Йольские хранители

Праздновать начинали двадцать первого в ночь — и заканчивали двадцать пятого вечером, то на Гриммо, 12, то в Норе — зависело от того, кому удавалось взять пару дней отпуска и следить за детворой. В одиночку Молли с такой оравой уже не справлялась: внуков — больше, чем когда-то детей, и они ее почти не слушали. Про Йоль вспомнила она сама. После войны о старых традициях стали вспоминать многие — общие праздники для магов и магглов, общая история. От Йоля — до Рождества, несколько дней топота, шума, кто-то катался на перилах и ломал лестницу, и Нора оживала, вспоминала былые деньки, а с ней оживала и Молли. Молли очень любила, когда дети приезжали именно в Нору. Взрослые занимали комнаты внизу, а от чердака и до второго этажа — Луи, Доминик и Мари-Виктуар, Молли-младшая и Люси, Фред-младший и Рокси, Джейми, Альбус и Лили-младшая, Хью и Рози — и большинство все-таки рыжие, кто темнее, кто светлее — Нора полыхала рыжими макушками, ее стены дрожали от топота, потому что зачем степенно подниматься по лестнице, если можно бегом и вприпрыжку, и снизу кто-то кричит — тихо, мол, нам в коньяк опять сыплется пыль с потолка... Пыль прибирала Джинни — в Норе жили они с Гарри, на зиму иногда перебираясь на Гриммо. Молли оставалась — покинуть Нору она не могла — и скучала без внуков и шума. Лучше всего, конечно, было, как сейчас: когда зимой собирались все-все-все. И плевать, что пыльно, что кухарка из Джинни та еще: Гермиона умела заказывать маггловскую еду, Флер знала кулинарные чары, а Чарли — румынскую национальную кухню. Зато все улыбались, ну, может, Перси — чуть меньше. Молли целовала его в лоб, своего нелепого Перси, начинающего лысеть, как отец, и он рассеянно почесывал под волосами, не понимая, что это было. Елку наряжали на улице, огромную старую елку, посаженную, когда родилась Джинни, а в доме развешивали еловые гирлянды и зажигали свечи. Пахло какао, апельсинами и снегом. На Йоль всегда шел снег, даже если декабрь тонул в дождях — дети радовались снегу, и поэтому пусть на один вечер, но над Норой становилось холоднее. Стоило только чуть-чуть придержать распахнутые Врата — и кому какое дело, что снег — не отсюда? Билл пел под гитару, Рон танцевал с Гермионой, а Джинни летала наперегонки с Гарри, и их троица наперебой спорила, кто же выиграет, папа или мама. Папа иногда поддавался, и споры выходили каждый раз в разную пользу, и дети спорили, а потом прибегали Рози или Доминик, и спор стухал сам собой — невозможно же, когда на тебя так строго смотрят. Если не помогало, Молли вмешивалась сама. Ее дети всегда слушались. А в Йольскую полночь, когда внизу пили старое вино из блэковских погребов и делили пирог, наверху жгли свечи и рассказывали сказки. Молли знала их много, а дети слушали. Фред, Джейми и Альбус воровали пирог — Молли знала, что взрослые знают и специально оставляют порции на всех, а потом прикрывают двери и разговаривают погромче. Просто взять — было бы не так интересно, и украденный пирог делят, как старшие, а Молли звенела ледяной гирляндой, начарованной в углу над ветками, и дети находили фруктовый сок, идя на звон. В этот раз приехал Тедди — все знали, зачем, хотя и не говорили вслух. Мари-Виктуар исполнилось тринадцать, и она обещает стать красавицей, красивее Нарциссы Блэк в свое время. Тедди пятнадцать, и за год он научился сбраживать сок в подобие вина, поэтому на чердаке быстро сделалось весело и шумно. Молли рассказывала сказки — о зачарованном лесе и холмах, о плошке молока, которую надо выставить к большому камню, о искрах на снегу, за которыми нельзя ходить — и Рокси, самая чуткая из детей, вдруг подорвалась и побежала на кухню, Альбус — за ней. — Куда? — лениво окликнул Тедди. — На улицу! Бабушка Молли разрешила! Мы покормим духа Оттэри — и назад. Тедди дернулся было следом — а потом поглядел на танцующую свечу, на тени на стене — и заулыбался во весь рот. Тедди пятнадцать, и он, конечно, уже не мог видеть ушедших, даже в такую ночь. Но их, детей, с ним — тринадцать, и двое убежали, а теней на стене — двенадцать, и одна — большая и размытая, склонилась над ними, обнимая шалью-крыльями, и совсем на грани зрения, наверное, можно было различить и еще — тех, кого не видела даже Молли, тех, кто уже почти ушел туда, где вечно спеют яблоки. Где снова встретятся все, кто разлучились. Там ждал Артур, но Молли знала: он подождет еще немножко. А она еще немножко присмотрит за детьми.