Во всем виноват штрудель

— Я, конечно, весьма извиняюсь за то, что не могу оказать достойный прием… — Да ничего страшного, бывает, — солнечно улыбнулись ей. — … Но я была бы очень благодарна, если бы ты пояснила, какого, извиняюсь, черта забыла в моем доме. София чинно сидела в дорогом кресле бог знает какого века, устремив на Эмили, которая, словно маленький ребенок, впервые попавший в музей, рассматривала буквально каждую вещь в гостиной Эдельштайн. Хотя, Джонс в принципе вела себя нагло, словно находилась в своем собственном доме где-нибудь в Виргинии. Сохранять самообладание девушке удавалось лишь благодаря закалке на Юльхен, которая точно также любила вламываться в ее дом (особенно посреди ночи) и мало того, что лапала все вещи Софии, так еще и частенько ломала их. Таким образом, например, была уничтожена коллекция фарфоровых фигурок, которые некогда подарила ей Анна. — Миленько у тебя тут, — проигнорировав слова хозяйки дома, заявила Эмили с видом заявленного знатока. — Только как-то… слишком роскошно. Сейчас в моде лофт. Возможно ли, что это наказание на ее голову отправила ей Алиса? Хотя, вроде бы и мстить не за что — не так уж и много дел они вели вместе. Впрочем, кто эту ведьму знает, она же ужасно злопамятна — ты, может, уже давным-давно все забыл, а Керкленд помнит все и лишь поджидает удачного момента для осуществления грандиозной подставы. В таком случае надо обязательно извиниться. За все грехи сразу. И преподнести какой-нибудь торт. Потому что еще одного такого визита София точно не выдержит — ее хватит сердечный удар даже при том, что она является воплощением страны. — А! — сделав вид, словно девушка вспомнила что-то важное, Джонс без капли раскаяния произнесла. — Ты извини, что я так неожиданно! Забыла позвонить, — и развела руками. — Я тут по одному маленькому дельцу… Забыла позвонить?! Кажется, у Эдельштайн сейчас глаз начнет дергаться, да так, что ни одна валерьянка не спасет. Забыла позвонить?! Да когда в кабинет Софии вдруг ворвался ее помощник, весь растрепанный и испуганный, и заявил, что в аэропорте Вены замечена толпа вооруженных американских солдат — чуть в обморок не грохнулась. Что ей было думать?! Не иначе как решили захватить аэропорт, чтобы другие самолеты с войсками имели возможность приземлиться. С Эмили станется начать очередную войну без повода, просто потому что захотелось, как показывает история. А учитывая тот факт, что в последнее время она со многими на ножах… Австрии ответить будет нечем — расходы на армию были давно сокращены до минимума, так как София решила, что разумнее будет улучшать качество жизни своего народа, а не военную технику. Хватит с нее, навоевалась уже. А один блондинистый ребенок, видимо, еще нет. — Это моя охрана, — отмахнулась Джонс, когда Эдельштайн на грани истерики примчалась в аэропорт. Австрия тут же потребовала, чтобы солдаты были отправлены назад, на что Эмили надулась в лучших традициях маленьких детей, но приказ все же отдала. И на том, как говорится, спасибо. Пока София прокручивала в голове события сегодняшнего утра, блондинка держала выжидающую паузу. И наконец выпалила: — Штрудель! От неожиданного вскрика Австрия вздрогнула, а ее маска невозмутимости треснула, показывая шок девушки. Она даже поправила очки указательным пальцем и переспросила: — Извиняюсь, я не очень поняла… Повтори, пожалуйста, еще раз. — Штрудель! — любезно выкрикнула во второй раз Эмили с таким воодушевлением, что София вновь была сбита с толку. — Что «штрудель»? Джонс надула губки бантиком, явно поражаясь недогадливости своей собеседницы, из-за чего Эдельштайн даже смутилась. — Я хочу приготовить штрудель. Яблочный штрудель, — на удивление спокойно повторила Америка. — Ты же считаешься создательницей этого блюда. Доходило до Софии, по ее ощущением, очень долго. То есть Эмили заявилась в Вену с утра пораньше, прихватив с собой толпу охранников, перепугав все австрийское правительство и ее саму, лишь для того, чтобы… приготовить яблочный штрудель? Девушке очень хотелось задать своей нежданной гостье один-единственный вопрос — «Ты совсем больная?». Впрочем, о тараканах Америки уже ходили целые легенды… Но лично Софии пришлось столкнуться с ними впервые. В итоге она уставшим и даже жалостным голосом спросила: — Зачем тебе мой яблочный штрудель? У тебя же есть твой американский яблочный пирог. Джонс с каким-то фанатичным блеском заявила: — Мы со старой занудой поспорили! Она, не поверишь, заявила, что твой штрудель вкуснее, чем мой пирог! Поэтому я приехала лично убедиться в этом! — последнюю фразу девушка произнесла с гордостью. Ну вот и участие, пусть и косвенное, Алисы во всем этом бедламе раскрылось. — В таком случае, полагаю, ты не покинешь Вену до тех пор, пока я не приготовлю тебе штрудель? — уже совсем обреченно уточнила для проформы София и, получив радостный кивок в подтверждение своих слов, направилась к телефону. Нужно было предупредить босса, что сегодня на работе она не появится. Впрочем, сам босс без всяких вопросов дал ей выходной, пожелал удачи и попросил сделать все возможное, чтобы одна весьма проблемная сверхдержава поскорее уехала восвояси. Сначала план Австрии состоял в том, что она каким-нибудь чудесным образом займет гостью делом, а сама быстренько сварганит блюдо и выпроводит Америку из своего дома. И все было хорошо до тех пор, пока сама Эмили не изъявила желание принять участие в приготовлении штруделя. Кухня Эдельштайн разительно отличалась от гостиной. Она была довольно маленькой и очень уютной: с большим окном, выглядывающим в сад, с горшками с цветами на подоконнике, с маленькими полочками на стенах, на которых располагались расписанные тарелки и стаканы, с большим столом посередине, где было удобно катать тесто, со старой газовой плитой, оставшейся еще с 90-х, которую ожидаешь увидеть скорее в квартире Анны, нежели у Софии. А самое главное, на кухне царила полная чис-то-та. Такая, что даже Джонс присвистнула, когда переступила ее порог. Но, видимо, недолго этой чистоте жить. — Итак, я готова! — бодро оповестила ее Америка, завязывая узел за спиной. Эдельштайн поставила перед ней тарелку с яблоками, решив, что уж с таким простым заданием Эмили точно должна справиться. Сама София стала сосредоточенно месить тесто. Минут через десять ее гостья закончила работу. — Я сделала! — торжественно объявила помощница, ставя перед Австрией тарелку с кусочками яблок. Только вот сама София в ужасе смотрела на свой пол, что заставило Америку тут же занервничать. — Что-то не так? Если бы у девушки были силы, то она бы обязательно прочитала сейчас лекцию о важности чистоты на кухне, но сил втолковывать что-то той, кого вообще-то должна была воспитать Англия, не было, а потому Эдельштайн молча показала ей на мусор, который свалился со стола и теперь ютился горсткой под ним. — А! Ну это же ничего страшного? — с неловкой улыбкой выдала Джонс, чем очень сильно напомнила Юльхен, и оттого стукнуть ее чем-нибудь тяжелым хотелось еще сильнее. Но гостей бить нельзя, поэтому София просто вручила ей метлу и совок. Эмили перспектива убираться явно не воодушевляла, потому она тихо причитала. — Вот у меня дома давно убирается робот. Австрия предпочитала игнорировать эти ворчания. Америка сама захотела, ее никто не заставлял помогать. Пока Эдельштайн раскатывала тесто, Джонс мыла изюм и замачивала яблоки в лимонном соке. Каждую минуту София оборачивалась, наблюдая за действиями своей помощницы, нервничая и молясь, чтобы девушка случайно не задела головой или плечом какую-нибудь старинную тарелку. Однако даже это не мешало сделать ей идеальное тесто — она готовила это блюдо настолько часто, что каждое действие было доведено до автоматизма. Эмили задавала много вопросов. Очень много вопросов. Но к тому моменту Австрия в процессе готовки уже достаточно успокоилась и, вновь натянув маску полной невозмутимости, терпеливо отвечала даже на самые глупые из них. Такой бурный интерес к ее национальному блюду даже слегка тешил ее самолюбие. Под конец она даже доверила Америке заворачивать рулет и ставить его в духовку! К слову, Юльхен ни разу не удостоилась подобной чести. Но тут дело было не в степени криворукости, потому как Джонс и Байльшмидт находились примерно на одном уровне. Просто иногда Австрия не могла удержаться и не повредничать, чтобы увидеть недовольно возмущенное лицо сестры. Штрудель должен был выпекаться около сорока минут, поэтому София не стала терять время и буквально провела мастер-класс по приготовлению меланжа*. Когда они, наконец, расположились в скромной беседке в саду и приступили к своему маленькому чаепитию, Эдельштайн с аристократическим шармом отпила из миниатюрной кружечки свой любимый напиток, в то время как Джонс недоверчиво косилась в сторону своего кусочка штруделя. Только когда Австрия наконец взяла свой и с наслаждением откусила, Америка приступила к своей порции. Как бы фантастически это не звучало, но все чаепитие они провели в молчании, за что София мысленно поблагодарила все высшие силы. Лишь в конце Эмили сказала: — Что ж, признаю, что в чем-то старая ворчунья права — этот ваш штрудель и вправду очень хорош. Только вот все равно мои пироги — самые вкусные в мире. — Besser eigenes Brot als fremder Braten*, — философски изрекла на это Эдельштайн. Она бы, конечно, могла и поспорить на правах лучшего кондитера Европы, но настроение к этому не располагало. Расставались они не то что бы на хорошей ноте, но всякое желание убивать уже совсем сошло на «нет», однако на прощание София не забыла сказать: — В следующий раз в подобных ситуациях я настоятельно прошу тебя хотя бы предупреждать меня заранее, а в идеале — спрашивать разрешения, чтобы избежать недопонимая. Но беззаботное выражение лица Джонс, которая давно уже не слушала, ясно давало понять, что вероятность этого составляла примерно ноль целых и одну десятую процента.