Mein Leben

Слэш
PG-13
Завершён
135
автор
Размер:
3 страницы, 1 часть
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Разрешено только в виде ссылки
Награды от читателей:
135 Нравится 4 Отзывы 9 В сборник Скачать

Часть 1

Настройки текста
      Над Петербургом поднималось холодное зимнее солнце. Ухватившись за Храм Илии и будущее Безбородкинское шоссе, оно медленно двигалось на запад, разбивая оковы сна и утреннего тумана. Уж наполняется Невский проспект запахом свежего хлеба и мужицкой бранью, варится кофий в доме торговца, пока хозяин изволил бриться. Блестит лед на Неве, вторя солнцу, а оно успевает проникнуть на Мойку и борется теперь с тяжелой портьерой, дабы наполнить светом каждый угол дома.       Чихнув, Кондратий Федорович просыпается, едва проворные, даром, что бледные, лучи чрез веки тревожат чуткий сон. По-детски жмурясь, он открывает глаза, с трудом осознавая свое положение после выпитого на днях шампанского. Рядом, на узком диване, мерно вздымается чужая грудь и слышится тихое сопение. На столе, среди бутылок и фужеров, покоится, как и вчера, двууголка Трубецкого. «Сережа», — мелькает в голове Рылеева. — Mon cher— шепчет он хриплым ото сна голосом, — просыпайтесь. Я совершенно потерял счет времени с вами.       Сергей бормочет что-то невнятное и только глубже зарывается в щекочущие нос кудряшки. — Право слово, князь, Наташа вот-вот пустится искать, коль не застанет меня в постели, — продолжает тот. — Есть еще время. Спи, — отвечают ему сверху.       Кондратий даже сейчас успокаивающе пахнет апельсинами и шалфеем, притупляя всякие опасения и неудобства. Хоть тот и сам знал, что ни слуги, ни Наталья Михайловна, ни даже Настенька не смеют ступить за порог комнаты без хозяйского позволения, назойливое беспокойство не желало исчезать. — Чем ты маешься, Кондраша? — спрашивает Сергей, замечая состояние поэта. — Коли связь наша тебя мучает, скажи слово — я уйду. Невыносимо мне смотреть на твою печаль.       Рылеев сцепляет руки с полковником и легко целует костяшки, глядя в пустоту. Жар крепко обнимающего со спины Трубецкого мешается с мыслями, порождая сомнения, как Гея и Уран — уродливых циклопов. Не о восстании должны ли быть все его думы, не о свободной ли России, чей образ так яро описывал Пестель, должен он грезить? Так отчего, едва закроет он глаза, раз за разом представляется ему офицерский мундир и серо-зеленые, как цветущие тополя, омуты? — Мне стыдно, Сережа. Мне страшно, вдруг о нас узнают. Видел ты, как смотрел Оболенский? Он, должно быть, начал подозревать… — Пустое, meine Liebe, пустое. Никто не тронет ни тебя, ни честь твою, покуда жив я, — обещает Трубецкой, целуя в макушку. — Я боюсь не за себя, — неслышно выдыхает Кондратий. — Отчего ты нежен со мной боле чем с супругой, князь? Что может дать тебе жалкий бугор?       У Рылеева слезы в голосе и непомерная тоска. — Мне больно, когда ты так говоришь о себе, Кондраша. Nur mit dir fühle ich Geborgenheit und Zweisamkeit Я люблю тебя, mein Leben

***

— Я за Трубецким, — кричит поэт и стрелой несется на другой конец Сенатской площади.       Где же ты? Он знает, что князь близко, что не бросит товарищей, не бросит его; чувствует, как ему холодно без шинели в этакий мороз, и руки так же точно покалывают, как у полковника. Кондратию безумно хочется вернуть его в натопленную гостиную, напоить целебным чаем и бесконечно целовать румяные от холода щеки и сухие, потрескавшиеся губы. Но сегодня он не смеет этого делать — сегодня их ждет победа, сегодня Россия освободится, пробудится ото сна самодержавия.       Казенная двууголка неясным знаменем возвышается над толпой зевак. Трубецкой в двадцати шагах от него. Пятнадцать, девять, шесть. — Сергей Петрович! — кричит Рылеев, не замечая застилающего взор пара изо рта.       Они оказываются лицом к лицу; серые глаза смотрят безразлично, едва не с раздражением, тогда как карие горят, как и весь поэт. То ли от лихорадки, то ли от сердечного жара. Он надрывается, говоря о безумцах, о революции, о конституции, о государе… — Господин литератор, — сквозь зубы шипит Трубецкой, — ступайте домой, лечите простуду. — Да вы трус!.. — выдыхает тот, не веря своим же словам. Его Сергей не посмел бы предать братство.       Его Сергей уже отвесил себе четыреста ударов плетьми за потухший тут же взгляд и несдержанное обещание.       Бунтовщики и в самом деле походили на безумцев, лишенных совершенно трезвой мысли. Они развяжут войну и сами же проиграют с блаженным лицом, уверенные, что победили. Он был обязан увидеть разгоравшееся сумасшествие и отговорить Кондратия, пока еще не поздно.       На площади слышатся первые выстрелы. Глупцы! Глупцы, почитающие себя за безумцев! Император ждет, не отдает приказа — авось одумаются. Николай молчит, но картечь летит в каре; гренадеры падают замертво. Еще выстрел — та же точно сцена.       Сергей бежит, не разбирая дороги, не смотря вперед; перед глазами мелкие снаряды разрывают любимое тело. Стук сердца перекрывает иные звуки и разрушает морок сознания. Его ли сердце так стучит или Кондратия? Ему ли не хватает воздуха или Рылеев тонет подо льдом Невы?       Чудом князь доходит до дома. Все горит, внутри и снаружи. Трус.

***

«Тюрьма мне в честь, не в укоризну, За дело правое я в ней, И мне ль стыдиться сих цепей, Коли ношу их за Отчизну»

      Скоро он сидит в Петропавловской крепости. Маленькое окно выходит точно на эшафот, будто бы умышленно. Пятерых в рубахах ведут к нему. Пестель не меняет лица и теперь, Муравьев задумчив, Бестужев боится, но с Сергеем до самого конца, Каховскому тоже страшно, он страстно жаждет надышаться… Кондратий идет с гордо поднятой головой и прямой спиной и ничем не выказывает страха или робости. Он так же стоит перед петлей. Не моргает даже, когда надевают мешок и набрасывают ее. Это Сергей только чувствует, как тяжело он дышит, и как быстро бьется его сердце, и как слезы обжигают глаза, когда никто уже не видит. И не увидит больше никогда.       Мгновение. Трубецкой заходится в кашле, задыхается, хрипит. Фантомная веревка сдавливает горло, едва не ломает кости. Минута кажется бесконечностью в Преисподней. Но все заканчивается так же резко, как началось. Он его погубил. Он. Он. Он. В этот миг разжалованный князь отчаянно желает оказаться на виселице.       Через секунду слышится оханье толпы. — Несчастная страна, где даже не знают, как тебя повесить! — провозглашает, хрипя, родной голос.       Трубецкой улыбается, как безумец, сотрясается в истерическом смехе, пугая сторожевых. Жив. Жив!       Видит Бог, ничего еще не кончено!
Отношение автора к критике
Приветствую критику в любой форме, укажите все недостатки моих работ.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.