Об откровенных заметках из ежедневника и спасительном шансе

Как много о человеке может рассказать ежедневник? Самая обыкновенная, на первый взгляд, книжитца, в которую хозяин или хозяйка записывают перечень повседневных планов и дел. Обыденная вещь и незаменимый атрибут любой бизнес-леди. Ничего сверхъестественного, если не брать во внимание тот факт, что владелица ежедневника, отмерила ему роль своего личного дневника. Почти три месяца минуло с того мига, как София начала изливать свою душу простым бумажным листам. Но никто об этом не знал. Не догадывался. «Полгода прошло уже, а я до сих пор не здесь – не в реальности. Я осталась в том самом дне, когда сказала роковые слова Ему. Павлу. Там моё сердце, моя душа, и только тело продолжает жить дальше. Кажется, что не изменилось ничего: я по-прежнему утром прихожу на работу, всем приветственно улыбаюсь, покладисто выполняю свои прямые обязанности. Никто не догадывается, что я, это как бы ни я. Моя тень. Я не могу, я просто не в силах принять тот факт, что моя жизнь разделилась на «до» и «после». И что часть души навсегда останется там – в том роковом дне». Из последних сил стараясь дышать размеренно и ровно, серб закрыл на время блокнот, не видя, но чувствуя, как сильно дрожат его руки. Из-за обильной серой плёнки, самопроизвольно возникшей перед глазами, он вообще мало что видел. Только отдалённо слышал какие-то чужие шаги и регулярные невнятные шорохи. Вокруг бушевала жизнь – в этом не оставалось сомнений. Только ЕГО жизнь остановилась некоторое время назад. Да, явно не так Павел представлял себе окончание своей вынужденной двухдневной поездки в Россию. Он не видел Её. И не хотел видеть. Не желал бередить старые раны, которые, волей судьбы, так до конца пока ещё не затянулись. Да и затянуться ли?.. Приехал поздно вечером, заселился в номер некогда своего отеля, принял душ, заснул достаточно быстро. Утром следующего дня, в точнее почти что в обед, спустился в ресторан, где его ждала тётя в компании нотариуса. Формальности уладили буквально за пять минут и всё – можно было бронировать билет на ближайший рейс до Белграда. Но вместо этого, Паша решил перекинуться парой слов со своей недавней знакомой – с Ксюшей. Сердце, что называется, подсказало… - Да здесь все на ушах стоят, в буквальном смысле этого слова, – взволнованно бросила в его адрес фразу Завгородняя. – Планёрка как обычно прошла, а потом, примерно через час, Настя к Софии в кабинет постучалась. Закрыто. При этом её самой, то бишь Софии, нет нигде. В общем, пока запасной ключ нашли, пока дверь открыли… Мой папа своими глазами видел пустую бутылку коньяка и пустую баночку из под таблеток. Сильных таблеток. При этом, врачи скорой сказали, что вдобавок ко всему у неё сильное воспаление, ну…по женской части. Дальше он слушать не стал. Едва ли не бегом вернулся в зал ресторана, накинувшись на тётю с неподдельным бешеным возмущением: - Ты почему промолчала?! Я не поверю, чтобы тебе не доложили о таком ЧП! Почему ты мне не сказала, что…о том, что с Софией случилось?!.. - Паш… Я думала, что тебя это не волнует. Что тебя это не должно волновать. Она замужем. - И где?.. Где был этот чёртов муж, когда Она на такую крайность решилась?! Не медля ни секунды, он проверил наличие банковской карты в кармане, и прямо в кроссовках, несмотря на лютый зимний мороз, ринулся на задний двор. Он знал, что в этом районе всего лишь одна больница, и помнил, что Ксюша говорила ему о критическом состоянии. Иными словами, вариант с другим госпиталем, отпадал сам собой. – - Павел? – усталый, но решительный голос врача заставляет серба мгновенно собраться. – Мы закончили все необходимые терапевтические и хирургические действия. Состояние Софии остаётся тяжёлым, но относительно стабильное, а это сейчас самое главное. - Слава Богу… – вроде и позволяет себе выдохнуть с облегчением, а страха в душе не становится меньше. - Вы пока домой поезжайте – скорее всего, до утра Она пробудет в реанимации, и будет спать крепким сном. Организм ослаблен просто донельзя... - Ничего – справимся. Как-то самопроизвольно, к этой минуте приходит чёткое осознание, что больше он Её не оставит. Не сможет. И ключевую роль в этом играет даже не Её ежедневник, который медсестра любезно отдала Ему вместе с Её пальто и дамской сумочкой. Павел его изначально открывать не собирался – не в его привычках брать чужое, и уж тем более читать исповедь без спроса. Но… Просто так получилось. Он не помнит того мига, когда открыл Её блокнот и его взгляд сфокусировался на ровных строчках, написанных женским почерком. Но получилось всё правильно. Определённо. // «…Он приехал вчера. Приехал, чтобы решить вопросы с наследством. Ночь накануне я практически не спала – мысли о том, что совсем скоро я увижу его – своего несостоявшегося супруга – накладывались на отрицание того факта, что Элеоноры Андреевны больше нет. Мне сложно принять её гибель. Мы не были близкими подругами, но могли бы, формально, быть родственницами… Но дело даже не в этом. Это так страшно – был человек, а спустя пару часов его нет. И ты понимаешь, что больше никогда не услышишь знакомый голос, что будешь привычно звонить по номеру из телефонной книжки, но трубку никто не возьмёт. Мне было двенадцать лет, когда моя мама погибла. Я плохо помню первый год после её смерти. В памяти отложилось лишь то, что жила «потому что надо». И он – Паша – тоже потерял родителей примерно в этом же возрасте. У него только тётя…была. Он держался достойно, но я понимала, что душа у него просто рвётся на части. Я не могу это объяснить, но я…не разучилась его чувствовать. Это так странно – родной, но одновременно чужой для тебя человек… И ты понимаешь, что в реальности у тебя куча работы, а также Джекович, с которым ты вроде как в отношениях, и вы даже вместе живёте (без твоего согласия – да-да, так бывает); но в эту самую реальность возвращаться не хочется. А хочется просто сидеть с ним рядом. Всё. Я вижу в этом гораздо больший смысл, нежели в чём-то другом. Но… «Всё в прошлом». Удар ниже пояса. Полгода назад я всё решила за нас двоих, и вот – мне прилетел бумеранг. Я шесть часов проплакала в ванной, и за это время мой непосредственный заместитель ни разу не удосужился постучаться ко мне и спросить, всё ли у меня хорошо. Но это не самое страшное. В конце концов, мне от Джековича не нужна никакая забота. Следующим утром он надругался. Надо мной надругался. А у меня на сопротивления просто не было сил…». Руки Павла самопроизвольно сжались в крепкие кулаки, из глаза закапали слёзы… Он был в то утро в отеле. Он здесь был – в Москве. Но не защитил Её. Понимал, что любит до сих пор, любит вопреки всему, но… Гордость тогда взяла над голосом сердца верх. И это всё пришло к непоправимым и страшным последствиям. - Вот, – медсестра протянула ему стандартный пластиковый стакан. – Тёплый чай с мятой. Выпейте. - Спасибо, – голос предательски дрогнул. - Не волнуйтесь так – всё самое страшное уже позади, – женщина средних лет ободряюще дотронулась до его правого плеча, прежде чем вернутся на свой рабочий пост. Серб же неторопливо поднялся на ноги. О том, чтобы прислушаться к совету врача и покинуть казенное здание с красным крестом, он даже отдалённо не думал. Разум Паши просто отказывался принимать тот факт, что Джекович до сих пор не приехал. То есть, умом он понимал, что для негра такой расклад лучше – если этот нелюдь появится в обозримом поле видения, серб не сдержится. Врач сказал ему о том, что Соне сделали «чистку». И что определённые осложнения по женской части тоже имеются, но они не столь серьёзны, как общее состояние девушки. И не нужно тут быть экстрасенсом, чтобы понять, что к чему. Чтобы провести параллель с написанным в Её ежедневнике, и сделать логичный вывод, что нежеланная Ею беременность наступила после того самого утра. «Если кто-то это прочтёт – простите меня, – гласила самая последняя запись Её ежедневника. – Никого не нужно винить в том, что случилось – это мой осознанный выбор. Так будет лучше. Даже если кто-то примет моё решение за эгоизм. Я так долго жила для кого-то… Да что там – я всю жизнь так жила, ровным счётом. И больше плыть по течению, нет моих сил. Я понимаю, как это странно, ведь для всех у меня всё шоколадно. Семья, муж – свадьба была недавно. Но… Я не хочу ничего этого. Я не хочу ребёнка, я вообще детей не люблю. Тем более беря во внимание тот факт, что в момент сознания плода, я была практически без сознания… А потом гормональный сбой в едкой смеси с психическим расстройством, творили с моим мозгом всё что хотели. Это не понять здоровому человеку. Поэтому просто – простите. И прощайте». - Ничего, родная моя, ничего, – прошептал Павел, смотря сквозь запотевшее стекло на суетной город, утопающий в миллионах вечерний огней. – Будет ещё на нашей с тобой улице праздник. Я тебе обещаю. Крепко прижав к груди ежедневник, серб наконец-то позволил себе вдохнуть полной грудью. Впервые, после всего пережитого… # София открыла глаза следующим утром, как и прогнозировал врач. К этому моменту Её успели перевести в стандартную одноместную палату, и Павел неотлучно сидел рядом с любимой. О том, чтобы после всего случившегося возвращаться к себе на родину и, как он планировал ещё недавно, заниматься развитием бизнеса, серб даже отдалённо не думал. Она его жизнь. Его судьба, его любовь, его счастье… Скользнув по белоснежной стене в меру испуганным взглядом, блондинка плавно пошевелила рукой, только-только начиная осознавать, что кто-то крепкой хваткой сжимает Её тонкие пальчики… - Всё хорошо, Светлячок. Ничего не бойся – я рядом, – вместо каких-либо объяснений, чёткая констатация факта. Ни больше, ни меньше. Ненормированный поток слёз, непрерывно льющихся из Её серо-голубых глаз, тесные объятья, что Им обоим необходимы, как воздух… И осознание. Неизбежное, важное и желанное осознание того, что больше никуда Им друг от друга не деться. Потому что два любящих сердца, связанные невидимой, но прочной красной нитью навеки, должны стучать в унисон.