***
Шесть душ, поглощенных Цветиком, жглись и бились, как дополнительные сердца, переполненные самыми светлыми эмоциями. Бессчетное количество душ монстров трепетали где-то во мраке подсознания, как крошечные белые мотыльки. Азриэлю (вновь — Азриэлю!) показалось, что его покрытая белым жестким мехом грудь сейчас лопнет. Сжав белые пальцы (пальцы — а не лепестки!) в кулаки, он вздохнул. — Наконец-то. Я так устал быть цветком. Эмоции били из сердца кипучей струей. Принцу монстров хотелось засмеяться, закричать от боли, зарыдать и рассердиться одновременно. С трудом повернувшись, ощущая благоговейную тяжесть в своей груди, он посмотрел в узкие глаза оторопевшего человека. — Приветик. Чара, ты здесь? Ответа на вопрос не последовало, однако Азриэль не обратил на это внимание, поддавшись клокочущим в груди полузабытым чувствам, сладко дурманившим мозг, как аромат лютика, и горючим, как его ядовитый сок. — Это я, твой лучший друг. Вспышка. Азриэль с трудом осознавал, какая могучая сила сейчас струится в его венах. Его глаза заблестели, как два агата, рога на голове заострились и вытянулись. Голос обрел какую-то волшебную звучность и искристость — с подобным призвуком в золотой кубок льется пенная струя хмельного напитка, с подобной звучностью в котле, подвешенном над пламенем, варится зелье невиданной волшебной силы. Облизнув горячим языком белые клыки, он практически пропел этим магически звучным голосом свое забытое имя, вновь ощутив в нем силу древнего рода правителей Подземелья: — АЗРИЭЛЬ ДРИМУРР!!! Души, опаленные огнем страсти, забились еще чаще. Окружающее пространство красочно расплылось, как будто на свежий акварельный рисунок, изображающий радугу, кто-то с размаху плеснул воды. В этой безумной водоверти красок и сильных, как никогда, эмоций, осталось только две фигуры — богоподобный Азриэль Дримурр (не Цветик!!! Совсем не Цветик!!!) и Фриск, в груди которой вспыхнуло красным цветом до боли знакомое ей чувство…***
— Но я же попросил тебя не говорить!!! Для нас обоих так будет лишь лучше! Неужели ты правда не понимаешь? Они не узнают во мне… Азриэля. Я сделал слишком много ужасных вещей за все годы. Гораздо больше, чем ты думаешь! Ни одна временная линия, прерванная мной, не окончилась счастливо! Я — убийца! Я — цветочек по имени Цветик! Я… мне просто больно смотреть тебе в глаза! По желтой физиономии Цветика, искривленной очередной немыслимой гримасой, катились слезы. Смешиваясь с пыльцой, они становились желтыми. Фриск держала скрипуче плакавший цветок в горсти. Пальцы ее опутывали толстые коричневые корни, похожие на обрубки грязных детских пальцев. Над головой, как трепещущий желтый нимб, порхали ослепительно-желтые лепестки, готовые в любой момент впиться в тело до ран, подобно пулям. Впрочем, они не спешили. Лицо Фриск хранило все тот же знакомый отпечаток спокойствия, что и обычно. — Я видела тебя настоящего. Ты совсем не злой и заслуживаешь большего. — Ничего я не заслуживаю!!! Я убил собственного отца! Я едва не прикончил и тебя вслед за ним! Я использовал твоих друзей! Я!.. я… Пронзительный писк Цветика смолк, он опустил голову, закрыв свое лицо широкими лепестками. Желтые мельтешащие частицы над головой Фриск прекратили кружиться. Стоило Цветику влажно вздохнуть, как они упали, покрыв плечи девочки желтой трухой. Дрожащий цветок поднял голову, являя новое лицо — клыки и блестящие от слез глаза Азриэля. — Я ничего не чувствую! Ни одной эмоции — ни положительной, ни отрицательной! Думаешь, я плачу из-за того, что мне стыдно? Как бы не так! Я просто… слишком хорошо знаю маму с папой и всех твоих друзей! И я знаю, что они обо мне думают. Если ты этого не понимаешь, то ты действительно самая большая ид… — Азриэль, прекрати! Мы хотим помочь тебе! — перебила его Фриск. Твердость ее голоса Цветику не понравилась. — Как вы мне поможете?! Чем? Никто не смог мне помочь тысячи временных линий назад, так кто же поможет теперь? Говорю же тебе — оставь меня в покое, пока ты мне не надоела! Или… Труха вновь взмыла в воздух. Милая мордочка Азриэля исчезла: сердцевина цветка стала мягкой и текучей, как маска, вылепленная из сырого теста. Глаза превратились в два бездонных провала, в самом центре которых пылали красные огоньки. — …ты узнаешь, почему это решение — правильное. — Азриэль, — тихо сказала Фриск. В тонком голосе не было страха, а на прежнее имя принца монстров был сделан заметный акцент — она словно бы взывала к тому существу, каким бездушный цветок был когда-то. — Азриэль. Как ты думаешь, сколько монстров в Подземелье? — Я… — Цветик замялся — цветочная труха, видимо, почувствовав его смятение, замедлилась, но почти тут же снова принялась кружиться. — А почем мне знать-то?! Я списков не веду! Да и какая разница, если все они уже проветриваются на воле и думать про Подземелье забыли! — Не буду тебя переубеждать, хотя ты весьма ошибаешься, Азриэль. — Я — Цветик, идио… — Сам такой. Я обращаюсь к Азриэлю. Цветик икнул и замер. В его злых глазках-бусинках читалось удивление, смешанное с тенью возмущения. Ещё бы! Вряд ли он ожидал от обычно спокойной Фриск хоть какого-то ответа на свои колкости, давно уже ставшие неотъемлемым репертуаром его характера. Может, цветок был даже в какой-то степени впечатлен. Фриск продолжала: — Подумай, сколько в Подземелье окончательно злых и бездушных монстров? Я тебе отвечу: ни одного! Напуганные — да, уставшие от отсутствия перспектив — да, со сложным характером — да, но ни одного злого! Я общалась с каждым из них, пока шла по Подземелью в тот день, и… В воздухе повисла пауза. Казалось, ее можно схватить и подержать в руке. Труха остановилась окончательно и, вися у Фриск над головой, теперь напоминала уже не нимб, а желтый венок, вроде тех, которые кладут на могилы. Фриск продолжала: — …неужели ни одно из столь добрых созданий не одолжит тебе своей души? Учти: я обращаюсь к Азриэлю, а не к Цветику! — Вспомни, кто ты такой! Принц Монстров, всеми любимый Азриэль Дримурр! Наследник престола, потомок древних воинственных рас и… просто миленькая плакса. Цветик уже было открыл рот, чтобы, как и подобает бездушному цветку, достойно ответить на «миленькую плаксу», однако… из его рта не вырвалось ничего. Ни вздоха, ни возражения — совсем ничего. Он оторопел, глазки его потухли и стали почти незаметными. — Ну, что скажешь? — Язык у тебя, спору нет, подвешен здорово, однако кто ж знал, что посол монстров — такая собственница! — Чего это?.. — глаза Фриск от удивления даже стали немного круглее. — Обещаешь мне душу какого-то условного монстра. А свою отдать — жаба душит? Конечно, в моем случае говорить так — подписывать себе смертный приговор, и все-таки… — Ах, Цветик, — протянула Фриск, сделав акцент на втором имени цветка, чтобы четко обозначить границу между ним и «потомком древних воинственных рас». — Какой же ты глупый! Моей душе… — Сказав это, девочка кивнула в сторону усыпанной золотыми цветами горбушки земли. При этом кивнула она очень странно, словно бы не на саму горбушку, и даже не на цветы, а на что-то, скрытое очень и очень глубоко под ней. Или даже на кого-то… — Точно найдется применение! Цветик не сразу понял, к чему держащая его в горсти девочка ведет. Около минуты он смотрел на цветы, и все же никак не мог догадаться, однако когда его затуманенный злобой рассудок все-таки пронзил тонкий луч внезапной догадки, он даже не смог толком говорить. — Ча… Ча… Ча… — только и мямлил он. И с каждым новым «Ча» его голос становился из скрипучего все более мягким, а глазки-бусинки наливались слезами. — Совершенно верно! Твой братик Чара тоже удостоится новой жизни со своей любимой семьей! Цветик молча смотрел на могилу (а это точно была она), даже не пытаясь стереть смешивающиеся с пыльцой слезы. Совершенно новым голосом — мягким и светлым он только и произнес: — Хорошо, что я ничего не чувствую… а то я бы, наверное, инфаркт схватил… Фриск… ты и вправду что-то особенное… ты… ты… ты… Фриск только улыбалась. В такие моменты лишних слов не нужно — все вполне понятно и без них. — Даже самый плохой человек, монстр… или цветок может измениться, Цветик! Ты не так одинок, как тебе кажется — у тебя есть мы! Что же! Давай я отнесу тебя к маме с папой — думаю, вам есть о чем поговорить!***
Веки разомкнулись, являя глазам новый, лучший мир. Если честно, Азриэль даже сперва не понял, где он. Мир был белым, смутным и ослепительным — казалось, принц монстров превратился в частицу, почти растворившуюся в пучине белоснежного света и тепла. Тепло, кстати, тоже было каким-то странным — не таким, какое идет от тела уснувшей рядом с тобой мамы, не таким, когда ты стремительно покидаешь влажные заплесневелые своды Водопадья, пахнущие свежестью, и попадаешь в раскаленное докрасна Жаркоземье, не таким, когда ты сидишь у увешанной блестящими лампочками елки в Снежнеграде, а… другим. Совсем другим. Подобное тепло Азриэль испытывал, только когда касался ненавистным зеленым лепестком вспыхивающей в темных углах желтой четырехконечной звезды и перезагружал мир. При этом, тепло звезды эмоций не вызывало, а вот это мутное и белое — еще какие!.. Азриэль с улыбкой вспомнил битву с Фриск, предвосхитившую освобождение его народа — эмоции были практически те же. Искристый восторг, дрожью отдававшийся в пальцах ног, бурлящее счастье, дурманящее голову, как крепкий кагор, разливаемый в церквях по золотым чашам, и какая-то легкая, еле уловимая эмоция. Кажется, ее называют любовью. «Лю-бовь!», «лю-бовь!», «лю-бовь!» — какое красивое слово! Да что уж там тепло — столько света не набралось бы и в целом Подземелье! Этот свет был необычным — в его белых, чистых лучах словно бы сплетались все светы обычно мрачного Подземелья: бьющий из отверстия в горе далекий солнечный свет, падающий на золотые цветы в Руинах, лиловые и зеленые искры света, которыми был усеян голубоватый холодный снег Снежнеграда, маслянистые блики тяжелой, как нефть, воды Водопадья, являющиеся, по сути, отражениями фосфоресцирующих грибов, плесени и Эхо-Цветов, впитавших в себя сочную влажность топкой почвы, на которой они росли, алый жар текучей, как раскаленный сироп, лавы Жаркоземья, стерильная белизна Ядра, от которой химически пахло озоном, и, наконец, волшебный, слепящий глаза свет Барьера, словно бы пульсирующий под взглядом смотревшего на него монстра или человека. Азриэль схватился белой рукой за грудь, чтобы сердце случайно не выскочило наружу, и тяжело, часто задышал, как после хорошей пробежки. Мир постепенно становился четче: в белом мареве света стали проявляться темные линии, становящиеся в итоге очертаниями тех или иных предметов: металлического стула с пластиковой синей спинкой, стоящего у стены, матово блестевшей раковины из нержавеющей стали, в которую равномерно падали капли воды. Изогнутый кран напоминал серого плачущего лебедя. Азриэль глубоко вздохнул. Сомнений не было: это было его старое тело. Принц монстров родился в третий раз — и все благодаря какому-то доброму монстру, чья душа сейчас согревала его нутро. Он поднял голову к потолку (и голова его при этом не была обрамлена мерзкими тяжелыми лепестками, как желтыми воротником, а руки — руки, а не зеленые тонкие листья! — вновь были крупными, мохнатыми и когтистыми, как и у всякого Дримурра). На стерильно-белом потолке лениво жужжали лампы, распространявшие блеклый свет. Нет, однозначно, что главной причиной освещенности были не они. Азриэль повернул тяжелую голову вбок и замер. — Солнце… — протянул он легким, слегка дрожащим голосом. Нет, само собой, что монстр видел Солнце и до этого — из дыры в пещеру, в которую проваливались нужные для их освобождения люди, был виден его раскаленный добела край, но разве это считается? Солнце было одновременно и далеко, и близко. Что-то, чего Азриэль был лишен буквально с рождения, было прямо у него за окном в этот залитый светом миг. Чувства из свежеприобретенной души Азриэля уже не били, как из водомета, а разливались по телу мягко, горячо, как лучи солнца. Душа грела тело изнутри, солнце — снаружи. Принцу показалось, что и солнце — это душа какого-то великого и всемогущего монстра, пожертвовавшего ее для того, чтобы обитатели Земли грелись и, поднимая головы к небесам, вспоминали о нем. Мысли о пожертвованной душе плавно перетекли в другие — кто же все-таки стал донором? Как скоро он встретится с Чарой? А Фриск?! Что же с ней стало? Неужели освободительница монстров… о, Господи, что угодно, но только не это! Только сейчас он понял, на какую жертву решила пойти храбрый посол, чтобы вернуть ему все, что он когда-то потерял. За спиной что-то скрипнуло, однако Азриэль даже не пошевелился — его взгляд был прикован к солнцу, а мысли — к неведомой пока судьбе Фриск. Наверное, даже если бы от потолка отвалился кусок, он и не оглянулся бы. Однако раздавшийся после этого возглас заставил его нервы натянуться, как струны, а сердце забиться часто-часто: — Азриэль, мальчик мой, ты очнулся?.. Почему ты не… «Мальчик мой» повернул голову так резко, что длинные белые уши стеганули его по лицу, как две мокрые тряпки. В дверях палаты стояли две высокие белые фигуры. Привыкший ничего не чувствовать в теле Цветика Азриэль даже растерялся — он никак не мог понять, как ему стоило отреагировать на собственных родителей. Язык и горло предательски пересохли, сделав голос глуше и тише. С неожиданно дрожащих губ только и сорвалось: «м-ма… п-п-п…», но этого было достаточно. Трепещущую душу Азриэля словно хлестнули прутом; ей стало больно и горячо. Из мечтательных серых глаз брызнули слезы, из сухого горла вслед за ничего не значащими согласными звуками вырвался самый настоящий вой, и принц на слегка шатающихся, ватных ногах метнулся в объятия родителей. — Сынок… сынок… наш Азриэль… — шептали сквозь всхлипы Азгор и Ториэль, прижимая сына к своим телам. Сколько лет они не виделись! Сколько лет все несбывшееся и несказанное медленно покрывало их сердца ледяной коркой, отравляло мысли, мешало говорить, думать, чувствовать… что уж там! — мешало жить! Сколько лет они, не старея внешне, медленно гасли внутри, день ото дня теряли надежды, делая своими мечтами что-то лживое, что-то неподъемное, что-то усложненное и ненужное. Корка на сердце таяла, превращаясь в горькие, долгожданные, душащие слезы. Неужели путы разорваны вслед за разрушенным Барьером? Неужели они снова будут друг у друга? Неужели сломанная жизнь начнется заново? Неужели… Поцелуи, слезы и объятия прервал стук в стекло. Ториэль, вырванная из теплых объятий, уставилась в окно. Свет солнца, так впечатлившего Азриэля, заслоняла какая-то тень, но зыбкая муть в глазах из-за обильных слез мешала понять, какая именно. Бывшая королева вытерла влагу рукавом синего пуловера и прищурилась. Узкие блестящие глаза и широкая улыбка на желтоватом лице сказали все. — Фриск! — с твердым тоном рассерженного учителя в голосе воскликнула Ториэль. — Что ты делаешь? Ты же разобьешься! Как ты вообще забралась сюда? Мама-коза нацепила на широкий нос очки и вгляделась. Под пижамой теплился синий огонек. Все стало окончательно понятно. — Санс! — Крикнула схватившая парившую за окном девочку Ториэль вниз маленькой белой фигурке в синем. — Как не стыдно! Что, если бы она упала? — не упала бы, уж поверьте, — раздался вечно расслабленный голос названного Санса. — я свое дело знаю — все-таки, у меня есть младший брат, которому в детстве не сиделось на месте. так что нянька из меня — во. обращайтесь, если что. Ториэль слушала слова монстра-скелета вполуха, внимательно рассматривая Фриск на предмет царапин. Таковых не было, да и Фриск тоже не выглядела особенно испуганной. Очевидно, она сама попросила Санса поднять ее в палату к Азриэлю. — Дитя мое, разве так можно? Ты же только что перенесла тяжелую и опасную операцию! Только посмотри на себя, на тебе лица нет! И как только ты уговорила Санса! Мыслимое ли дело — ребенку… Нравоучения бывшей королевы прервали громкие крики оказавшихся в одной палате детей, наконец увидевших друг друга. Впрочем, Фриск все равно мало слушала свою приемную маму: — Азриэль!!! — Фриск!!! Сделав ловкое движение, недавно висевшая за окном Фриск выпрыгнула из белых лап Ториэль, как влажный кусок мыла, и в мгновение ока оказалась рядом с ее сыном. Дети так крепко обнялись, что у них хрустнули кости. Фриск и Азриэль застыли посреди комнаты. Ни ошарашенная Ториэль, ни ее муж, который, кстати, был ошарашен ничуть не меньше, не произносили ни слова. Даже лампы под потолком больше не жужжали, а повисшее за окном солнце замерло. Мир оцепенел. В нем остались только вцепившаяся в дрожащие белые плечи Азриэля побелевшими пальцами Фриск, слезы и неподвижный, будто бы твердый свет. Молчание длилось долго, но ни Фриск, ни Азриэль не расцепляли крепких объятий. Бледное человеческое дитя и покрытый белой шерстью монстр походили на две скульптуры. Если бы круглые плечи Азриэля не вздрагивали время от времени, можно было подумать, что обнявшиеся дети простоят так до вечера. — трогательно, трогательно, — неожиданно нарушил тишину расслабленный ровный голос. Азгор и Ториэль, вздрогнув, повернули головы. У двери, улыбаясь во все тридцать два зуба, стоял давно знакомый им ленивый скелет. — Санс! — слегка рассерженным голосом сказала Ториэль, скрестив руки на груди. — Разве можно так врываться? Дети недавно перенесли операции, и… как ты вообще тут оказался? Мне казалось, ты… — я срезал путь. — Допустим, но все-таки нельзя же так! — как скажете, вашество. мне казалось, медлить опасно. — В смысле — «медлить»?.. — у нас… возникли проблемы… с чарой. он… ну… Голос неопрятно одетого монстра неожиданно лишился своей обычной размеренности. Лица Дримурров и Фриск стали серьезными — глаза Ториэль и Азгора озарились мрачным предчувствием, Азриэль от волнения стал тереть когтистые лапы о друг о друга, словно пытаясь согреть мохнатые пальцы, а заостренные черты лица девочки в пижаме стали еще острее, как будто их кто-то обтесал ножом. Первым заговорил Азгор: — Что же случилось? — как бы это так сказать… часть души фриск… она… ну… Лампочки под потолком неожиданно потухли, но потом вновь, издав звонкий треск, загорелись, и притом куда более ярким светом. Вспышка! Лампы снова моргнули, свет их стал более красным — таким кровавым оттенком обладает солнце, если ты смотришь на него сквозь ладонь. — хе, надо же… оно и сюда добралось. — буркнул скелет себе под нос. Пол палаты затрясся. Санс, в принципе не отличавшийся большой ловкостью, рухнул на пол, издав клацающий звук. Азриэль вцепился в пижаму Фриск, как утопающий за край льдины, и только благодаря этому остался на ногах. Лампы вновь потухли, и, вспыхнув после этого, покраснели окончательно — при красном свете такого оттенка фотографы проявляют пленку. От потолка, как от печенья, отваливались огромные белые куски, багровые лампы мерно звенели высокими, пронзительными голосами, как сирены. Ходящая ходуном палата стала напоминать бункер, спокойствие на лице осталось только у валявшегося на полу Санса, да и то только потому, что без каких бы то ни было лицевых мускулов изобразить гримасу ужаса практически невозможно. — Надо срочно выбираться! — испуганно, но твердо воскликнула Ториэль, ставя упавшего скелета на ноги. — Санс, скорее, выведи детей по короткому пути отсюда! Нас может завалить! — А как же вы, мама? — тонким от испуга голосом пролепетал Азриэль, блестящими в красном свете глазами взволновано смотря на родителей. Ладонь Фриск он обхватил так крепко, что та покраснела. Впрочем, обладательнице ладони было не до этого. Ее голова гудела, как будто в виски кто-то с размаха бил чугунным молотом, любые мысли плавились от жара, исходящего от тела, кровь бурлила в венах, как азот. Красный огонек души горел так ярко, что на него было больно смотреть, однако, сливаясь со светом красных тревожно звенящих ламп, он был незаметен никому в комнате. И очень жаль! — если бы Азриэль повнимательнее присмотрелся, он бы увидел, что решительная душа выглядит странновато. Как будто она стала немного меньше и изменила форму… — Мы справимся, сынок! — стараясь спрятать страх, ответил взволнованному монстру отец. — Нам с мамой лучше не разлучаться, ведь мы… Что именно «ведь мы», Азриэль так и не узнал — Санс обхватил его пальцы холодной белой кистью, и вывел из палаты в коридор. Для обычно ленивого, да и вдобавок одетого в тапочки скелета такая скорость была поразительной. Азриэль оглянулся: Фриск, странно опустившая голову, плелась следом. Дверь в палату, в которой по-прежнему находились его родители, стремительно уменьшалась. Принц монстров повернул голову, чтобы посмотреть на своего сопроводителя, и… Обомлел. Коридор был не просто темным и длинным, как раньше — он был таким черным, как если безлунной пасмурной ночью посмотреть в темноту сквозь грязную чернильницу, и бесконечным тоннелем тянулся вдаль. Рассмотреть что-либо было невозможно, однако и Санса, и Фриск, и себя Азриэль видел четко. Три невысокие белые фигуры напоминали четкие вырезанные по контурам бумажные фигурки, которые наклеили на черную бумагу. Впрочем, нет — настолько черной бумаги попросту не существует; фигурки словно наклеили на саму черноту. — Где это мы, Санс? — пробормотал, оглядываясь по сторонам, Азриэль. — где-то между пространствами, — ответил ему скелет. — не скажу точно, где именно, и как скоро мы выйдем: я плоховато соображаю, когда волнуюсь, и мог забросить нас достаточно далеко. — Ага… — ответил скелету принц. — чара — твой брат? — спросил Санс, очевидно, чтобы унять тревогу. — Ну… да. Нас часто называли братьями, да и мы друг друга так звали. — хе, ну-ну. братишка у тебя — тот еще фрукт. — По-почему?.. — никогда бы не подумал, что пролежавшее под землей тело может так хорошо сохраниться! его будто только вчера положили — даже губы не разложились. только сухой, как изюм. и тощий; ни дать ни взять — мумия. только бинтов и… — М-м-мумия? Но… как же это? — …даже одежда, — хоть и грязная, — а целая. — продолжал санс. — ну, не в этом дело. самое интересное — когда ему попробовали вживить половинку души твоей подружки… — Фриск никакая не подружка! Она просто… просто… мы просто друзья, вот! — Азриэль густо покраснел и насупил брови. — ну, о’кей, о’кей. так вот: душа твоей не-подружки вошла ему в грудь, как нож в масло, однако… он не ожил — не открыл глаза, не порозовел — совсем ничего. мы уж было подумали, что половины души мало — однако твоя не-подружка же выжила с частично отсутствующей душой, так что… — С отсутствующей? То, есть у Фриск — только половина души? — перебил Санса ошарашенный Азриэль. — а ты как думал? половины души обычно мало, но зашкаливающая решимость нашего посла, очевидно, может в какой-то мере компенсировать нехватку остальной части — следовательно, чара, получивший решительную душу, тоже мог ожить. но, увы и ах, как говорится, он не ожил. мы уж было думали изъять эту злосчастную половину и вернуть нашему доблестному донору, однако… — Мистер Санс, простите, что перебиваю, но вы не могли бы… — без «мистеров». просто «санс». или «ваша светлость» — не ошибешься, — пошутил скелет. В иной ситуации Азриэль, быть может, и улыбнулся, но в этот раз гнетущая атмосфера просто не позволила ему впустить в свою душу веселье. Азриэль продолжил: — …вы не могли бы сказать, кто пожертвовал мне свою душу? Как зову… звали этого бескорыстного монстра? Его имя, или, может, хотя бы фамилию? Я уверен, что смог бы отблагодарить членов его семьи всеми… — можешь благодарить прямо сейчас, — перебил санс. — это были наши августейшие монархи ториэль и азгор дримурры. — В смысле?.. — оторопело протянул Азриэль. — Как это… — твоя душа — соединенные половинки душ твоих родителей, дурашка. помнишь, что папа сказал тебе? «нам с мамой лучше не разлучаться». как ты думаешь, почему именно? а потому, что у них теперь одна душа на двоих. вот так-то! Азриэлю стало одновременно и жарко, и холодно, как в лихорадке. Осознание того, что его родители, фактически, пожертвовали собой ради него, жгло разум и делало сердцу больно. Подумать только! — И этих монстров он убивал в обличье Цветика только чтобы посмотреть, как лягут карты? А что, если бы он не мог сохранить и сбросить? А что, если бы Фриск, положившая конец целой эпохе и спасшая его и всех монстров, так никогда и не упала, или он убил бы ее Дружелюбными Лепестками при первой встрече?! Глаза Азриэля помутнели, как будто его тошнило. Впрочем, почему — как будто? Его и вправду тошнило. Душа трепетала где-то в глубине тела, и монстру было страшно, что если с ней что-то случится, мама с папой тоже пострадают. — хе, вижу, ты весьма впечатлен. небось, башка кругом идёт. оно и неудивительно, но вернёмся к нашим баранам: мы думали вынуть вживленную половину души, однако… ее там просто не было. она… пропала. — Пропала? — иного объяснения того, что с ней случилось, мы не имеем. мы уже думали остановить опыт, но почти сразу же случилось то, что ты имел удовольствие наблюдать у себя в палате. концерт с полной иллюминацией. вот и сказочке конец. черт возьми, сколько ж мы уже идём?.. Черный тоннель и вправду не кончался. Более того, он, кажется, расширился: три фигуры казались ещё меньше, чем были до этого. В черном бесконечном пространстве медленно зрела тревога. — мои силы работают как-то странно… не выспался я, что ли? дети? как вы себя чувствуете? — Со мной все в порядке! — бодро ответил Азриэль. Его спутница, молчавшая в продолжение всей беседы с Сансом, сдавленно простонала. — Фриск?! — резко обернулся Азриэль. Монстру стало страшно — как он только мог не заметить ее молчания?! Да что там не заметить — хотя бы не посчитать его странным? А ведь ладонь Фриск (к ужасу Азриэля и осознанию собственной невнимательности) все время была зажата у него в когтистой руке! — Фриск, что с тобой?.. Лицо девочки закрывали сбившиеся волосы, но даже сквозь них, как сквозь вуаль, если только в мире бывает вуаль темно-каштанового цвета, было заметно странное выражение на лице. Губы были плотно сжаты, глаза быстро вращались под зажмуренными веками, стянутыми мелкими морщинками к переносице. Стоило обескураженному Азриэлю протянуть руку к ее волосам, чтобы отвести их в сторону, Фриск упала на колени и обхватила голову руками, как будто та болела. — Я не могу… я слышу его голос… он зовет меня… прямо как тогда… — пробормотала она, раскачиваясь из стороны в сторону. — Чей голос?! Кто тебя зовет?! — Азриэль обхватил плечи Фриск и упал рядом с ней. Его совсем недавно приобретенная душа отчаянно трепыхалась где-то под сердцем, как вынутая из воды рыба — сильнее, чем когда-либо за все время с момента ее получения. Внезапно раздавшийся за спиной голос пронзил ее, как раскаленная игла, заставив сердце биться медленно и глухо. — Э̷͝҉ТО̧ ̀Б͘Ы҉̛Л ̢̢Я́͠. Голос этот был одновременно и знакомым, и незнакомым. В нём сквозила какая-то едва уловимая усмешка, появляющаяся обычно, если человек широко улыбается, рассказывая, например, услышанный где-то анекдот. Однако размеренность голоса вкупе с этой едва уловимой анекдотной усмешкой давала понять, что анекдот этот вряд ли будет слишком уж смешным. Скорее даже жестоким. Но как будто этого мало! — он был неестественно низким. Такие гулкие голоса обычно слышны сквозь пугающую неясность и хрипоту на записях, сделанных на некачественную, или уже истрепавшуюся пленку. Стоит ли говорить, что впечатление голос оставлял самое гнетущее и наливал сердце густым, холодным страхом; Азриэлю было страшно даже повернуться и посмотреть на говорившего. Всем своим мелко дрожащим телом он прижался к застывшей в одной позе Фриск. — К-к-к-кт-т-т… — хрипло процедил он. Язык упорно не хотел ему подчиняться, но обладатель страшного голоса его все равно прекрасно понял. — К͠Т͏̴̢О̸͡ ̛Я? ̢̛НЕ͢У̡͠Ж͏ТО̷̡͘ ̶̀Т͝Ы̧ ҉ЗА͜҉Б̸́͟Ы͏̧Л̛́ ̢МЀ̡͠Н́͏Я̸̵͟, ̸ ̡П̨́Р̴̵͟Е̴Д̛͞͝А̵̡͝Т̛̕Е̛́ЛЬ́? ̷̴҉ ̢Я̨͢ ̀-̧̕͞ ͜҉̡Т̴͟В̡О́̕͡Й ͏̢Б̶̧͞Р͏̕А̵̛Т̴.͏͘ Азриэль повернул голову. Его глазам предстала по-настоящему страшная картина, превратившая зрачки серых глаз в маленькие точки. Если бы это существо не сообщило Азриэлю, что он — его брат, он, вероятнее всего, понял бы это только по желто-зеленой футболке и каштановым, с легкой рыжинкой, волосам. Да и то только если бы с последних счистили толстый слой серой грязи и пыли. Чара напоминал даже не мумию, как сказал Санс; он куда сильнее походил на тощего зомби, от которого веяло холодным забвением и мерзким, душным запахом гнили, свивающим дыхание в спираль. Сухая, темная, как старый пергамент, кожа была рябой от налипших комков земли и трупных пятен. Она обтягивала каждую острую косточку существа, как резина, идущая на изготовление медицинских перчаток, и при высоком росте (а Чара был выше и Азриэля, и Фриск как минимум на две головы) зомби казался непропорционально худым. Футболка едва не спадала с тощих плеч, как тяжелая зимняя куртка, падающая под собственной тяжестью со слишком узкой пластиковой вешалки. Но самым страшным было даже не то, как существо, назвавшее Азриэля «предателем», было сложено. О, если бы только это! Его лицо заставило Азриэля непроизвольно закрыть глаза руками, но это мало помогло: каждая отвратительная черта, вырезанная неискусной рукой смерти на лице Чары была настолько яркой, что укоренялась в подсознании моментально. Вместо глаз на сморщенном, как гнилое яблоко, лице зияли два провала, в глубине которых теплились два красных огонька. Эти огоньки окрашивали облупившиеся зубы в кровавый цвет, как будто зомби только что жадно ел сырое мясо. Широкие скулы прорезали истлевшую кожу щек, как ножи, ресниц не было вовсе. — Ч-ч-чара?.. — сдавленно пробормотал Азриэль. Глаза его блестели, по белому лбу катились капли пота. — П̨О̛͘РА͘З̸͜͞И̵Т̶͝Е͟Л҉͞͡Ь̀̕͡Н͟͠О͠! ̛ Е̢̛Г͜͝О͠͞͡ ҉В̡̧Ы̵҉С̶О̵̨Ч̵Е͜С̀Т͟В̴̕О̸̴ ̵В̴С͞П̛͡ОМ͜Н̴И̴͏ЛИ̨͟ ͞МО͜Ѐ̶͟ ̷̵С̸Т͏̢͞А͜Р̢̧͠О̶Ѐ̕͞ ̛̕И̡М͟Я̵̶͜! ͟ — прохрипел тем же глубоким голосом Чара. — Я… я… я ни-ни-никогда не забывал… — проблеял Азриэль, сквозь силу смотря в огоньки, мерцавшие в глуби черепа. — ПР̸АВ́Д̢А͝? ̷̶ ̀͟Т҉̧̨ОГ͞Д̨͜͠А͘͡ ̛П̷̢͝О̢Ч̸͟Е́͘М͠У͏ ̶ЖЕ̷ ̵ТЫ̸̀ ͡З̧́͟А̶͏̡М̛͘Е́НИЛ҉̷ ̷̸М̨͘͠Е̨͠Н̵̢͝Я͜ ̡Е̛҉Й̛͜? ͘ — Чара кивнул головой в сторону скорчившейся на полу от невыносимой боли Фриск. — В… в… смысле?.. — голос Азриэля стал настороженнее, голос Чары в свою очередь — еще ужаснее. — ТЫ҉ ̧͢З̴̧̕АБЫ̧Л̶̛͟ Н̸А͝Ш̨У͢͠ ͡К͏Л̵͠Я̨̀Т͜В͠͝У̵͠, ͞ ͏̧́Б͘Р̵А̵͜͡Т̕͟И̛͡͠Ш̨К͡А̧? ̡̨̕! ͘ ̴З̢́А̡̀БЫ̶̴Л͏͟͟ ̶С͢В̢О̕͡͞Й҉̨͞ ̵͘ТР͢͜Е͠͏К̀́͜Л҉̧Я͏Т͏̡ЫЙ͢ ̀͜М͡҉Е́͝Д͢А̛Л͠Ь̷͝О̸Н̕̕? ̨̡! ̸̨ ̀Т̨͟͝О̨͡Л͝͡͞Ь̶́͞ЌО̸͘ ͡Я ̶МО̨͢͠Г̛У̶̵͡ ́͞Б̕Ы̴ТЬ̷̴͞ ̶͠Т̶ВО͟И̧͘͡М̵ ̧́͘Д́̀Р̵̸̧У̧̧Г̸̨О̧̡̛М̴̵̨! ̸̢͘ ̵ Чара напряг спрятанную за спиной руку и отбросил какой-то мешок в сторону. Тот глухо стукнулся о поверхность. Стук показался Азриэлю знакомым, но он даже не успел подумать, почему; огромная разваливающаяся на куски фигура Чары в мгновение ока оказалась рядом с ним. Воскрешенный человек не напрягал ни единый мускул — он просто с огромной скоростью скользил по поверхности, при этом не спуская со сводного брата глаз-огоньков. Азриэль хотел было громко вскрикнуть от ужаса, но не успел: тощие, ломкие пальцы левой Чариной руки вцепились ему в горло и высоко подняли над землей. Принц, практически лишенный воздуха, отчаянно захрипел и задрыгался, стараясь лягнуть брата, но тот держал его от себя на приличном расстоянии. — Я҉́ ̡͘Д̷͢О̵̀̕Л̸Ж̀͢Е̵Н ̀҉͡БЫ̡̨͘Л̵ ̶В͡Ы̧͞В̵͘Е̡̕͟С͢Т͢И́ М͟͡О͘̕НС̨Т̷͜͡Р̶́͡О͝͏В͡ ̵̵͠Н̶̧̛А̀͏ П̴̡О̀͘В̕͏ЕР̧́͞Х̧͞Н̡О̨͘С̀҉͞ТЬ͘͟҉! ́! ҉! ̴̛̛Я͘ ̢̛͡Д̶ОЛ҉͜Ж̷̢Е̢Н́ ̴̨Б͟Ы̨Л ̢П҉О̢͢͠Л̡У́̕Ч̴͘И͡Т̸̕Ь̵ ͝ВС҉̶Е Т͘҉̷О͘, ͏̷ ͡Ч͘Т̷͢О̢͟ ̧ПО̧̡Л͠͝У͢͡͞Ч̡͢ЍЛ̀А͜҉͘ ̢ЭТ̶А ̶С̵͢͠О̀́П́Л̵И́́В͏́͝А͜͢͢Я̛҉́ ̸̷Р͘Е̨̛́Ш͏͡И̷͞Т̶Е͝Л̶Ь̛̕Н͞А͟Я̸̢͝ ̀́М͝͞А̴̕ЛЯВ̧К̶А̶̴͏! ̨͘! ̵! ̛Я̶̡ ͜Н̡Е͜͞ ̕͞Д́ОЛЖ̴Е̶Н̛͜ ̨̛Б͝Ы͟Л͝͠͠ ̨̕У̡͟М̛́͠Е̵́Р͟Е̢Т́̕͜Ь̕ ̵̕З͘͢͢Р͟Я͟! ̕! ̵̶͡! ̀ ́И͟͡ ̀М̵̡Ы̨ ͢Б̸͢Ы̀͞ ͟͢͡ПО҉Л͞У̵̴̢Ч̸̀͜И̸͜Л̡̕͝И̡͠ ͠С̡̨В͞҉О̸Б͠О͡Д͘У̵̧͟ ̛И̷̛ Б̛҉Е̡С҉̸̛Ќ̀О͝͏Н͏̴͝Е͜ЧНУ҉͞Ю͏͢͠ ͡С͢ИЛ̶̨У͘ ́Г̷̛ОР̧͞АЗ̨̛̀ДО͘͢ ͟Р̷̀А̡Н̧̧Ь̧͞Ш͟Е, ̷ ̴̢͢Е́̀͢С̀ЛИ͟ ̷̀͜Б̧̀̕Ы̵̢̀ ̵̡ТЫ̧͞ Н͟͞Е͜ ПО͏̵͘МЀШ͝А͏Л̶͘ ̛М̴͞Н͜͢Е̶̸͞ ̸̡У̛БИ͏ТЬ͟ ̸̶Т͡Е͜Х ̶̨̛ЛЮД͏̢̛Е͏Й̧͠͝! ̧͘͜! ͟͡͝ — голос Чары стал невыносимым. Он резал уши и, казалось, звенел внутри тела, как расколотый чугунный колокол. Азриэль вновь зажмурил слезящиеся глаза и вяло дернул ватной ногой. Бесполезно. — Я̵ ̢̛́ХО̨Т҉̢͞Е͢͏Л͢ ̸Б̸̛Ы͝Т̸̧Ь ̵͠Т̕В̛̀О̨͘ИМ̡͡ ́Д̕Р͠У͏̵Г̡͘О̧М̕͝! ͏! ̷̕! ͠ ̷̵Я́ ̶П̷̸О̸Ж͢͢Е̛Р́͏Т̷̶͝В̴О̷̢ВА̶̢̛Л̴͜ ͠С͡О̶̕Б͘ОЙ̸, ͞ ̀Ч͞Т̴̀͟О̡̢͢Б̵Ы̵̢ ̷М̡О͏҉̢Н͡С͢͞Т͡Р̶Ы́ ͡БЫ̸Л̴͘͜И͠ ̧С́͘В͡О͢͡Б̨О͟Д̴͢Н́Ы̀, ̛ ́А̧͠ ̵͞Л̴Ю̷͡Д͢И̷ ̵́СП̨̢͝Р̶͞АВ̡͝Е́Д̀Л̨͠И͞͝В̸́О ͞Н͠АК̕АЗ͝А̶͡Н̷Ы̸! ̡̀͘! ̢! ̡ — Т… твой план был слишком рискованным… я с самого… самого начала отговаривал тебя… но ты… не слушал… люди… не должны умирать за грехи своих… своих предков… никто не должен… никакое… существо… Чара швырнул Азриэля туда же, куда швырнул знакомо стукнувший мешок. Принц Монстров приземлился прямо на него и вскрикнул: удар был очень болезненным. — Н͜И̡͜К̛Т͝О̨͟ ̛͞͞Н́Ѐ͡ ͘Д̶̛О҉Л̸Ж̸͞Е͟͡Н̕, Г͠͏̨О̵̨͘В̴О͢Р̷͟И̨̛Ш͠͝Ь̸́͜?! ̸̨͜ ͠А҉̛ ́К̧҉А̸͜К̸̧͡ОВ͡О̴҉̡ ̸Б̛Ы̀Л̨̀О ̢М̀͞Н́Е͟ ͘̕͝С̵НА̧Ч̨͟͏А̸̧Л̕А̕͘ ̸̨М͟͜Е͘͞Д̀͏ЛЕ̵̛̕Н̧͘͠Н̨О ̴̧У̷М̧͡И̷Р͢А̀͘͘Т̴̷͠Ь̧̛ ͏̵О̵͜͝Т̸͡ ̵͏̶Ж̢͘͜АР̵͡А̨, ̴̧͘ ̸Б̵О͢Л̸Е̡̧͜Й ̢͝В̧͏ ̴́҉ЖИ͡В̶ОТ̢Е̨̨ ̧͢͠И̨ ̢͢҉Т͠ОШ̢͜Н̴О͡͡Т͏͏Ы̢, ̕ ̶̸͏А̀͘ ̶ПО̵̡́Т̛́О̡М͞ ̀ ̴̛Г̵̴͢НИ҉Т͟Ь̶̡̛ ̡͝В̵͟ ̴З̡̢͝Е̴͜М͢ЛЕ̡͘, ̡̛ ̴̶ИС̢̨͢К̨̛͢ЛЮЧ͟͠Е̨́͡Н̛͘Н͡Ы̕М͟͡ ͏̀И̡ ̷͡И҉ЗО̕͜Л͟͞И̡Р̡́̀О̧͜В̶А͘͟Н̴̧͡НЫ̨͡М̴͡ ͘͢О͟Т̕̕͢ ̸̴С̸̢͏ВЕ̴̢Т͢͞А͝͞ ̛̕И͘ ̷̡ТЬМЫ̛, ̨̨ ̸̢П҉̧Р̛͡О͠К͜͠Л͢Я̸̶͝Т̢Ы̸̢М͘ ͢҉Н́͜А̴͢͟ ̀Б̴̕Е̧͘͠С̢КО̢͘Н͜ЕЧ́Н̕У̀Ю̧͏ ̵̸͢АГ̕О̢̛Н̷И̶Ю̧̡̀ ̨͝҉И̛ ̛́М̶̕͝Е͘Д̷̸Л̢͝Е̷̴НН̀͜О̢Е̶̨ ̕͢͝З̨А̧͟͜Б͡В̸̨ЕН́И̡́Ѐ?! ̕ ̸̸И̢͘ ͏̡Т̶О̕͠Л̀͟͞Ь͏К̢͡О̡̡ ̀͟И͢З-̧З͘А̸̧͘ ̡Т̶̛͠О́͢͠Г̛͟͡О, ̡ ̕Ч̷̀Т͞О͘ М͝О͜Й́ ͟͞͠ЕД̨̕҉ИН͢С̶ТВ͜ЕН̢҉̕НЫ̶Й̸͢ ҉̴̨З̵̧А̧͟ ̧͟В͢СЮ̀͢͢ ̕Ж̷̢̛И̴З͡Н͝҉Ь́ ̴̢͘Д͏҉̕Р̛У͏Г͜ ̡͢͠-̢͜ ͢͞Т̛͏Р̷͢У͡С ͞И ̢́П̴̕Л̴͏А̨̛̀КС̶А̶̧, ̶̧͡ ̸̡Н̧Е̷̛ ̢С̸̀͘П͏̕͞О̴̛С̀͏О̷Б҉Н̕͢А́Я ͟Н́̕͡И̵ ̛̛Н̀А̵̶ ̷͞О͏̴Д̛Н͜͠О̸̕͝ ̀͢͡Р̢͠ЕШ̴͢ИТЕ̢Л҉̵Ь̴Н̡О̨͜Е͘͝ ̵͏Д̵͜Е҉̧͏ЙС҉͜ТВ̡̨И̷̕͞Е͏҉? ͟! ̢ ͜З̨А̴̨ ͞͏Ч͢Ь͞И̨͡ Г҉͜Р͟͝Е͜Х̷̡͘И̵̵ Я̕̕͜ ͏С҉̡Т́Р̵̡А͘Д̸͘А҉͢͟Л? ̵̧̛! ̷̛ ͜͏В̶͟Ы̶̀͘Х̶О̴͠Д͞И̶̢Т͜͡, ̡ ̧З̶̵А̨̨ ̧Т̷̀В̧͠͠О̸̷̕И̷̨? ̵! ̀͢ Чара вновь молниеносно приблизился к Азриэлю. Тот постепенно терял страх: его глаза стали ярче, а голос обрел твердость: — А мне? Каково это — хотеть смерти только из-за того, что ты решил принести себя в жертву интересов монстров?! Каково это — не чувствовать вообще ничего; ни ласки, ни страдания — НИ-ЧЕ-ГО?! Это же из-за тебя нас убили, Чара! Ты сам виноват в своей смерти! Воскрешенный человек заревел. Звук, идущий прямиком из его глотки, был кошмарнее любого самого кошмарного звука. Если в мире и были вещи, которые Азриэль не мог описать словами, ими, вне всякого сомнения, были бесцветная эмоция, бороздившая сознание Цветика, и этот пронзительный вой, похожий одновременно и на звериный рев, и на человеческий плач. Впрочем, Азриэля вполне можно понять: если бы хоть кто-то из смертных услышал вопль Чары, ему захотелось бы без оглядки бежать и бессвязно молиться всем существующим богам, а не описывать его звучание. — Х̴̀О̧Р͡О̶͞Ш҉О! ̵̨ ͢В̨О̸̴Т̀͝ ̡ЭТ̶͢О͏ ̷́͢Н̵̧͞А̵̨СТ̨О͜Я̧͏͘ЩИЙ̕ ͏̢Р҉А̸̀͜З̵͜Г҉О̀̀͡В̸͘ОР̛ ̵͘Н̨͜͡И̨ЧТ͠О͡҉̵Ж̛̀ЕС̢̛͢ТВ̷̢А͢͝ ͜С͢ ͢ДЕ̕М̨͜О̷̕͞Н̴͢͞О͘М̵̨͘! ̀͡ — проревел Чара и толкнул обхватившего свои уши Азриэля тонкой, как палка, ногой. Тот кубарем полетел с мешка. — Я̶ С̢̛Л̵͟И̡Ш͡КОМ̛ ̸̀͏Д̵̢О͠Л́Ѓ͘О Л̀͝Е͏͠҉ЖА͞Л̴͠ ͡П̸О́͞Д̶̴́ ̷Э͟Т̸͡О̨̛Й͡ ̛҉̵П̀РО͏͟К̶Л̡Я̡Т̀О̕͢Й ̷Г͜͞О͠РО̵͡Й! ̛͠ С̷̶Л͜И̡͜͡Ш͏К͝О̵̡М М̛͡͠НО͢Г̧̀О̴͜ О͡͏Д̕͏И̕͟͠Н̨͟А͜͜͡К̸̡О͡В͘ЫХ̢̀͠ ̷ЛЕ͢͠Т́̕, ̨ ̸Л͠И̧̛͜Ш͞Е͜͠Н̶̧͜Н̵Ы̛͘Х͟͠ ̛͢С̕͝О͢͝Л̀Н̢̨ЕЧН͏͜О̨͜ГО҉ ̕͢͞С͘В̧Е̸͏Т̷͟А̷̴ Ѝ ̶Т̢̢̛ВОЕ̡Й М̸Е̛Р͘З̡͢К̶̢̀О̵̧Й̡̧ Р͏̨ОЖ̵И.̷̨͢ Н̷О̸ ͡ЗНА̴͜͟Е̴͡͞Ш̵̧́Ь̶, ͡ ̶͡Ч̀̕Т̶́О҉? ̷ ̛̀М̛͏Н̡̛Е҉̀ ̷̕͞Б̢͟Ы͟͡Л̡̀͞О̴ ̢ЧЕ̢̛М ̨ЗА̴͞Н̧Я͟Т̸̕Ь̡̢С̧Я̸́̀.҉͞ ͡Т̧Ы̛͟͝ Н̷̧Ѐ̧ ̵П̢͞Р̡ЕД̷̷С̢̢Т͟А̀̕В͟Л̴͘Я͝͝Е̷҉Ш̧̛Ь̧͝, ͞͡ ̸̢К̷̵̧А͝К̕ ́͘͏Б͠Ы͘͟С͢͝Т͠Р̵͘О ̴З̡͏Р̶͟Е̴͡Е̴͠Т ̴͢М͡͏̛Е̨͜С̨̛Т͢Ь ̨В͢͞ ͞О̷Д̶И̕НО̢ЧЕ̛͠С̢Т̶͡В̵̛Е͞͠! ̢̛ Чара вынул из-за спины нож, все это время бывший сжатым в другой руке. Он ярко переливался всеми оттенками красного света и сиял, как будто его раскалили красным огнем глаз его владельца. — С̕КОЛ̢͜Ь͠͡К̕͜͞О̕͢ ͏͝ПРЕ́̀КР̸А̛͟С҉Н҉Ы͝Х͘ ͘͡М͏͢Е͏̛С͏͢Т͝ ̷̡Н̀͡А̷҉ ̛͠Т͡В̸О́̕͟Е͘͝М̴͟ ТЕ͘͜͜ЛЀ, ͞͡ ͡͝КО҉Т͏̢̛ОР̧͜Ы̸Е͘͡͞ ТА̡́К̷ ̕͜͠Ѝ̵̛ ͞П͘͡Р̷ОС̧Я́Т̛́͠, ́͘ ̵͞Ч͏͝Т̷͞О̨Б̴̢Ы ̷̕͟М̛О̷̴Й ͢Н͟͝ОЖ́͝҉И̶К̛͟ ̢И͡Х̨͜ ̷П̢̨͡О̶̶Щ̴́͟Е̴̡КО̡̕̕Т̴̧̢А͝Л̢! ̨.̕. ̷̀͜Н̕Е ͏С̢̀͡М҉̛Ѐ̕Ю И̴͜͡М̡ ̡О̡Т͜͡К͞А̡͟͠З̵Ы̵͢В̀А͏̧ТЬ̡! ̶͜ Чара высоко поднял хищно блестевший нож. Глаза его горели как никогда ярко. Азриэль мысленно попрощался с жизнью в очередной раз. Самый последний. — П͜͟͝Р̧̡͘О̛͘͞Щ͟А͟Й͝, ͘͡͝ ͠͡П̛Р̴͏̧Е̶̷Д̶́̕А̢͠Т͟͞Ѐ́Л̶̵͟Ь! ̸! ̵͏͢! ̛́ ̨ Сказав это, Чара напряг руки и с сильным рывком дернул нож вниз — его острие, как палец самой смерти, указывало на то место, куда Азриэлю совсем недавно вживили новую душу. Чара вдруг резко дернулся, как будто кто-то ударил его в спину. Само собой, что прицельного удара не получилось, и нож по самую рукоятку вонзился в землю, едва не задев бок Азриэля. Последний, воспользовавшись промедлением опаленного жаждой мести брата, отполз в сторону. Его недавно приобретенные чувства смешались, а разум в упор не хотел верить тому, что все происходящее — реально. Принц монстров даже пару раз ущипнул себя дрожащими пальцами, но все осталось как прежде. Значит, он не спал. Путаные мысли слегка прояснились, стоило только короткую тишину нарушить решительному голосу Фриск, пронизанному гневом: — Не трожь его! Чара тупо вперил во Фриск глаза-огоньки, нож его перестал мерцать и даже как-то слегка затупился, однако долго это не продлилось. — Кого я вижу? Мой храбрый донор! — ответил он и, словно забыв про Азриэля, повернулся к Фриск. При этом внешний облик воскрешенного человека стал абсолютно другим: волосы ярко заблестели, трупные пятна и врезающиеся в сухую кожу кости пропали, как будто их никогда и не было, голос стал звонким, потеряв всю прежнюю дикость; словом, Чара моментально превратился из ожившего трупа в ребенка, каким он был до того, как отравил себя ядовитым соком. Все это произошло так быстро, что Азриэль даже не успел моргнуть. Впрочем, нет, кое-что от прежнего чудовища, обвинявшего своего некогда лучшего друга во всех смертных грехах, осталось прежним: осталась хищная, неприятная улыбка, и лживые красные глазки, напоминавшие крысиные. — Слов не хватит, чтобы описать, как я тебе благодарен! — с поддельной, театральной восторженностью заговорил Чара, делая рукой плавные жесты, словно он читал тост на чьих-то именинах. При этом в спрятанной за спине рукой он держал все тот же нож, и хватка эта была подозрительно крепкой… — Я вновь жив! Я вновь решителен! Я вно… — Не заговаривай мне зубы! Я видела, что ты хотел сделать с Азриэлем, и прекрасно слышала твой мерзкий шепот, приказывающий мне… — Шшш… — положил Чара угловатый палец Фриск на губы. Лицо последней залила красная краска. — Не смей класть свои пальцы мне на лицо! Твои руки по локоть в крови, Чара, и я это… — Фриск, Фриск-Фриск-Фриск!.. — нахальным голосом заговорил Чара, перебив человека во второй раз. Его большой палец ковырял влажную рукоятку ножа, а глаза бегали, хотя он и старался это скрыть, слегка прикрыв веки. — Не нужно драмы! Я всего лишь хотел ожить, чтобы покинуть свою могилу, всего лишь… — Ты всего лишь хотел истребить все человечество, а вместе с ними — любого, кто встал бы на твоем пути. Мне ли не знать это, Чара? Я дословно помню каждое твое слово, звеневшее в моей голове с самых ранних лет. Я была нужна тебе! Нужна тебе, чтобы… — Ну, скажем так, конкретно ты стала мне нужна после того, как под колпак этого старого дуралея попала шестая — предпоследняя душа. Какой она, кстати, была? Оранжевая, желтая? Серо-буро-малиновая?.. Не суть. Я всего лишь… — Ты всего лишь хотел идти по головам, чтобы осуществить взлелеянные тобой безумные планы! — перебила его Фриск. Щеки Чары налились кровью. — Ты всего лишь хотел уничтожить собственный народ, даже если это стоило твоей собственной жизни! Ты всего лишь управлял невинными детьми, шедшими на твой зов, и умиравшими в Подземелье! — Знаешь, лично я не убивал вообще никого — а что до того, что дети шли, как ты это назвала, «на мой зов», вряд ли… — О, я не называла этот голос, «твоим зовом» — ты сам его так называл! Я помню все твои мерзкие советы, которыми ты меня пичкал из могилы под этой чертовой горой! — И ты им следовала?.. — противно улыбнулся Чара, уткнув палец в мягкую румяную щеку. — Меня считали сумасшедшей! — продолжала Фриск, словно бы не слыша Чариных вопросов. — Дети в приюте отвернулись от меня, а врачи только пичкали таблетками да смотрели, что не так с кровью! И я действительно поверила, что начала сходить с ума! И все это… Красная как помидор Фриск тяжело задышала, смотря Чаре прямо в ехидные глаза. — Ну-ну, что же ты, договаривай… — расслабленно протянул тот. — …твоя вина!!! — Фриск звонко ударила потерявшего бдительность мальчика по щеке, сделав пятно румянца на ней еще ярче. Получивший пощечину громко ойкнул, согнулся пополам и опустил глаза, прижав широкую ладонь к пульсирующей щеке. — Я помню, как сломя голову бежала из приюта, я помню, как лезла на эту гору, помню, как падала, думая, что хотя бы смерть избавит меня от твоих приказов, которым я все равно ни за что бы не повиновалась!!! Я помню, как ты советовал атаковать мне тот манекен, но я и тут тебя не послушала! О, Боже, как радостно было чувствовать, что твой мерзкий голос становится тише с каждой пощадой, как здорово было заводить новых друзей среди всех этих очаровательных монстров, которые у тебя буквально в ногах валялись, но ты… Чара зарычал и бросился на Фриск. Его глаза горели почти так же ярко, как обожженная пощечиной щека. В руке он держал нож, однако — это показалось Азриэлю страннее всего! — и не думал использовать его по назначению. — Что это ты делаешь, девчонка?! — процедил сквозь зубы Чара, схвативший Фриск за запястья. — Говорю тебе правду, мальчишка! — гордо ответила Фриск. — Не скрывай этого! Ты просто недолюбленный неблагодарный недододруг, и еще пара десятков «не»! Я была уверена, что ты просто потерянная душа, как и все мои нынешние друзья, что ты можешь стать хорошим, если дать тебе второй шанс, но то, что ты сделал сегодня с монстрами, роднее которых у тебя, может, вообще никого нет, убедила меня в обратном! Ты — самый обыкновенный… — Д̶̀Е͏̧М̸͟͡О҉҉Н͡! ̵͠! ̶͘! — взревел Чара, вновь обретая прежний ужасный облик и толкая Фриск туда же, где валялся Азриэль. — В̛͡҉Ы ͡҉УЗН̴̛А͝Е͟Т̴͜Е͘͜͟, ̀͜ ̡͢Ч̴Т̀͟О ͠З͘͘Н̡̀А͞͡Ч͏И̧͡Т͜͜͡ ̶͢Э̧̛Т̵̀̕О̶̡͞ ͢С̢Л̷ОВ͡О҉! ̧Я ̶̧РА͡З̀͡М͝О͘͏́З̧͜Ж̛̕͜У ̶ТЕ͟Б̢Е́ ͟К͘͜ОС̶̡Т̨И̨͘, ̵ ̴͠В́͘Ы͘͡Х͏͘Л̴̡Е͘͞БА̢͢Ю ͟͝В̛͟С́͏͜Ю ̕КР̨͡О̸В̵̀Ь̵̛̀, ́͢͢ ͘͠К̛͢А̸̧К̴ ͠В̶̡И̶̡Ш̧͘Н͟Е̵͘В̷͡Ы́͏Й ̸С͜͞О͢͟К̧, ̸ ̶̛͞А̕ ̢́МЯ́С͘О ͠͏С̴͘͟О͞͝Ж̶Р̢̛У̷̡͞, ͜͏ ̀П͟О̶СЫ҉͟П̷̧͠А̨̀͝Я̷͟͞ ͜͝П̴ЫЛ͢ЬЮ͜ ̶̢͢Э̷Т̛͘͞О̀͡Г̴О ̧̛͘Н̕ИЧ̧͜͠Т̨҉̴ОЖ͟͞НО̸Г̸̡О̶ ̶ПЛ̸̢̢А͏͘КС͜͜Ы̡́! ̕҉͠! ҉̕! ̸ Азриэль, видя перед собой прежнего Чару, задрожал и прижался к Фриск, хранившей стоическое спокойствие. — Кому ты что размозжишь, бесенок? — с легкой полуулыбкой бросила ему Фриск. — Забыл, чья душа у тебя в груди? Да-да, именно «храброго донора»! И не пытайся проникнуть мне в голову, как ты это делал, отправив нас в это… в это непонятно что, из которого даже Санс не знал, как выбраться! Кстати, а где он?.. — П̧О̴Ш̷̢А͢Р̕Ь̷̵ ̕П̨̀О̴Д̴̵ ̨̛З́̀А̶͏Д̕͠Н̷̧И͢ЦЕ̷̡͏Й̴͝, ̨ — рычаще ответил Чара, скрестив руки на груди и кивнув головой на странный мешок. Фриск подняла брови, озаренная страшной догадкой. В мгновение ока она очутилась рядом с мешком, оказавшимся, скорее свертком тряпок, и развернула его. На нее с печальной ухмылкой смотрел знакомый череп, лежащий в груде белых костей. — Т… ты убил его!.. — пробормотала Фриск, прижав руки к губам. — Нашего Санса!.. моего друга!!! — голос ее на последней фразе сорвался, обретя истерическую нотку. — НЕ ПРОЩУ!!! — закричала она и бросилась на гадко ухмыляющегося Чару. — Д͝А͟В̸͝А͡Й̴̴, ̨̕ ̡О̶Т̡͘О͜͟М̴С̸̡Т̕͞И̴̧͢ ̕͝М̶Н̸̨͟Е͘! ПР͜А́В̴͘Д̶̧А͘ ͏̧ЛИ ̶Г̧Н̧͘Е͠В͜ ͘͘Д̀̕̕О̧͟҉БР̛͟О͢Г̧О Ч̶͢͢Е̴̛ЛО͝͏̢В̀Е͟К̵А͠ ͏Т́АК ͏̢С͘Т̡͡Р̷͝А͜Ш̶͞͞Е҉Н̕͟? ̶.̕͡. — прохрипел он, расставляя руки и являя трепещущую под тлеющей плотью половинку души. — Гореть тебе в аду! — прокричала она, напрягая руки для мощного прицельного удара. — Фриск, остановись! Это же совсем не Санс! — быстро, но твердо проговорил Азриэль, хватая свою подругу за руку, чтобы она остановилась. — Неужели ты забыла? Монстры рассыпаются в пыль, если умирают! От Санса не осталось бы никаких костей, убей его Чара. Но… разве может ослепленный своим безумием и решимостью психопат одолеть такого сильного монстра? Он даже тебя одолеть не может, Фриск, забыла? У него же половина твоей души! Наверняка он просто выбросил Санса из этого… я не знаю точно, что это, но вряд ли он причинил ему хоть какой-то вред! — И правда… — пробормотала Фриск, поправляя растрепавшиеся волосы. — А ведь точно! Кого вообще из нас ты сможешь убить, а, Чара? Мы тебя даже не боимся, строй ты из себя страшного монстра, или не строй! Монстры на самом деле — очень добрые и милые, а ты — просто маленький злой мальчик, который не способен поверить, что мир ограничивается его же обидой на него! Ты… Чара взвыл так, что у Фриск чуть не лопнули перепонки. Азриэль тоже закрыл души, но, — вот ведь диво! — страха в его глазах больше не было — Фриск сказала правду — бояться обиженного на мир мальчика не было смысла. — Ой, мосье Чара, какое у вас превосходное сопрано! — чопорно, по-французски картавя произнес Азриэль, отводя руку в сторону и шевеля пальцами. — У-ля-ля, не то слово! Не хотели бы вы спеть в группе нашего легендарного Меттатона? Может, вы смогли бы подружиться?.. — Фриск не просто картавила, она еще и ставила ударения на французский манер, так что удержаться от смеха было невозможно. — Мамзель Фриск, а вы не находите, что Чара как член группы принес бы нашему излишне расточительному Меттатону определенную выгоду? — прокартавил широко улыбающейся Фриск Азриэль, изогнув бровь вопросительным знаком. — Бьен сюр, мон жоли Азриэль! — прочирикала Фриск. — Он бы столько сэкономил на освещении!.. А я думала, красные софиты в природе не встречаются!.. Дети рассмеялись чистым и веселым смехом — смех этот искрами рассыпался по черному пространству. Никто из них не заметил, что случилось с Чарой. — П…прекратите с-смеяться… — пробормотал он странно дрожащим голосом. Фриск эта дрожь насторожила. — Чара? Что с тобой?.. Вопрос был явно риторическим. Человек (не демон с пылающими глазами) горько плакал, вытирая мокрый нос зеленым рукавом. — Ты что, братик? — изумленно, но нежно пробормотал Азриэль. — Ты пла… — НЕТ!!! — рявкнул раскрасневшийся Чара. — Большие мальчики не плачут!!! Я тебе это сам говорил, когда ты… — Чара, плачут все! Не говори глупостей, — спокойно произнес Азриэль, твердо направляясь к своему брату, который имел практически тот же вид, в котором когда-то давно его нашли в руинах. — Плачь, не бойся, это совсем не… В морду любящего брата полетел нож. Принца монстров спасло только то, что заплаканные глаза Чары были не такими зоркими, как обычно: нож вращался в полете, и в итоге огрел закрывшего глаза Азриэля рукояткой по носу, после чего упал на землю. — ДА КОГДА ЖЕ ТЫ СДОХНЕШЬ?! — рявкнул плачущим голосом мальчик и кинулся на скривившегося от боли бывшего друга с кулаками. Внутри Азриэля что-то надломилось. Разбитый нос словно пробудил в нем первобытное, жгучее чувство — подобное он испытал, когда поглотил разом души людей и монстров. Его глаза загорелись, а мохнатые руки раскалились добела. В тот же миг они вспыхнули ярким, белым огнем, но Чара этого даже не заметил: ослепленный своей яростью, он напоминал торпеду, летящую только по одной траектории к заветной цели. Фриск, стоявшая в стороне, зажмурилась…***
Чара не вскрикнул. Он просто упал на землю, и катался по ней, как желто-зеленый мячик, закрывая пораженную волшебным огнем Азриэля часть лица. — Бляденыш… — еле слышно процедил он только один раз, и уткнул в Азриэля жестокий красный глаз. Был ли цел второй, потрясенный собственным поступком монстр не видел: Чара закрывал его рукой и тяжело дышал. В воздухе раздался знакомый Фриск звук: перед глазами лежащего на земле Чары развернулась черная панель с возможными действиями. Мелко дрожащей от боли рукой он выбрал «СБРОС» и — в последний раз! — посмотрел на неподвижных Фриска и Азриэля. — Auf Wiedersehen, — пробормотал он, нажимая на пожелтевшие буквы. В следующий момент мальчик с красными глазами пропал вместе с панелью; издав тренькающий звук, они исчезли, словно никогда не существовали на свете. Темное пространство вокруг Азриэля и Фриск медленно пропадало: от него словно бы отслаивались мелкие частицы черноты, похожие на хлопья копоти, являя залитый солнцем мир, так впечатливший Азриэля из окна палаты. — Как ты думаешь, Фриск, ему было очень больно?.. — произнес наконец Азриэль, смотря на свои ладони. — Вряд ли больнее, чем он делал тебе, пока прикидывался хорошим другом. — Думаешь, он вернется?.. — Даже не сомневаюсь. И нам не стоит про него забывать. Никому не стоит забывать про Чару. — произнесла Фриск твердым, спокойным голосом. Чернота вокруг них тем временем полностью рассосалась.