***
— Андерс! Андерс! Смотри, что я нашёл! — Карл был низковат для своих пятнадцати-с-гордой-половинкой лет, худощав до болезненной дистрофичности, но силён духом и душой. Они с Андерсом подружились быстро: Карл, заметив его рыжие волосы, тут же вцепился в его шевелюру, говоря, что рыжий — даже для мага уже слишком. Они колотили друг друга без остановки, пока Ирвинг не разнял их, поставив в разные углы Башни. Позже Андерс рассказывал мне, что такое настоящий страх мага: ты стоишь, загнанный в угол, а над тобой возвышается огромный мужчина в рыцарских доспехах, в глазах горит праведный огонь храмовника, на поясе опасно поблёскивает меч. Он ненавидел себя в такие моменты: не в силах защититься, заливаясь слезами, он смотрел на свои руки, руки, помнящие некогда объятия матери, и сам обнимал себя, словно укачивая. Иногда он видел грань безумия и видел свою ногу, которая уже пересекала черту. — Андерс! Андерс! — голос у Карла сломался лет в шестнадцать, не раньше. Он вообще был поздним ребёнком во всем, несмотря на то, что был старше нашего друга. Поэтому каждый раз, когда Текла кричал во всю глотку, ища напарника, весь Круг Магов вставал на уши от вопля, позавидовать которому могли даже кастраты. — Что, Карл? Неужели ты нашёл книгу о древних тайнах тевинтерской империи, позволяющих увеличить рост и размер тела. А, может, и не только тела, — взгляд юного мага шкодливо скользнул по крюковатому носу, хрупким плечам и остановился на пряжке ремня, скрытого под балахоном. Карл густо покраснел, двинул бёдрами, желая смахнуть навязчивое внимание, и швырнул на пыльный стол книгу. Книга была необыкновенная. Нет, в ней не хранились тайны малефикаров или учение об энтропии (ставшее в те годы особенно популярным из-за моды на чёрный цвет и дурацкие стрижки). Дело было в обложке. Она была совсем новой. Красная крашеная кожа поблескивала от солнечного света, проникающего в комнаты, и пахла книга свежей бумагой. Удивительно! Андерс ощупал края, мягкие, словно бока нага, провёл пальцами по форзацу, последний раз понюхал и наконец решил прочесть название. Карл все это время смотрел на него в немом ожидании, ловя взглядом каждое движение, взмах ресниц, нервный вздох. — «Искусство любви», — маг поднял голову, тряхнул белокурыми волосами с льняной рыжиной, прочёл снова и засмеялся. В голос. Падая под стол и трясясь всем телом. — Дыханье Создателя, ты где это откопал? Карл, увидев реакцию друга, снова залился нежным румянцем, обхватил щеки руками, глубоко вздохнул и выдал: — Помнишь храмовника Каллена? Долговязый такой, рыжий, как и ты, немного с дурцой, ещё вечно возле любимицы Ирвинга ошивается... как ее бишь там? Точно, Сурана. Увидел я, как он эту книжонку листал, явно намереваясь что-то ей сказать. Ты же видел, как он на неё смотрит? Это не я один замечаю. Создатель да прояви милосердие этим грешным душам, — Карлу была отвратительна идея близости с храмовником. Это же тюремщики, твои демоны, что похуже духов из Тени, истязают тебя и с помощью страха руководят твоей жизнью. Он вздрогнул. Никогда. Ни за какие блага Андрасте. — Тш! Ты что такое говоришь на весь зал! — Андерс вскочил, зажав ладонью рот единственного друга. — Смотри, чародейка Винн идёт. Если услышит, то точно доложит Ирвингу, а нам с тобой не поздоровится. Только вот я уж не знаю, что хуже: гнев Сураны, самой лучшей ученицы Ирвинга за последнюю сотню лет, или гнев храмовника, подгоняемый нашими сплетнями. Винн, гордо вышагивая по комнате, лишь бросала взгляды на детей и качала головой. Любовь, — думала она. — Тяжёл путь мага, избравшего такой удел. Даже тогда, когда ей было едва за тридцать, у неё были полностью седые волосы, — с грустью вспоминал Андерс. Он схватил Карла за руку и поволок в библиотеку, молясь Создателю о том, что бы она пустела в разгар дня. И он услышал их молитвы: отсек, в котором хранились все исторические сведения о ферелденском круге магов и истории магии, популярностью не пользовался, поскольку практических навыков оттуда извлечь было нельзя, а сказки и мама перед сном рассказывала всем. — Как думаешь, что здесь? - Андерс похлопал по мягкой обложке книги, надежно припрятанной за пазуху. Карл лишь пожал плечами. Кто знал, чем интересуется взрослые свободные мужчины? В круге довольно много запретов, касающихся любви. Здесь не женились, не заводили детей. Они... не слышали вообще ни о чем. Не были уверены даже, как сами появились на свет. Разве что только милостью самой Андрасте. — Тогда нам нужно узнать. Они сели в самый конец бесконечных полок, спиной прижавшись к древним фолиантам. Порой, если закрыть глаза и задержать дыхание, можно услышать, как они шепчут, зовут тебя, желая поведать свои тайны. У Карла всегда мороз по коже был от этих голосов, ежедневно наводняющих мысли каждого мага. Тишина — то, о чем они мечтают и то, чего не могут получить. Лишь Усмеренные не слышат ничего. Андерс сел на колени и раскрыл книгу на самой первой странице, тут же замечая женщин в пестрых нарядах. Их платья плотно облегали тела, словно повторяя изгибы кожи, а по ногам струился вырез, обнажая нагую плоть. Женщины были красивы и юны, своей хрупкостью напоминая эльфиек, покупаемых Тевинтером для сексуального рабства.«Любовь — это искусство, подобному тому, как жизнь есть искусство; Любовь — это магия единства двух душ, двух тел, двух разумов. Любовь — та сила, над которой мы невластны, но та, что повелевает нами»
Так гласила надпись на первой странице. Эту надпись словно обнимали руки женщин в красивых нарядах со смеющимися выражениями лиц. Дети чувствовали, что это были иные тайны, другая магия, ранее ими не виденная. Но эта магия была легка, как эльфийское сукно, и была столь хрупкой. — Но ведь нас всегда учили: «Магия должна служить человеку, а не человек — магии» — Карл, хмуря брови, наклонился ещё ближе к странице. Он тоже слышал ее шёпот, но он был словно девичий, краткий, ускользающий в тот же миг, как стал услышанным. — Так те маги, которые влюбились, становятся отступниками? Текла мог поклясться, что в глазах Андерса был огонёк надежды и тайного соблазна, бесконечного желания и стремления. У него были душа отступника и огромное сердце, полное мечтаний. — Андерс, может, не стоило и вовсе трогать эту книгу... — Нет, замолчи. Смотри дальше, что тут написано.«Любовь выражается разными путями, но выразить платоническую любовь способны и дети, впервые обняв родную мать. Эта книга рассказывает об ином виде любви. Она рассказывает о страсти. Страсть — это бушующее пламя, это огонь, выжигающий легкие, это смятение, это страх, это блаженство. И первый способ выразить вашу страсть — это поцелуй»
Внизу прилагались рисунки. В этот раз к красивым женщинам добавился не менее привлекательный мужчина. Он был того же роста, что и женщины, окружающие его, но широк в плечах и мускулист. Его хлопковая рубашка обтягивала торс, так и норовя разорваться, желая обнажить статную грудь. Девушки касались его шеи руками, обхватывали щеки и заглядывали в глаза. — Первый шаг к поцелую — это прикосновение. Прикоснитесь к своему партнеру, дайте ему понять, что он вам небезразличен. Для начала коснитесь руки, легонько ее сожмите, потом... — Андерс слегка запнулся, — проведите выше по руке, коснитесь шеи, заройтесь руками в волосы. — КАЛЛЕН! ХВАТИТ ХОДИТЬ ЗА МНОЙ! — в дальней части библиотеки слышались крики. Кажется, это снова Сурана ссорилась с несчастным храмовником. — Я просто интересуюсь, не видела ли ты мою книгу? — Какую ещё, мать её, книгу? — Значит не видела? Мне пора. Прости. Эм. Да. До свидания. — Ох, ты просто невыносим! Послышался звук удара о дерево, стоны отчаяния и шаги. Сурана прошмыгнула мимо их отсека, вытирая глаза. Ну и дурная девчонка. Карл, напугавшись криков, схватил друга за руку и сжал. Андерс взглянул на него и сжал в ответ. — Читаю дальше? Кивок. — Медленно прикоснитесь губами, словно пробуя. Легонько поцелуйте, и отстранитесь. Чувствуете? Это кусочек страсти. Разожгите ее. Углу... — Хватит, Андерс, я. Пожалуйста, прекрати. Карл нервно подскочил, выпустил его руку и начал расхаживать по отсеку, взъерошивая волосы. — Это... довольно постыдная книга, ты не находишь? — Андерс вскинул глаза к потолку. Он был столь высок, что ему никогда до него не дотянуться, имей он даже крылья. — Каллен хочет сотворить все эти вещи с Сураной? Это то, чем занимаются взрослые? — Андрес? — Да? — Ты собираешься сбежать? Карл подошёл ближе. Полы его мантии трепыхались вслед его шагам. Он был как маленький электризованный шарик, заставляющий волосы вставать дыбом. На кончиках его пальцев синела магическая вспышка. — Когда-нибудь — да. Сбегу. Андрес схватил Карла за плечи, пытаясь унять его дрожь. — Значит, станешь отступником? — Смотря, куда жизнь заведёт. Вдруг улечу с Сураной покорять мир, — смешок. — Значит, влюбишься? Андерс отвёл глаза. Ему не хотелось говорить, что он боялся этого. — Магам нельзя любить. — Да, нельзя. У Карла телосложение ребёнка: дистрофик, маленького роста, чёрная копна волос непослушна и слишком буйна для спокойного и стеснительного нрава. Но в нем была душа мятежника. Он схватил ладонь Андерса, прижал к своей груди, где билось маленькое сердце, провёл пальцами по костяшкам. Обхватил ладонью шею, наклонил его голову и прикоснулся губами и замер, боясь шевельнуться. Андерс прижал его крепче, касаясь и тут же отрываясь. Они не знали, что делать, но каждый пытался выразить сковывающий душу страх и обезоруживающую нежность. Легкие, трепещущие поцелуи углубились; Андерс провёл своим языком по его губам. Карлу казалось, что это хуже магии крови. Это не просто сводит с ума. Это починяет. Он укусил друга за губу, на них прыснула кровь. — Ауч. Больно, — Андерс коснулся ладонью рта, и вся его рука испачкалась. Карлу стало неловко, однако его товарищ улыбнулся. Он сделал шаг навстречу, но... — Мальчики, вас повсюду ищет ваш учитель. Что вы делаете здесь в разгар учебного дня? И не говорите, что учите историю, я все равно не поверю, — Ирвинг сложил руки на груди. Он смешно поднял бровь вверх, ожидая ответа. — Мы... мы подрались. Я сказал, что сильнее. — Да, точно. Он все пытался мне доказать это, а я ведь старше. Я лучше. Первый чародей покачал головой, оглядывая перемазанные в крови лица и распухшие губы, и велел следовать за ним. Мальчишки заговорщически переглянулись.***
Позже я спросил у Андерса, остался ли он с Карлом, и он сказал, что не пытался сбежать, пока был с ним. Что поведал ему абсолютно все тайны, даже самую главную — тайну своего имени. И что это воспоминание было светом в его мятежной тьме.