glitter & steel

Аластор не любил, когда Люцифер приходил к нему на ночь. У него был строгий распорядок, а Люц никогда не предупреждал о своём визите. Но Аластор терпел. Как-никак, жена Люцифера обеспечивала его работой. И хобби. Аластор сидел, вытянув ноги под журнальный столик, и полировал нож, разглядывая Люцифера, уткнувшегося лицом в диванную подушку. Тот снова явился, будто прямиком с Королевской гонки: тонна глиттера, румянца цвета Глостер Йорк, поплывшая подводка. Аластор сменил обивку на кожаную просто потому что его достало оттирать образы Люцифера два-три раза в неделю. Лилит было плевать: она прекрасно знала, что её муж приходил сюда отоспаться; она прекрасно знала, что он надеялся на большее; превосходно была осведомлена о том, что Люцу не обломится. Аластор положил зеркальное лезвие на журнальный столик, отполированный ничуть не хуже, и вздохнул, отправившись в ванную. Там в шкафчике, слишком высоком для Люцифера, стояло гидрофильное масло и промышленный запас ваты. Вернувшись, он обнаружил, что Люц пустил трогательную ниточку слюны на его диван. Аластора чуть не затошнило — не факт, что от нежности, впрочем, неважно. Он сел на край дивана, поправляя кожаную перчатку сербосека так, чтобы не задеть лезвием горло. Остриё сербосека мерцало в тусклом свете, но Аластор стирал остатки макияжа тщательно и мягко. Люцифер не проснулся, только поморщился, повернув голову к свету, ближе к руке, следуя за теплом. Аластор подул на его ресницы — Люц чихнул. Это всегда работало, но Аластор немедленно пожалел: пара мелких капель осталась на его брюках. Блёстки он не любил. Терпеть не мог, если по-честному, так что грязную вату собрал в пакет и сунул в урну, замотав покрепче. Вернулся в ванную и намочил полотенце тёплой водой. Хотелось ледяной, но смысла не было — если бы Люцифер по-настоящему проснулся, он бы не давал ему покоя до утра. Взвесив влажный ком в руках, Аластор замер в дверях, прицеливаясь. Меткий бросок — и сонную тишину прорезал возмущённый вопль Люцифера. — Да какого ж!.. Аластор выразительно очертил своё лицо пальцами, игнорируя зеркало улыбки Люцифера. Тот всегда улыбался. Это немного пугало, если честно, Люцифер был приверженцем тонкой работы, в то время как Аластор улыбался потому, что каждую секунду расчленял собеседника. Они были так прекрасны изнутри — невозможно оставлять это без внимания. Что видел Люцифер, Аластор не знал. Люц глухо застонал, совсем немилосердно обтирая щёки и глаза мокрым полотенцем, потом швырнул влажный ком на пол (не на ковёр, Аластор оценил это) и вскочил, толкая его к стене. Замер, ощущая, как ему в живот уперся сербосек. Их улыбки были как две изогнутых чаши весов в алхимической лавке старого шарлатана: и всё равно, когда речь шла о жизни и смерти, перевес был на стороне Ала. Люцифер с сожалением отодвинулся, вытирая мокрые ресницы тыльной стороной ладони. — И всё-таки ты мудак. Аластор пожал плечами. — Возможно. — В кровать пустишь? — Нет. — Тогда не «возможно». Точно мудак. Люцифер рухнул обратно на диван, не глядя, как Аластор подбирает перепачканное полотенце. Как всегда, не догадываясь о том, что одной воды недостаточно.