Не промолвив даже слова, ты все сказал.
«Чарли».
Чёрной туши мазки вокруг глаз нанесу немым приговором о тебе моих тайных несбыточных неприснившихся снов. Чёрно-белая гамма в чести, и Вертинский у стен балагана тапёром в электрическом сладком раю подыграет немому спектаклю без слов. Бессловесный бродяга на сцене, маленький, скомканный клоун — котелок, трость, смешная походка — спотыкаясь, бредёт наугад, катится сердцем в любовь по мечты непролазной дороге. Град разбитых роялей — на голову, в спину — насмешливых ртов камнепад. По невидимой нити, к тебе ведущей, что прочнее канатной стали, по нехоженым тропам надежды в город больших огней, чудом жив, очарованно входит на трамвайные магистрали под раздачу чугунных молотов беспробудности одинаковых дней. Зал рыдает от смеха: неудачник опять схлопотал оплеуху, публика в коликах рвётся — размозжился на славу забавный статист головою о стену с разбега — коронный свой трюк, что духу, без повторного кадра, вживую, на тысячный выполнил бис. Мим неловок — недопоймал всех тычков и подножек, умирал без азарта, промахнулся в рулетку, порвалась на шее петля. Сотрясается воздух хохотом — разве такому любить можно? Только сердце не ведает логики и не знает законов рубля. Нищий клоун полюбит принцессу и смутится под ласковым взглядом, тень ответной улыбки вспорхнёт на смеяться разучившийся рот… В моём сердце ребенка скрипки беззвучно рыдают, и Пьеро, утираясь украдкой жабо, объявляет повторный просмотр.