Новогодняя ночь воспоминаний

Зимой темнеет довольно рано. На самом деле, не успеешь оглянуться, а тебе уже на пятки наступает ночь. Солнце садиться за горизонт, забирая с собой последние мгновения живительного тепла. Канун Нового Года, все люди спешат домой, что бы как можно скорее согреться, окунуться с головой в суету праздника и уют семьи. И не смотря на то что мороз больно щипал щёки и нос, а пальцы на руках и ногах заледенели, губы на чужих лицах то и дело расползались в сияющих, предвкушающих улыбках. У всех. Но только один человек выбивался из искрящейся толпы куда-то спешащих людей. Он шёл медленно, размеренно покачивая рукой в такт ходьбы. Не было в нём той искорки праздника, ожидания волшебства. Он то знал, что это бесполезно. Что чуда не произойдёт. Остановившись напротив кованых ворот, Адонис выпустил облачко пара, смотря куда-то вверх, словно задумавшись о чём-то далёком. Сердце болезнено сжало от посетивших светловолосую голову мыслей. Как же он давно тут не был... Молодой человек легко мотнул головой, прогоняя мысли и стряхивая излишки влаги со светлых волос. Будто на что-то решившись, Адонис сделал несколько шагов по направлению к калитке, что бы войти на территорию кладбища. Шаг, ещё, и внешний, полный ожидания чуда и волшебства мир, словно оградили незримым куполом. Впереди лишь холод, пропитанный болью и одиночеством. Множество узких, извилистых тропинок, ведущих к совершенно разным людям, со своими судьбами и причинами оставить этот мир и их близких. К телам людей. К мёртвым телам людей. Которые тоже больше не ждут праздника и свершения заветных желаний. Их больше нет. Адонис остановился, сжав кулаки до побелевших костяшек, до боли в костях пальцев и хруста в суставах. Судорожный вдох, на грани хрипа. И снова продолжил путь по давно выученным на зубок тропкам. И вот, наконец, он добрался до пункта назначения. Обычная, ничем не примечательная, ухоженная могилка. Ни хуже, ни лучше остальных. С режущими глаза буквами, что складываются в любимое имя. Адонис остановился в двух шагах до надгробия, будто вкопанный. Судорога боли на мгновение исказила красивое, с тонкими чертами, лицо. Адонис стряхнул снег с небольшой лавочки, что стояла возле могилы, сел на неё и поставил рядом с собой свой рюкзак. Сжав губы в тонкую белую нить, как если бы сдерживал крик, спрятал лицо в ладонях, опуская потухшие глаза куда-то вниз, а когда вновь поднял взгляд на надгробие с до боли узнаваемой фотографией, на губах было подобие слабой улыбки. - Здравствуй, Дин. У нас всё не так уж и плохо, можно сказать, даже, хорошо, а…-речь пришлось резко прервать. Едва не вырвалась стандартное окончание фразы «…а как у тебя?» - Да, у нас, в целом всё неплохо, - немного помолчав и пожевав собственные губы, Адонис продолжил, - жаль, что ты этого не видишь. Знаешь, прошло целых два с половиной года, а я всё никак не могу привыкнуть к тому…к тому, что тебя нет. Больше нет. Внезапно, даже для самого себя, Адонис почти светло улыбнулся. - А помнишь, как мы впервые встретились? Если бы было соревнование по самым необычным знакомствам парочек, мы бы сто процентов были в числе призёров. Мы часто смеялись с тобой над этим, не так ли? Если честно, я тогда реально подумал, что ты меня убьешь, хах… Несколько тихих смешков вырвались из горла. Васильковые глаза затуманились, поддёргиваясь мутной дымкой воспоминаний. Забавно понимать, что если подумать о корне всего, то виноват в их встрече простой апельсиновый сок. Он просто закончился ещё прошлым вечером, а Адонис решил сходить в магазин. Вот так всё просто. В тот день с самого начала было ощущение, что должно произойти …нечто. Нечто необычное, будоражащее, переломное. Путь в магазин прошёл как обычно, как и покупка пары пачек сока и тем не менее, это зудящее чувство предвкушения не желало покидать Адониса. Дорога обратно, приевшеяся уже до невозможности и выученная до такой степени, что можно закрыть глаза и не заблудиться. И вот та самая подворотня, самая обычная, которую он видел уже сотни, тысячи раз, которых сотни по всему городку. Случайно брошенный взгляд, заставил остановиться, а затем сделать два шага вперёд, в подворотню, в этот непримечательный закуток, в котором копошились два человеческих силуэта. Стоило сделать ещё шаг, как одна из фигур метнулась к нему и вцепившись стальной хваткой, резко дёрнула на себя, утаскивая во тьму. В нос тут же ударил запах можжевельника, заполняя лёгкие, туманя разум, заставляя все рецепторы включиться на полную, а ну губах растеклась совершенно идиотская улыбка, которая, судя по всему, удивила схватившего его парня. А это оказался именно парень. В принципе, самый обычный внешне, не особо приметный в толпе, то что надо для какого-нибудь киллера. И на этой мысли Адонис осёкся, заметив, что совсем рядом валялось мёртвое тело. Мёртвое тело, под которым растекалась лужица крови. А в руке у парня едва заметно сверкал нож. Нож, испачканный в чем-то красном. И Адонис сомневался, что это томатный сок. Глаз нервно дёрнулся. Сходил за соком вечерком, называется. А неизвестный, преградив все пути к отступлению, лениво протирал орудие убийства от крови и собственных отпечатков. А Адонис не нашёл ничего лучше, как нервно взъерошить волосы на затылке, представиться и предложить сок. Предложить. Сок. Убийце. Замечательно, Адонис, гениально! Впрочем, как позже рассказал сам Дин, вот чего-чего, но такого он точно не ожидал. Дин поперхнулся воздухом, нахмурился и, приняв отстранённый вид, сказал, что свидетелей нужно убирать. - А ты именно свидетель… Адонис. – И усмехнулся, почти по доброму, а потом словно сам испугался своей реакции, так как быстрыми, отточенными движениями закончил свои дела и на прощание произнёс, - Я буду наблюдать за тобой. И исчез. На самом деле, он просто очень ловко смешался с толпой, слился с фоном, оставив растерянного Адониса в переулке с трупом. И с одной упаковкой сока, вместо двух. Отчего-то последний факт заставил улыбнуться. Холодный порыв ветра пробрал до костей и вырвал из воспоминаний. На лице блекло поблёскивала улыбка, наполненная горькой ностальгией. - Я тогда испугался сначала, но твой запах и какое-то внутреннее зудящее чувство ударили обухом по голове. Ты мне потом часто припоминал тот случай с соком. Мне интересно, а почему ты тогда не стал «убирать свидетеля»? Адонис полез в рюкзак и достал от туда сложенный пополам листочек в файлике, что бы тот не промок и положил на землю. - А это рисунок Райана. Он сказал, что это для второго отца. Для тебя, Дин, представляешь? Нашему мальчику уже два с половиной годика, но он очень смышленый. И очень на тебя похож. Знаешь, с каждым годом, с каждым месяцем он всё больше становится похожим на тебя. Те же чёрные волосы, невероятно бледная кожа, даже глаза того же необыкновенного цвета и оттенка. Привычки, манера поведения… Правда, дуралей он у нас в меня, определённо. И без твоих мешков под глазами, это уж твоя фишка. В горле застрял горький ком из слёз, заставляя хрипеть, но сдерживать влагу в глазах. - Жаль, что ты так и не увидел его… Совсем чуть-чуть не успел. Он родился через месяц после твоей смерти, прямо в твой день рождения, иронично, да? Ты был просто невероятно милым, во время моей беременности. Частенько начинал ворковать с Райаном через мой живот, а потом дико смущался. Ещё один холодный порыв ветра со снегом в этот раз не заставил человека отвлечься от воспоминаний. Адонис с сияющей улыбкой вышел из кабинета врача и тут же уткнулся носом в грудь поджидающего прямо около дверей Дина. Тот бережно, но крепко вцепился в Адониса, словно в свою самую большую драгоценность. Весь его вид был взволнованным, хотя Дин и старался скрыть это. Адонис ответил на объятия, сжимая одной рукой фотографии УЗИ и другие документы. И почти силком оттащил как можно дальше Дина от прохода в кабинет врача, что бы не мешать другим. - Успокойся, Дин. Всё хорошо. Дин, будто недоверяя окинул цепким взглядом блондина и тихонько вздохнул. - Что говорит врач? Уже можно узнать пол нашего ребёнка? – Голос Дина звучал тихо, хрипло, но он был наполнен дикой смесью эмоций вопреки обыкновению. Адониса позабавило такое рвение и он хитро улыбнувшись, легонько помахал снимками УЗИ перед носом супруга. - У нас сын. Полностью здоровый сын, Дин. Сын! – Сам Адонис так и сверкал чистой счастливой улыбкой. Дин же замер, словно каменное изваяние. На лице отражалось неверие, но совсем скоро в янтарных глазах вспыхнула сверхновая, он весь будто бы засветился изнутри. - Сын.. У нас будет сын.. – шальная улыбка поселиласьна бескровных губах, полная щемящей нежности. Дин прижал к себе возлюбленного, шокируя тем самым Адониса. Немного отойдя, он прижался губами к рукам Адониса, целуя и шепча – спасибо…спасибо…Я рад. Это вогнало в ступор Адониса. Обычно из Дина и слова лишнего не вытянешь, не то что вот такую реакцию… Невозможное стало возможным, пускай лишь на краткие мгновения. Дин очень быстро взял себя в руки, сильно страшась собственной реакции. Живот на тот момент стал уже довольно округлым и Адонис заметил, что Дин то и дело норовит прикоснуться к нему. Эта мысль вызвала в груди ощущение пенящейся нежности, которая нежными щекочущими пузырьками разлеталась по всему телу. Лёгкий толчок изнутри заставили замереть, шокировано распахнув глаза. А повтор этих действий – рефлекторно прикоснуться рукой к месту, где только что побывала маленькая ручка или ножка. Дин тут же заметил странную реакцию Адониса и стараясь не показывать своего волнения, подошёл к нему и, приобняв за плечи, спросил: - Что случилось? Всё хорошо? Может к врачу? Тёплая улыбка поселилась на лице Адониса и не желала исчезать. Из горла вырвался шёпот: - Дин… Он шевельнулся. Он шевельнулся, Дин! Он толкается, наш сын! Дин вздрогнул всем телом и несмело присев напротив Адониса, спросил: -Можно мне… - Конечно. – И Адонис сам перехватил подрагивающую ладонь, прижимая к животу. Столько живых эмоций сменились на лице Дина, заставляя Адониса вновь поражённо замереть… В этот раз Адонис по собственной воле вынырнул из глубин памяти. - Он, наш сын, сейчас с Виктором и Троем и их близнецами. Они одногодки, поэтому детишкам весело вместе. Дышать уже было откровенно больно, холод и сдерживаемый поток слёз раздирали изнутри. - А помнишь, как ты меня впервые, неловко переминаясь с ноги на ногу, назвал кислинкой. Своей кислинкой. Это было просто невероятно мило. Твоё признание, это один из самых необычных поступков, которые ты совершал. Ты тогда здорово переволновался за меня, назвал кислинкой и признался в любви. А потом сбежал, испугавшись проявления собственных эмоций. Да ещё так шустро, что я не успел ни то что слово сказать, а моргнуть не успел. И бегал так от меня около недели, тем не менее, незримо защищая. – Несколько смешков сорвались с губ, но на глазах блестела влага. – Но тут уж ты меня недооценил! Я тебя потом подловил и ответил на твои…чувства. На кладбище вновь опустилось молчание. Адонис просто молча сидел, не двигаясь, и смотрел куда-то перед собой, явно думая над чем-то важным. - Знаешь… Иногда я думаю. Думаю над тем, а был ли шанс, возможность, что бы ты выжил? Глупо, конечно, но всё же. Можно ли было бы вылечить Виктора… ещё как-то? Эгоистично, но уж таков я. Нет! Я не в коем случае не жалею, что ты спас Виктора, но… Может быть… Стоило делать это как-то иначе? Не так измождать себя. Может, тебя самого можно было вылечить… Адонис прикусил губу, между горьким надломом бровей залегла складочка, а рот скривился в невнятной гримасе боли. Ладонь жёстко прошлась по волосам, ероша их. - Что толку теперь гадать? Уже ничего…совсем ничего не изменить. Лишь жить дальше, да? Ведь именно это ты всегда мне говорил… Раздался первый всхлип, но Адонис всё ещё старался держать себя в руках. - Я тут принёс тебе… Ну, то что тебе так нравилось раньше. Адонис вновь полез в свою сумку и достал от туда два небольших контейнера. - Это твои любимые. Ванильный пудинг и шоколадный торт. Да-да, те самые. Голос звучал совсем надломлено, где-то скрежеча время от времени, срываясь на хрип и всхлипы. Это была на удивление тёплая осень. Дин тогда ещё старался держаться, бодриться и не давал печалиться Адонису, делая вид, что всё хорошо. Это был последний день рождения Дина. В то время будто сама природа сжалилась над ним, жара уже отступила, но не настали те промозглые, полные влаги и грязи деньки. Дин старался улыбаться, улыбаться сквозь мучительную боль, что бы порадовать Адониса. Глотал горстями лекарства, но не показывал насколько ему плохо, чёртов упрямец. Рак лёгких. Для них уже не диагноз – приговор. Но Дин вёл себя как ни в чём не бывало, пряча эмоции от окружающих, закрывая всё внутри себя. И лишь ради Адониса позволял себе редкие улыбки, тихий смех и смущение. Как, когда он подбежал и внезапно чмокнул в щёку, тут же прячась и наблюдая за реакцией. В тот день, день рождения Дина, тот впервые не успел скрыть ярко выраженный приступ кашля с кровью. В тот день стало ясно, что уже ни черта нельзя сделать, и все эти традиционные пожелания здоровья и долгих лет жизни тут не сработают. Дин тогда успокаивающе погладил Адониса по спине и попросил в честь праздника испечь шоколадный торт. Адониса уже пробивала едва заметная дрожь. - Знаешь, у меня так много воспоминаний о тебе, о нас с тобой… Счастливых и печальных, весёлых и не очень. Но без тебя…они пусты. Мерзкий комок в горле выпустил шипы, заставляя замолчать. Вновь учась дышать вместе с болью. - И все они теперь…приносят душераздерающее одиночество. Пусть даже самые светлые воспоминания, но стоит вернуться в реальность… И в груди появляется дыра, кровоточащая рана. Но самым болезненным воспоминанием можно назвать последнее. День его смерти. На дворе стоял август, солнце пекло нещадно, но дома было довольно прохладно. Да, они были дома. Какой толк в пустую тратить время в больнице, если ужё ясно, что ничего сделать нельзя? Лучше провести это время с пользой, в родных стенах, в родных объятиях. Дин с удобством расположился на коленях Адониса, чувствуя, как тот аккуратно перебирает его волосы и что-то рассказывает. Дин не слушает. За время болезни он сильно осунулся, мешки под глазами стали ещё больше, черты лица заострились, сил стало намного меньше, а боль теперь просто вышибала дух и никакие обезболивающие не могли помочь. Дин не слушал, он чувствовал, что приступ, последний на этот раз, начинает потихоньку подкрадываться к нему, желая наконец захватить в свои удушающие смертельные тиски. Дин поглубже вдохнул и нежно, вкладывая всю свою любовь в это простое действие, улыбнулся, заставляя Адониса замереть. Дин потянулся рукой к его лицу и аккуратно коснулся лица возлюбленного. - Прости меня… Кажется, я не успею увидеть Райана… Береги себя и его, ладно? Я люблю тебя… Глаза Адониса распахнулись в ужасе. Ещё один вдох, на этот раз поверхностный, и тело Дина сотрясла судорога, а в комнате раздался кашель. Очень громкий кашель, с кровью и хрипами. Он не прекращался, что бы не старался сделать Адонис. Скорая уже была в пути. Но ясно же, что они ничего уже не сделают. Вскоре кашель затих. Дыхание тоже. И пульса не было. Янтарные глаза, всегда сверкающие эмоциями, потухли, поблекли. Из них, словно ушла вся жизнь ровно в тот момент, когда дыхание Дина прервалось. Адонис выдохнул с надрывом, заставляя себе замолчать и прикрывая рот рукой, стараясь успокоиться. Взгляд падает на наручные часы, выглядывающие из под куртки. Три минуты до Нового Года. - Знаешь, я ещё кое-что принёс. Адонис не глядя зарывается в рюкзак, нащупывая там упаковку бенгальских огней, а другой рукой в кармане куртки – зажигалку. Две минуты до Нового Года. - А помнишь, как мы вместе их зажигали в том году, а? Бенгальские огоньки в количестве двух штук задорно искрят и шипят, откидывая на снег причудливые тени. Одну палочку Адонис продолжает держать в руке, а вторую втыкает рядом с могилой Дина. Две секунды до Нового Года. Палочка Дина затухает, так и не догорев до конца. Следом затухает палочка в руках Адониса. Бой курантов. Наступил Новый Год. Ещё один чёртов год. Трясущимися руками Адонис достаёт термос с чаем и разливает его по двум стаканчикам. Однин аккуратно, что бы не расплескать, ставит рядом с тем же куском торта и пудингом, а свою порцию чуть подальше от себя. И замирает. Он не знает что сказать. Он не может ничего сказать! Человек, до этого тихо беседовавший с собой на кладбище упал со скамьи на колени, зарываясь пальцами в волосы, вцепляясь в них. Адонис свернулся в маленький дрожащий комочек. Из груди вырвался первый полу всхлип – полу хрип. А потом ещё один. И ещё. Из глаз потекла обжигающая не хуже раскалённого свинца влага. Рыдания сотрясали тело, боль, так долго сдерживаемая внутри, вырвалась на волю и бесновалась, раздирая его на куски. Адонис захлёбывался собственными рыданиями, старался не кричать в голос, но ничего не получалось. Он выл в голос, выплёскивая всё, что так долго держал в себе. Вскоре рыдания сошли на нет, их заменило тихое мерное сопение. Адонис уснул. Во сне было тепло, словно кто-то очень родной обнимал его, шепча нежности на ушко. Но вскоре Адонис проснулся от ощущения резкого толчка, будто кто-то сильно дёрнул его, пытаясь разбудить. Так когда-то будил его Дин… Адонис вскочил с земли, отряхивая снег и землю, попутно пытаясь согреться. Это же надо, уснул прямо на земле! Взгляд невольно вновь упал на могилу. Чашка, где ранее был чай - пуста.