Скульптура Яшмы

Яшма усмехнулась, выпустила когти на руках и вонзила их в один из тех больших валунов, которые она использовала для тренировки. Она бы никогда в этом не призналась, но слух о том, как люди брали камни и высекали из них разные скульптуры, заинтриговал большого кварца, а когтить твёрдые камни голыми руками оказалось весьма приятно. Медленно, понемногу, она отсекала куски с большого валуна; постепенно в камне начала проявляться форма, а земля вокруг стала покрываться маленькими осколками. Кучка осколков всё росла, со лба Яшмы стекал пот, а клыкастая усмешка становилась шире. От напряжённой и быстрой работы на её оранжевых пальцах начали появляться мозоли. Когда камень принял вид некой человекоподобной фигуры, Яшма стала работать медленнее. Теперь она не столь агрессивно обрабатывала большой валун, вместо этого с осторожностью процарапывая его ногтями, чтобы придать ему нужную форму. Постепенно человекоподобная фигура приняла более определённые черты. По её спине заструились длинные волосы. Её нога вдавливала в землю фигуру поменьше, а на каменном лице застыла широкая улыбка. Шлем идеально обрамлял улыбающуюся, высоко поднятую голову, а руки были сложены впереди в алмазном приветствии. Яшма сделала скульптуру самой себя… и всё же это была не она. Больше не она. Фигура, которую она создала, была совершенна – без всяких рогов, в момент победы, приветствующая Алмаза, как когда-то давно. Резкий контраст с тем, какой она была теперь – одинокой, с рогами на голове и пятнами на теле, в одежде, более не соответствующей нормам Родного мира, и лишённой службы Алмазу. Яшма не могла отвести взгляд от своего творения. Чем дольше она смотрела на скульптуру, тем больше ненавидела её. Она ненавидела то, насколько та была совершенна. Она ненавидела то, что та напоминала ей о прежних днях – днях, которые она никогда уже не могла вернуть. Она ненавидела то, что больше никогда не окажется в лучах славы перед Алмазами, что больше у неё нет цели – нет, что её цель у неё отобрали. Яшма с рычанием набросилась на своё творение. Во все стороны брызнули каменные осколки, пока она в ярости молотила скульптуру, отламывая кусок за куском, пока от той не осталось ничего, кроме кучи мелких обломков. Когда она закончила ломать свою собственную скульптуру, на глаза её навернулись слёзы. Упав на колени, Яшма начала оплакивать былые дни – дни, которым не суждено было вернуться. Она оплакивала то, что не могла забыть прошлое и найти себе новую цель. Она не могла выносить то, какой она стала, и не могла выносить мысль о том, чтобы двигаться дальше и принять новую жизнь Самоцветов. Она была пленником своего собственного разума и мечтала о том дне, когда снова смогла бы сражаться, – о дне, который, как она знала в глубине души, никогда не наступит.