       — А вы не думаете, что он может устроить против вас какую-нибудь подлость?       Что?! Какая нелепость! Оливия рассмеялась.       — Честно — очень в этом сомневаюсь. Вряд ли он будет сам себе жизнь портить.       Майлз пожал плечами.       — Мне кажется, он способен на это.       — Время покажет. — Армстронг собралась уходить. — Ах да, — в памяти возник образ кашляющего юнца, непонятно каким образом вырядившегося в военную форму, — будет возможность, от Нолана тоже избавься. Пусть лечится где-нибудь южнее.       — Есть, генерал.       Оливия развернулась и ушла. Лёд и недавно выпавший снег звонко хрустели под ногами.