Безумие палача

POV Крис — Зачем ты взял вину на себя? — Меня всё равно уже не спасти, а тебе нужно жить. — Но… — Принеси бритву. — Зачем? — Пожалуйста, мне больше некого просить. Я устало открыл глаза и обвёл взглядом камеру, в которую меня заключили. Она находилась под самой крышей тюрьмы, была тёмной и влажной. Совсем как та, в которой я держал своих жертв. Смешно, но теперь я на их месте. И понимая, что конец уже не за горами, я всё ещё не могу с ним смириться. Сегодня мой последний день. Я никогда раньше не пожелал бы знать дату своей смерти, ведь с этим грузом невозможно жить и радоваться каждому дню. Вот и сейчас я доживал последние бессмысленные двадцать четыре часа в своей жизни, не зная, чем себя занять. Завтра в десять часов утра меня повесят. Люди увидят это, будут торжествовать и довольно потирать руки. А я болтаться на верёвке, высунув язык, как позорное жалкое посмешище. Я не делал попыток откупиться или сбежать, потому что от собственной боли нигде не скроешься. Не дрожал в страхе, ведь конец неизбежен. Не анализировал свои поступки, так как это было бессмысленно. Я лежал на жёстких нарах и думал о Нами, потому что она самое прекрасное, что было в моей странной жизни. Я надеялся, что она станет венцом череды убийств, смиренно примет смерть и станет эффектной точкой в ничуть не сладостной мести. И после того, как Нами не станет, я заживу как обычный человек, быть может, даже заведу семью и собаку. Но моим мечтам не суждено было сбыться. Я должен был понять это в самом начале, когда вместо беспристрастного выслеживания жертвы занимался тем, что рассматривал ночами сделанные фотографии и любовался редкой улыбкой на губах девушки. И даже когда она лежала на грязном полу клетки, кричала от боли, плакала, я не чувствовал удовлетворения. Я пытался причинить ей боль, а в итоге разбивал себя, с каждым днём приближаясь к пропасти. Не думаю, что это была любовь. Это чувство нечто большее и ему нельзя дать название. Просто там, на берегу реки, под проливным дождём, в глазах Нами я увидел себя настоящего: такого, какой есть на самом деле. Всегда пытался внушить себе, что я Бог. Мне нравилось выбирать жертв, причинять боль, отбирать жизни. В эти мгновения ощущал себя всесильным и старался не думать о том, что на следующий день после убийства буду торчать у унитаза и выблёвывать в него свою тоску, разочарование и ненависть. А тогда, в зрачках Нами, я увидел совсем другого человека — с изломанной судьбой и израненным сердцем. Я в одно мгновение осознал, насколько жалок. Я не сильный — слабак, ибо не имея собственного мнения, всю жизнь следовал обещанию, данному деду в детстве. Тогда я не понимал всей тяжести клятвы, а когда вырос, просто не смог от неё отказаться. И только благодаря Нами я признал своё безумие. Признал и принял, как данность. Я не смог её убить, хотя и ненавидел за полностью развенчанный божественный образ. Она была чем-то настоящим и искренним в моей жизни. Будто крохотным ростком, пробившимся сквозь пустынные пески и обратившем свои листья солнцу. Даже у такого безумца, как я, не хватило сил растоптать это маленькое чудо. Услышав щелчок замка, я поднял голову и удивлённо взглянул на вошедшего полицейского. — У вас пять минут, — недовольно произнёс он, выходя в коридор. Увидев стоявшую в углу Нами, я затаил дыхание и медленно подошёл к решётке. Она стояла передо мной в растянутом бесформенном свитере, то и дело теребя прядки коротких растрёпанных волос. Чуть подумав, сделала шаг вперёд, и теперь нас разделяли лишь металлические прутья. — Я уже и не ждал тебя, — честно признался я. — Я не могла не прийти. Еле впустили, — тихо ответила она, не сводя глаз с моих пальцев, вцепившихся в разделявшую нас преграду. — Зачем ты постриглась? — Не знаю. Волосы мешали. — Нами нервно дёрнула очередную прядку и прижалась лбом к холодной решётке. — Крис, я умираю. — Почему? — Мне плохо. Даже дышать больно. — Девушка стукнула себя по груди и затихла. Закусив губу, я легко коснулся её волос, скользнул ладонью на ухо, мазнул пальцами по щеке и опустил руку. Нами дрожала, но не делала попыток отстраниться и убежать. — Ты принесла? — шёпотом спросил я. Она молча запустила пальцы в карман джинсов и протянула мне бритву. — Зачем? — Не хочу устраивать из своей смерти шоу. Мои жертвы всегда умирали в уединении, пусть и мой конец станет таким же. — Тебе не жалко? — Ты о чём? — Ну, что твоя жизнь так сложилась. — Я жалею лишь о том, что не встретил тебя раньше. Я бережно коснулся залитой слезами щеки и бережно вытер большим пальцем солёные дорожки. Я улыбался, пусть и хотелось расплакаться. — Ты, наверное, всегда будешь приходить ко мне в кошмарах. — Обещаю, что не потревожу твои сны. Нами благодарно сжала мою ладонь и отошла к двери прежде, чем та открылась. Напоследок взглянув на меня, вышла, а щелчок замка возвестил о том, что это точно конец. Не притронувшись ни к обеду, ни к ужину, я терпеливо дождался темноты, и лишь когда шаги за стеной стихли, вздохнул спокойно. Вцепившись в прутья решётки, я смотрел на узкое окошко под потолком, залитое дождём. Интересно, а что будет после смерти? Надеюсь, нам даруется ещё одна жизнь, как попытка исправить ошибки, сделанные в прошлой. Родись я заново, то пошёл бы во врачи или пожарные. Спасал бы людей. Дарил им жизнь, а не забирал. И не потому, что хочется искупить грехи. Совсем нет. Просто хочу понять, каково это — не губить жизнь, а сохранять её? Я отошёл вглубь камеры и сел на пол, предварительно вытащив из кармана бритву и сняв с неё тонкий слой защитной бумаги. Приставил к вене, приноравливаясь, и закусил губу, чтобы не расплакаться. Ну же, Крис, это в любом случае конец, не стоит бояться. Если не здесь, в тишине, то завтра там, на глазах у публики. Плевать! Я уверенно чиркнул по венам и зашипел от боли. Кровь горячими струями потекла по руке и, на мгновение замирая на кончиках пальцев, глухо разбивалась каплями о пол. Я обвёл взглядом камеру и вздрогнул — она была наполнена девушками, которых я когда-то убил, а впереди них стояла мать Минсока. Все, как одна, в белом, они с печалью смотрели на меня, провожая в последний путь. Стало жутко, и я, уткнувшись лицом в колени, закрыл глаза, а когда вновь их открыл, то увидел, что лежу в своей кроватке, на краю которой сидит мама и поёт мне колыбельную. За окном светит полная луна, летний ветерок легко треплет шторы, а я слушаю самый любимый голос на свете и медленно засыпаю. «Целый сказочный мир развернулся пред ним: Вот на птице стрелою он мчится, Вот под ним перекинулась волком седым И по лесу несёт его птица. Вот он входит на звёздный ночной небосвод И в коралловый замок русалок идёт По жемчужным пескам океана… И везде он герой, и везде он мечом Путь-дорогу себе пролагает, И косматых чудовищ, кишащих кругом, Гордой силе своей покоряет…»* Когда мама закончила петь, я уткнулся носом в её ладонь и глубоко вздохнул. — Спокойной ночи! — Спокойной ночи, сынок. — Я люблю тебя, мама. — И я тебя люблю, Ифань. __________________________________ *С.Я. Надсон