faith in miracles

      Праздничное настроение? Что это? Неведомая хрень, рождающаяся в груди, когда смотришь на всю эту новогоднюю мишуру? Глупости, да и только. Гирлянды, снежинки, пухлая и раскрасневшаяся от мороза рожа Санты… всё это пестрит в глазах — на улицу страшно выйти. Бросается в лицо, везде светится, искрится, да ещё и снег — как по-новогоднему — летит прямо за шиворот, оседая там холодной мокрой мерзотностью.       Бакуго вообще не любил зиму. Она никак ему не импонировала, да ещё и мешала — на морозе причуда работает просто отвратительно… да, конечно, холод — то, что нужно ему для усиленных тренировок причуды, то, в чём он, собственно, нуждался и чего хотел, но вкупе со всей этой дребеденью единственная радость уже и не казалась такой уж радостью. Всё казалось гадким и отвратительным.       Но в этом году особенно.       Настолько особенно, что от взгляда на календарь ему становилось ещё более хреново, чем от взгляда за окно. Катсуки встаёт, заваривает себе очередную чашку кофе — привык ложиться рано, но сегодня же новый, мать его, год, надо посидеть… Только сейчас его не уговаривают не спать ни родители, ни одноклассники, ни лучший друг, ни… кхм, о том, кто ещё мог бы его уговаривать «не спать», Катсуки предпочитал не думать. Старался не думать всеми силами, отгонял навязчивые мысли и воспоминания.       Первый в его жизни новый год, который он встречает один.       Он не одинок: телефон уже разорвался от поздравлений «с наступающим», от пожеланий всего наилучшего, а его почтовый ящик переполнен открытками и письмами с какими-то милыми фотками — он их прямо на месте пролистал и закинул обратно, нечего в квартиру мусор тащить.       Каким для Бакуго был новый год? Явно не праздничным, явно не радостным, не прекрасным, не удивительным. Никаким. А сейчас ещё и одиноким.       Квартира большая, места много, а жизни — ни капли. Даже кактус, и тот сдох. Катсуки не думал, что кактусы вообще на такое способны.       И в самом Бакуго жизни не больше, чем в ныне покойном кактусе. Такой же холодный, такой же мёртвый, в такой же мусорке — красивая метафора, назвать его хоромы мусоркой только из-за того, что в них нет одного определённого человека.       Человека, которого отправили на какое-то всратое задание, а потому дома не появлялся уже пару дней. Человека, который пообещал сестре встретить новый год с ними. А Катсуки на заявление об этом лишь только и смог кивнуть да плюнуть что-то язвительное, мысленно желая всем передохнуть. Но протестовать громко почему-то не смог. Всегда мог — а сейчас отчего-то не вышло.       Может, стареет? Сколько ему? За двадцатку уже перевалило: возраст, когда надо бы свой мозг привести в порядок, когда он приводится как-то сам собой, обособленно от желаний носителя.       Бакуго выливает остывший и слишком приторно-мерзкий кофе в раковину. Не хочет. Не будет. Лучше заварить крепкого чая. Лучше затеять какую-нибудь готовку, — до нового года пара часов, времени уйма, а от желания уснуть надо бы как-то отделаться.       После пятого пореза дрожащих пальцев в попытках приготовить хотя бы салат, он плюёт на эту затею — в холодильнике и так дохрена еды, нечего ещё продукты переводить.       Снова смотрит на часы. Прошло полчаса. Смотрит на экран телефона — уведомления продолжают мелькать, но от его непутёвого сожителя ни одного. Занятно. Живут вместе уже несколько лет, вроде как, привыкли писать друг другу обо всём, что происходит, пока они не вместе… без пяти минут замужем друг за другом, а этот двумордый ублюдок даже смску написать сейчас не в состоянии.       Если бы Бакуго кто-нибудь сейчас спросил, чего бы он пожелал на новый год, он без раздумий ответил бы, что хочет, чтобы все разом передохли. Но его никто не спрашивает, всем похуй. Да и ему не хочется никому и ни на что отвечать — правильно делают, что не трогают.       Звонит Киришима, начинает нести какую-то счастливую ахинею, что ему заранее подарили «просто охуительную приставку и уйму игр к ней» и он чертовски хочет, чтобы тот пришёл к нему, чтобы в неё погонять.       Катсуки похуй, он соглашается прийти первого числа где-то днём.       Он не хочет выходить из дома сейчас, хотя Киришима явно был бы рад до опизденения его визиту. Бакуго всё ещё на что-то надеется.       Прошлый новый год они тоже встречали порознь с Тодороки. Тот свалил к семье, а Бакуго к Киришиме, и всем было нормально. И позапрошлый прошёл примерно так же, только тогда…       Катсуки к своим старикам решил наведаться.       Если так подумать, — они ни одного нового года ещё не встретили вместе.       И Бакуго, по идее, должно быть на это похуй.       Только почему-то от подобного вывода в груди начинает колоть.       Не по приколу же они живут вместе? Не по приколу же делят посуду, еду и кровать? Не по приколу ебутся периодически и прикрывают друг другу жопы на заданиях?       И почему его это ебёт? Почему?       Хер его знает.       Очередная попытка отвлечься — на тупой ящик под названием «телевизор» — не увенчивается успехом.       Игры, сериалы, журналы, книги, — всё идёт в пизду.       А бутылка шампанского, которую Бакуго хлещет прямо из горла, забивая на мокрые пятна на диване и штанах, — идёт в утиль после нескольких громадных глотков.       До нового года час.       Что там пиздят? В новый год желания сбываются? Да? А если он пожелает, чтобы один всем известный ублюдок появился на его пороге, — это сбудется, да? Точно? Он прям с другого конца города телепортируется под дверь своего дома и постучится, потому что явно будет без пальто, а ключи у него всегда в нём.       Херня.       Катсуки устало откидывается на спинку дивана.       Ему не хочется думать. Даже не потому, что он выпил минут за пять бутылку шампанского. Даже не потому, что ему морально херово. А потому, что он разочарован, но в чём — не понимает, явно не в себе. Он ничерта не сделал, из-за чего ему можно было бы в себе разочароваться. Не в друзьях, — те и зовут к себе и расшевелить пытаются. Не в двумордом, — он просто любит свою семью, просто хочет провести с ними праздник.       Но разве Катсуки ещё не стал ему семьёй? У кого на плече Шото ревел, когда ему было дерьмово? Кому показал свой внутренний мир, кому показал своих демонов? Разве хоть кто-то знает Шото настолько? Знает, сколько за этой безэмоциональной маской скрыто тайфунов из эмоций? Да у него кроме Бакуго и близких нет, если он не пиздит обо всём, конечно.       Потолок выглядит привычно белым, с привычными едва заметными трещинками. Бакуго смотрит на него сквозь пальцы и едва кривит губы: сколько раз он смотрел именно в этот потолок, когда они трахались на этом самом диване? Не счесть. А сколько раз он рассматривал его, когда Шото засыпал у него на коленях, а потому пошевелиться и уйти было нельзя? Оставалось лишь запрокидывать голову и разглядывать потолок.       До нового года полчаса.       Лампочка начинает мигать и едва слышно шуметь. Надо бы заменить. Но Бакуго с места не двигается. Даже если потухнет — какая разница, всё равно спать останется здесь, ему одиноко на их трёхспальной кровати спать одному. Он всегда ночует здесь, перед телевизором, на узком и жёстком диване, когда Шото нет дома ночью. Привык уже.       И почему хочется разреветься? Когда Бакуго стал таким эмоциональным? Да ну нахер, это не его влажность в районе глаз, это друзья ревели, а он рядом стоял. Он не будет. Не велика проблема.       Всего лишь новый год. Всего лишь в одиночестве. Всего лишь в очередной раз без Шото.       Да кого ебёт? Никого. Не Катсуки уж точно.       Лампочка потухает. Бакуго усмехается: Тодороки развесил слишком много гирлянд, с ними светло, как днём. Они такие мерзкие, но сейчас они будто скрашивают одиночество. Было ли ему хоть раз в жизни одиноко? Да, сейчас парень может позволить себе это признать. Но так, как сейчас — не было никогда.       В голову лезут глупые мысли.       А ведь они не «начинали встречаться». Они не говорили друг другу «Будь моим парнем», не говорили прочих ванильных и дерьмовых хреновин. Просто начали трахаться, просто перестали публично ругаться, просто стали общаться как секс друзья, а затем съехались. И начали делить эту жизнь на двоих, доверять друг другу, ценить друг друга и уважать, принимать.       Они вообще хоть раз говорили, что любят друг друга?       Бакуго вспомнить не может ни разу. Ни разу в нормальном состоянии, а пока трахаются, — да хоть сто раз за полчаса, пока долбят, пока целуют, — чё только не скажешь. Оба говорили, оба стонали эту чёртову фразу.       А в адеквате, так сказать, хоть раз признавались? Нет. Катсуки хотел множество раз, но почему-то не решался. Хотел ли Шото? Хер его знает.       Так почему Бакуго вообще считает, что они…       От мысли отвлекает звук салюта.       До нового года пять минут. Какой-то скорострел решил уже палить. Дебил.       Катсуки решает глянуть, что передают по телевизору. Думать о дерьме сил у него больше нет. Вторая бутылка шампанского открывается в его руках. Пока идут последние секунды до 00:00, он загадывает самое глупое и очевидное желание. Которое теоретически сбыться не может никаким образом. Хотя хер его знает, что там в голове у этого придурочного Тодороки.       Может он и решит почтить своего «сожителя» визитом.       Ровно в полночь ему приходит смс. «Буду через пару минут, надеюсь не спишь».

Бакуго начинает верить в чудеса.