Нет такого преступления, на которое не пошел бы капиталист ради 300% прибыли. Томас Джозеф Даннинг
***
Сицилия и правда была необъятно прекрасной. Расположенная недалеко от пролива Гибралтар, на самой «подошве» итальянского сапога, она поражала своим гостеприимством, привкусом вина на языке, архитектурой и масштабами теплоты, исходившей от каждого уголка. Местные жители, казалось, были заняты своими делами и одновременно с этим не чужды, домашни, чем создавали ощущение почти «дома», если так можно назвать маленькое автономное государство Итальянской Империи. Весной здесь было почти так же тепло, как и летом; март-месяц радовал солнцем, утекающим сквозь пальцы подобно песку, небольшому количеству туристов и расслабленностью, спокойствием. Этот сицилийский душок, он манит, подкупает, заставляет остаться в объятиях родной Катании. — Сеньор, — итальянский, возможно, один из самых красивых языков во всем мире; и это трудно отрицать, — вы уже определились с заказом? Возможно, вам подсказать? — О, конечно, — «сеньор» вежливо улыбнулся очень ухоженному официанту в идеально выглаженном белом фартуке. — Я здесь недавно и совсем не знаю итальянских блюд. Я слышал, у вас очень вкусные равиоли… равиоли, ведь так? — Сеньор, осмелюсь сказать, что ваш итальянский слишком хорош для человека, который недавно в Италии, — дежурная улыбка, — но вы правы, сицилийские равиоли действительно прославлены. Хотели бы заказать? — Да, пожалуй. Может быть, вы порекомендуете мне хорошее вино? — мужчина бегло глянул в красивую тонкую книжечку у себя на столе, очень креативно оформленную. — Я, к сожалению, не успел ознакомиться со списком напитков в меню. — Конечно. Какое вы предпочитаете? — Мне не принципиально. Я, можно сказать, buongustaio. — О, — взгляд у официанта тут же сменился: зрачки немножко сузились, осадка стала более ровной, а поведение — выдержанным подобно самым редким и дорогим итальянским винам. — Если сеньор пожелает, мы можем принести лучшее вино нашего скромного заведения. — Я доверюсь вашему вкусу, — новая обольстительная улыбка, легкий взмах пальцем, и «сеньор» остался в одиночестве — прохладный ветер донес с сицилийских берегов соль и йод средиземного моря, он слегка растрепал идеально уложенные волосы. Мужчина поправил усердно накрахмаленный воротник белой рубашки, от которой исходил запах свежего бриза, и бегло взглянул на запястье: время бежит подобно марафонцу с тем лишь отличием, что оно никогда не остановится. В условиях непрекращающейся суеты нужно уметь останавливаться и дышать — вот прямо как сейчас, — запахом спокойствия и умиротворения, пускать его к себе под кожу и приручать словно дикого льва. В этом кроется внутренняя сила. Телефон в наружном кармане его пиджака требовательно завибрировал, и мужчина вздохнул. — Да? — беглый итальянский сменился выдержанным корейским. — Я просил не беспокоить меня во время обеда, Хо. Сколько у вас времени? А хотя погоди. Рядом показался услужливый официант, и мужчина приветливо ему улыбнулся. Парень ловко и грациозно налил ему вина, предоставив возможность распробовать, и остался рядом, как смиренная кошка, — ждать вердикта. Мужчина взял в руки начищенный бокал, слегка покрутил его в руках, наблюдая, как вишнево-кровавая жидкость переливается на дне, вдохнул и, будучи удовлетворенным ароматом, взял чуть-чуть в рот — распробовать, покрутить на языке. — Bellissimo! — наконец, воскликнул мужчина и заметил, как опустились у парнишки плечи — он, кажется, выдохнул и, предупредив, что заказанные равиоли подадут в ближайшее время, подошел к соседнему столику, предоставив мужчине возможность обсудить дела по телефону. — У вас какие-то проблемы? Голос на другом конце провода был очень обеспокоенным. — Босс, корабль с новой партией товара был задержан полицейскими в порту Ла-Гуайра. — Хуево, — выразился мужчина. — Это перепроданные? — Те самые, которых мы подобрали после обвала у русского. «Что ж ты, Маленков, такой невезучий, а?» — вздохнул он. Задумался, взгляд его зацепился и сосредоточился на переливании в бокале вина. И, возможно, этот цвет ему слишком напоминал кровь — густую и приторно сладкую на вкус, что пустили прямиком из сердца, раз мысли были не на редкость кровавыми. — Кто у нас в Венесуэле? — голос его был спокойный, мирный или, по крайней мере, нераздражительный, но его абонент на другом конце пугливо сглотнул. — Дебраска, — поспешил ответить Хо. — Я ему звонил, но он загнул непозволительную сумму. Ивент рискованный, босс, он за просто так не согласится. — Кто не рискует, тот не пьет шампанское, — в голосе его засквозила улыбка. Поразмыслив секунд с десять, он добавил: — С одной стороны, этот товар был моим призом за то, что пообломал Сергею ноги, а значит достался бесплатно, с другой стороны, я же капиталист! — Босс… вы же не… хотите встретиться с ним? — С «Монстром»? — мужчина нахмурил брови. — Нет, даже не собираюсь. С ним встретишься ты, Хо. — Босс… — Ему невыгодно тебя убивать. Пока что. Мы ему нигде не насолили. — Разве что разборками с полицией в Венесуэле. — Тем паче, там их основной покупатель. Насколько я знаю «Монстра», он постарается решить эту ситуацию в максимально короткие сроки. И любым способом. На другом конце трубки послышался обреченный вздох. — Что мне ему сказать? — Обрисуй ситуацию, попроси о помощи. Этот песик только зовется «монстром», а на деле он на людей почем зря не бросается. Не предлагай свою цену, он бизнесменов не любит, предложи только варианты. — А если он потребует прайс? — Тогда, — он глубоко вздохнул и постучал пальцами по отглаженной белой скатерти, — отдай ему венесуэльский товар. И пусть будет должен мне услугу.***
В Каракасе жарко просто до жути. Воздух настолько тяжелый, что давит на легкие, сложно дышать, а вдобавок — ощущается запах керосина и нефти. Вот-вот, и сгоришь изнутри. Аэропорт непозволительно маленький для венесуэльского международного центра, а кругом только постоянно толкающиеся, невежливые люди, но раздражение сглаживают потрясающие виды из окна: прекрасные горы и карибское море, а еще легкая прохлада, которую доносит с собой ветер со стороны океана. Ей, в общем-то, нет дела до этих ненормальных венесуэльцев, которые винят в своих бедах человека, гниющего в могиле уже как полтысячелетия. Просто апогей глупости. Услышал бы об этом Колумб — решил бы «ну нахер» и развернул бы корабль. Куда-нибудь в сторону Тасмании и Новой Зеландии. У нее здесь другая задача. Юркнув в грязную уборную, чтобы умыться, освежиться и подправить макияж, Мамба вздохнула — в самолете юбка помялась и теперь выглядит не так эффектно, как раньше. Разблокировав айфон последней модели и явив миру заставку с Рей Хино в костюме жрицы синто, она набрала Кана, чей номер ей услужливо подсказала Шиён перед поездкой. — Ты где? — ни приветствия, ни вежливости. Она здесь не для этого, в конце концов. — В машине, — растерянно ответили на том конце провода. — Сука, я как, по-твоему, буду таможню со стволом в кармане проходить, а? — Бля, — кажется, послышался хлопок дверцы. — Сейчас встречу. «Тупорылые альфы» — ругнулась про себя Мамба и еще раз взглянула в зеркало. Идеально уложенные черные шелковистые волосы, еще темнее — глаза, жесткие, холодные и немножко змеиные, личико же как у куколки: маленькое, круглое типа «бейби-фейс» с пухлыми губками и тоненьким носиком. Из-под фиолетовой футболки AC/DC торчали острые ключицы, из-под черной юбки размера, кажется, тридцать восьмого, типа «солнышко» со складками — ноги, настолько худые, что альфа мог бы при желании обхватить ляжку большим и указательным пальцем. На ней ошейник с шипами, на ногах — лакированные черные мартинсы. Мамба подкрасила губы, потому что сохнут, сука, ну просто невозможно в этой ебаной дыре под названием «Каракас». — Охаё, — бегло бросила она, завидев Кана. Узнать его не было проблемой: загорелый метис-кореец выглядел белой вороной среди неандертальцев — в буквальном смысле, потому что Кан был одет во все белое. «Выпендрежник» — подумала она, но не озвучила, а только прошла мимо. — Идем, — сказал он, а Мамба только закатила глаза: она впереди него вообще-то. Кан провел ее через комнату досмотра, кивнув своим людям, а потом они вышли к стойкам таможенного контроля. Там Кан нагнулся к окошку, обольстительно улыбнувшись строгому омеге-работнику, что-то сказал ему, после чего ее спокойно пропустили, поставили печать и пожелали приятного времяпровождения в Венесуэле, заботливо упустив момент с целью приезда. Солнце ударило в глаза, стоило только выйти за пределы аэропорта. Жар, который не так сильно чувствовался в помещении под воздействием кондиционера, буквально облепил все тело. Капля пота стекла по ее лбу. — Сука, — громко ругнулась Мамба, загородив глаза ладонью, благо машина Кана, в которой, ну слава Богу, тоже был кондиционер, находилась поблизости. — Я не думал, что Чонгук отправит на дело Черную Мамбу, — сказал он ей, едва они сели в машину с тонированными стеклами, отправив тяжелый маленький чемоданчик приехавшей в багажник. — Чонгук посчитал, что это слишком пустячное дело, чтобы тащиться ради него на другой конец света, — неохотно объяснила она и вздохнула: в салоне, во-первых, было прохладно, во-вторых, были удобные кожаные сиденья (которые, однако, неприятно прилипали к бледной коже на ногах), в-третьих, не было песчаных мух, что облепили фары и переднее стекло всех машин поблизости. Кан понимающе кивнул и вывернул руль. — Так что понадобилось Чонгуку в этом Богом забытом месте? К чему такая спешка? — Приказ сверху, — и довольная возникшей в ту же секунду в салоне тишиной и нахмуренными с испуга бровями Кана, добавила с ухмылкой: — Что, поджал яйца, Кан Даниэль? Не кипишуй, нам всего лишь нужно уладить пару вопросов с неким Дебраска Чавес Фриас. Знаешь такого? — Конечно, — хмыкнул Даниэль. — Это начальник Венесуэльской полиции, на сносях с президентом. Мутный тип. А что за дело? — К «Монстру» обратился какой-то Хо, я, если честно, без понятия, кто такой, но «Монстр», похоже, его знает, раз не прибил в первые же пять минут. Они договорились о решении вопроса здесь, в Каркасе. Похоже, у Хо проблемы с товаром, в порту корабль задержала полиция. — Наркотики? — поджал губы Даниэль. — Ага, щас, — закатила глаза девушка. — Если бы наркотики, ты бы узнал об этом раньше всех, а я была бы здесь еще вчера. Как минимум. Рабы. — Проститутки, — уточнил Кан и перевел взгляд в окно: на улице как обычно пробки. — Проститутки, — утвердительно кивнула Мамба. — Не люблю я этот бизнес, Чонгуку нравится, пусть и решает эти вопросы, нехер меня посылать. — Омежья солидарность? — ухмыльнулся Кан. — Хуйлидарность! Альф, знаешь ли, тоже продают в рабство. Хочешь, подсоблю? Даниэль тут же успокоился и поджал губы: с Черной Мамбой лучше не шутить, потому что шутки она воспринимает крайне серьезно. Завтра (не) проснешься с дырой вместо печени и будешь знать. — Хо отдал нам товар взамен решения вопроса с Дебраска. — Как щедро, — хмыкнул Кан. — Предусмотрительно, — заверила девушка и уставилась в окно, хотя за тонированными стеклами ничего нельзя было разглядеть. Да и нечего особо: горы, пальмы и старые здания, коих она миллион раз видела где-нибудь в Бангладаше. С той лишь разницей, что Бангладеш, сука, немножко поближе. — Сейчас потеряет, потом выиграет. Это бизнес, детка. — На что менять будете? — Посмотрим. Оставшееся время они провели в наслаждении относительной тишиной. Мамба быстро передвигала пальцами по сенсору, предпочитая делать наброски отчета сразу же. Спустя пятнадцать минут Даниэль припарковался возле гостиницы «Стихия», или же «Elemento». Не сказать, что ей не нравились романские языки, но испанский из уст венесуэльцев звучал как-то грубо и примитивно. Неприятно. Она молча наблюдала, как Даниэль продолжает обворожительно улыбаться кому не попадя, сначала — посетителям, затем — омегам на ресепшн, но ей плевать. Номер оплачивает не она и чемодан несет тоже не она. Остальное неважно. — Итак? — начал Даниэль, когда они зашли в просторный светлый люкс-номер. — Итак, мне нужна вся информация об этом чуваке. Набросай до вечера. Вопрос нужно решить сегодня. Понимаешь? — Понимаю. — Мне нужен весь план его передвижения на сегодняшний вечер, ночь и, на всякий случай, утро. Его семья, дети, если есть, супруг или супруга, подпольные дела; мне нужно знать его слабое место. — Я понял. — Все, свободен! Оставшись одна, она вздохнула. Пиздецки жарко. На мягкий ворсистый ковер упала юбка, затем футболка, нижнее белье, ошейник полетел последним. Иногда она проклинала себя за любовь к «тяжелым» аксессуарам, но поделать ничего не могла. От ужасного ощущения липкого пота на спине спас прохладный душ, а после чего мягкий массаж апельсиновым маслом. Оказавшись у зеркала, Мамба замерла. Перед глазами — события пятилетней давности, они проносились мимо подобно кадрам из старой кинопленки, пробуждали незабытые чувства, воспоминания, ощущения. От них остался только резец на бедре, уродливый шрам — для других, а для Мамбы это дорогое украшение, за которое она заплатила непозволительно много, но теперь он будет украшать ее тело до самой смерти, обвитый татуировкой черной одноименной змеи. Заказав завтрак в номер, она перекусила и, деля одну постель с Иммануилом Кантом, заснула: перелет был долгим и тяжелым, но не менее тяжелой грозилась стать ночь. Даниэлю она доверяла хотя бы потому, что Кан проработал в «Baepsae» далеко не один год и заслужил подобное отношение к себе. Несколько лет назад он временно перебрался в Венесуэлу, сосредоточившись на более обширном производстве и распространении товара в Южной Америке, и у него были связи. Оставалось только догадываться, какие, но Мамба предполагала, что тому по силам купить информацию о начальнике полиции у его же друзей и работников. Когда она открыла глаза, на Каракас медленно наступали сумерки: зажигались первые фонари, просыпались комары и ночная прохлада. Вечер — самое лучшее время в любых тропиках. Переодевшись в родную форму и заново накрасившись, она начала готовиться. — Йо, — небрежно поздоровалась она, когда Даниэль на том конце провода устало отозвался. — Как дела? — Хорошие новости, — ухмыльнулся Кан. — Заваливайся тогда, — и сбросила звонок. Даниэль даже не удивился, по правде говоря, он к этому попросту привык. Не первый год вместе работают, что уж тут. Поэтому спустя полчаса уже был в номере: сейчас каждая минуту была на счету. — Dios mío! — воскликнул Даниэль, когда девушка показалась из спальни. — Ты что, все еще носишь эту форму? Мамба пожала плечами и со словами «Ну нравится мне!» запрыгнула на диван, скрещивая ноги, облаченные в тонкие черные колготки. Кан только покачал головой и кликнул по клавиатуре. Экран столь же белоснежного, как и весь его прикид, ноутбука засветился в темноте, и пока он открывал файл, девушка выкроила время на то, чтобы посмотреть на него чуточку под другим углом: он принял душ, и теперь волосы были аккуратно уложены на другой бок, статное лицо было сосредоточенным, а уж его пальцы… — Тебе непозволительно везет, Мамба, — ухмыльнулся Даниэль. — Я обзвонил всех кого только можно, навестил парочку друзей и все же выяснил, что наш Дебраска, как оказывается, немножко голубой. — Он по альфам? — выгнула бровь девушка. — Да. Поверь, здесь к этому относятся примерно так же, как в России — к собственному президенту. — То есть, слабое место Дебраски — это его же репутация, — хмыкнула Мамба и потерла подбородок. — И это мягко говоря. У него есть любовник, здесь, в Каркасе. Некий Крис Габриэль Ильбарас… предупреждая твои вопросы заранее, отвечу: это сын крайне известного испанского актера. Отец покоя ему не давал со своими устаревшими консервативными взглядами, и тот свалил куда подальше. — Если вскроется, что сын такого известного человека — голубой, в Венесуэлу рванет стая репортеров. И первому, кому достанется, это Дебраске, — продолжила девушка и цокнула. Все слишком легко решается. — Ахуенно, Кан, спасибо. — Это еще не все, — улыбнулся Даниэль. — Сегодня он как раз встречается с Крисом. — Во сколько? — Около часа ночи в мотеле «Франческа». Мамба ухмыльнулась. На часах — начало девятого вечера, а значит у нее еще есть в запасе пара часов, чтобы поразвлечься. Она поднялась с кожаного дивана, пробежалась голыми носками по мягкому ковру и, бегло глянув на экран ноутбука, прижалась к Даниэлю со спины. — Еще есть время, Кан, — прошептала на ушко, заставив альфу довольно облизнуться. — Хочешь вспомнить былые времена? — разворачиваясь к девушке и обнимая ее за бедра, спросил Даниэль. — Хочу, — совсем тихо ответила девушка и вцепилась в его полные губы. Он — горячий, от него буквально веет жаром, и это сносит крышу непозволительно сильно. Мамба громко дышит, проводит хрупкими ладонями по его плечам, заставляя кристально белый пиджак пасть к их ногам, и стонет в поцелуй, когда он грубо сжимает ее ягодицы под юбкой, отодвигает края черных кружевных трусиков и касается огрубевшими пальцами нежных губ. — Да ты вся мокрая, — хрипит он ей прямо во влажные, искусанные губы и, прижимая к себе чуть сильнее, заставив встать на цыпочки, проникает пальцами внутрь. «Чертов океан» — думает он, а помимо этого в голове пусто, все мысли исчезают, растворятся как сахар в чае. Мамба дрожащими пальцами расстегивает пуговицы рубашки, отдергивает лимоновый бантик на груди и кидает его к дьяволу на пол. Под ним — черный кружевной бюстгальтер, в аккомпанемент трусикам, подтягивающий аккуратную, но довольно полную для ее комплекции грудь. У нее внутри — целый пожар, мышцы сжимаются-разжимаются буквально каждую секунду, и она прикусывает его губу, когда он вводит гребанный третий палец, стонет недопустимо громко, но стон тонет легкой вибрацией в их глотках. Мамба шлет все это к чертовой матери, когда пуговицы на его брюках окончательно переставали поддаваться (или же это ее пальцы перестали ее слушаться), плюет на ладонь и, оттянув края брюк вкупе с нижним бельем, опускает ее внутрь, проходится по всей длине объемного хера и почти смеется в поцелуй. — Сука, Даниэль! — шипит она ему в губы, когда он, наконец, вынув пальцы из ее нутра и демонстративно их облизнув, коварно ухмыльнулся. — Теперь я понимаю, почему Чонгук называет тебя Шугой, — продолжая лизать свои пальцы, он закатил от удовольствия глаза. — Сладкая девочка. Мамба только хмыкнула, сбросила вниз намокшее белье и сделала пару шагов до кровати. — Хочешь узнать, почему меня называют Черной Мамбой? — ухмыльнулась девушка. Даниэль с предвкушением оскалился и принялся демонстративно и недопустимо медленно для степени их разгоряченности конкретно в данный, сука, момент расстегивать ремень. Когда он приблизился, Мамба сидела на кровати на коленках, выглядя призывно невинно и одновременно чертовски соблазнительно. В змеиных глазах пылало пламя, и оно грозило накрыть их обоих, когда, не дождавшись, она пальцами захватила член в плен, а после, смотря прямо═╬ ╬═
Ноги все еще немножко дрожали, но теперь уже сложно сказать, из-за секса или из-за предвкушения горкой расправы. Мамба сидела: нога на ногу, руки скрещены на груди, и, казалось бы, поза максимально закрытая, но она чувствовала себя не на редкость уверенно. Даниэль только задумчиво тер слегка шершавый из-за появляющейся щетины подбородок и вышагивал марш левой ногой. Времени хватило лишь на то, чтобы отдышаться, бегло принять душ, подправить стекший макияж и вооружиться родным Daewoo DP51 — черный, как сама ночь, девятимиллилитровый калибр, емкость — 13 патронов. Маловато, спору нет, но для такой вылазки не нужно больше одного. Огнестрелка это, конечно, так себе оружие: убивать кого попало — не их политика, это, скорее, защитный механизм. Для Черной Мамбы, можно сказать, сувенир на удачу, без него она чувствует себя крайне паршиво. В салоне пахло сигарами, которые Даниэль курил, изредка открывая окно, чтобы проветрить. Из магнитолы слышалась легкая ненавязчивая баллада, кажется, Пак Джина, но никто не знал точно. В полумраке подвальной парковки закрывались глаза, многолетняя усталость давала о себе знать и располагала к личным разговорам. — Хэй, — тихо окликнул ее Кан. — Что у вас там вообще сейчас происходит? Мамба только пожала плечами. — Все как обычно. После того, как ты уехал, Чанёль закрепил еще нескольких проверенных людей на разных точках по всему миру; это начало давать результаты. Сфера влияния «Baepsae» сейчас пиздецки огромная, я боюсь представить, что будет лет через пять. — «Монстр» не остановится, — поджал губы Кан. — Он молод, — фыркнула Мамба. — Достаточно молод и амбициозен, чтобы продолжать наступать на пятки всем этим мафиозным старикам. — Слышал, он собирается нагнуть Японию? — Честно? — Кан кивнул. — Я не представляю, как он собирается это сделать. Как бы он не был могущественен, ему не обойти якудза. — Ты его недооцениваешь, — внимательно наблюдая за происходящим вне машины, хмыкнул Кан. — А ты? Как у тебя дела? Мамба усмехнулась: ее лисьи глаза чуть сжались, но продолжали глядеть в одну точку. — С какой целью интересуешься? — Может, мне просто хочется знать, что ты нормально питаешься, нормально спишь и позволяешь себе заслуженный оплачиваемый отпуск? — Излишняя забота, — цокнула Мамба и скрипнула зубами: от слова «забота» у нее подступила к горлу тошнота и засосало под ложечкой. — Не раздражай меня, Кан. — Это угроза? — усмехнулся альфа. Мамба только покачала головой, но Даниэль не успокаивался. — Серьезно, Чонгуку нужно ноги пообрывать за такое отношение к собственным помощ… Договорить он не успел. В скулу ему уперся девятимиллилитровый калибр, дуло обожгло холодом Арктики; повеяло запахом смерти, он буквально растворился в воздухе, разгоняя сигарный дым. Мамба действует решительно, и в решительности ее ничтожная доля взвешенности, но, сука, имеет место быть. — Не смей оскорблять Чонгука, ни в моем обществе, ни в каком-либо другом. Этот твой спектакль, он одного актера, а я не верю в него, ибо играешь ты, сука, паршиво. Хватит строить из себя примерного мальчика, если мы оба знаем, что ты змея подколодная, Кан, тварь такая, Даниэль. — Убери пушку, — холодно ответил он. Смертоносная теребила ему нервишки, но опасность он чует за версту, а сейчас ей и не пахло. Угрозы Мамбы всегда были чертовски ничтожны — по крайней мере, по отношению к тем людям, с которыми она трахается. — Люди меняются, знаешь ли. Мамба ничего не ответила: она вся подобралась и сосредоточенно наблюдала, как из едва припарковавшейся машины вышел довольно взрослый мужчина лет пятидесяти — в красивом костюме и с букетом красных роз. — Это он, — одними губами прошептал Кан и тоже подобрался, начиная отстегивать ремень. — Ты сидишь здесь, — это был не вопрос, а утверждение, и довольно твердое: спорить с ней всегда было бесполезно. Даниэль вздохнул и откинулся на кресло, массируя переносицу: башка чертовски трещала от тяжелого дня, в котором он юркнул в каждую норку, чтобы добыть информацию для этой сучки, которую трижды бы вертел на хую, если бы не ебаная «Baepsae» и не ебаный Гук, который ему этот самый хуй да поотрывает, если с Мамбой что-то случится. Какой бы смертоносной она не была, эта девица всего лишь омега, и не в его альфачьих принципах ее переоценивать. Сучка породистая, не то слово, только кусается больно сильно, — ее бы приручить, натянув поводок, чтобы заскулила… Впрочем, — ухмыляется Даниэль, прослеживая взглядом ту, что заткнула пистолет за пояс и, хлопнув дверцей машины, абсолютно спокойно двинулась за будущей жертвой, — шанс, что с ней что-то случится, равен ноль целых и девятьсот девяносто девять тысячных. Мамба прижалась к двери номера «213», вслушиваясь в происходящее за стеной. Проследить за этим идиотом плевое дело, а вот момент для того, чтобы эффектно ворваться в комнату, нужно было выбрать нужный. Если он окажется возле телефона, хватит одного лишь касания, чтобы следом за ней ворвались головорезы — в этот раз уже по ее душу. Но она, впрочем, уже порядком раздолбанная, чтобы бояться столь примитивной угрозы — у этих громил ни мозгов, ни креативности. Что ж, потеребим удаче клитор. Выбив ногой хиленькую дверь с такой силой, что та чуть не сорвалась с петель, Мамба демонстративно и крайне расслабленно прошла в комнату. Вскрик Криса пришелся некстати, но это же, сука, гребанная Венесуэла, копы сюда приедут крайне нескоро и только в том случае, если владелец мотеля сделает звук на своем черно-белом сериале времен девяностых немножко потише и перестанет визжать, а это маловероятно. Дебраска, что тут сказать, выглядел эффектно: острое овальное лицо, прищуренные темные глаза, черные усы, — он со страху чуть не слетел с кровати, прямо с опущенными штанами и тут же спавшим членом. — Quién demonios eres? Que esta pasando?! — рявкнул начальник полиции, видимо, слегка подуспокоившись, что на пороге стоит лишь юная девица. — На английском говоришь? — спросила Мамба, вздохнув: сука, как же запарно все это. Неохоота. — Говорю, — переключился Дебраска на международный иностранный, — а теперь объясни мне, что здесь происходит?! Ответа не последовало, им послужил уткнувшийся ему в лоб девямиллилитровый калибр. Брови у альфы дернулись, Крис испуганно вскрикнул, забившись в угол комнаты. «Альфа называется» — закатила глаза девушка и, переведя взгляд на копа, вежливо, но, сука, как-то ни разу не приветливо улыбнулась. — Дебраска, значит. Ты меня, наверное, не знаешь. Я Черная Мамба, рада знакомству. А после — ухмыльнулась, замечая, как округлились его глаза, как в ту же секунду перехватило дыхание. Повеяло страхом, Мамба этим ароматом дышит и не может надышаться, она его внутривенно может вводить, но все будет мало. — Значит, все же знаешь, да? Наслы-ышан, — прикусив губу, она нежно провела дулом от переносицы по носу до впадины над губами и, резко изменив настрой, присунула ему заряженный прямо в рот. — Значит, знаешь, что начался поминутный отсчет твоей скоропостижной кончины! — Погоди, — пот с его щек стекал безумно быстро, а мысли бросались врассыпную, не давая и шанса собраться, — погоди… — С тобой, знаешь ли, скучно. Неужели начальник Венесуэльской полиции такой хиляк? — фыркнула Мамба и отойдя на пару шагов, указала жестом на кровать. — Садись, нужно поговорить, Дебраска. И ты тоже, как там тебя! Крис испуганно ойкнул, но все же поднялся с места. У Мамбы голос четкий, поставленный, требующий полного подчинения, такой сучки нельзя ослушаться, особенно когда в ее руках чертова пушка! У Дебраски подкачивали ноги, но он все же осел — где-то возле подушек, поцарапав бедро об угол тумбочки. Конечно же, он знает Черную Мамбу, она гребанный головорез «Baepsae», а кто не знает «Baepsae»?! Это же чертова Венесуэла, здесь кокаин по венам у людей бродит, настаивается. Полиция об этих вещах наслышана, конечно, наслышана, только больно мелочна: осудить какого-нибудь парнишку, который толкал наркотики пришибленным омегам в баре, а после вручить ему пожизненный — это не сложно, но где венесуэльский парнишка и где «Baepsae», которая следы заметает четко? До них не добраться! Они на них как на дерьмо глядят, раз даже не подступились подкупить: всерьез не воспринимают. — Значит, так, — хмыкнула девица, — два дня назад твои люди взяли корабль в Ла-Гуайра, якобы с нелегалами. Но мы же все прекрасно понимаем, — брови у Дебраски поползли вверх. — И тебе звонил Хо. Но, как я понимаю, ты навешал ему лапши на уши, это мы тоже все прекрасно понимаем. Понимаем же? — и Мамба обратилась к Крису, который со страху кивал без разбора. — Во-от! — Хо — ваш человек?! — изумленно прошипел он. — Нет, но мозги у него есть раз. У нас честная сделка. Товар отныне не его, он принадлежит нам. Я его забираю. А ты прямо сейчас поедешь и покажешь мне, где запрятал. Усек? — Но… — Усек?! — Да, я покажу… да… только пушку убери! — А ты, — пистолет на Криса, который тут же пискнул, — поедешь с нами. Что действительно удобно, Дебраска — все же начальник полиции. Идиот, конечно, но не полный дурак: по коридору идет смирно, держится, понимая, что на мушке. Крис жалобно стонет и ревет, но тоже ковыляет, держась за партнера, что смотрит отчаянным волком, явно придумывая план побега. Мамба позволяет ему это сделать чисто из интереса — посмотрим, что ты сделаешь, волчок, — улыбнулась она. К Даниэлю они вышли спокойно: Крис только пару раз спотыкнулся на лестнице, но хорошо, что им нужно было минуть лишь один пролет, чтобы выйти к парковке. Мамба открыла дверь и кивнула, мол, садись. Дебраска неохотно подчинился, но как не подчиниться, когда в тебе в висок норовит залететь шальная пуля? Крису даже не нужно было говорить: он юркнул в салон следом за мужчиной, у которого, впрочем, было ровно шесть секунд, чтобы что-то предпринять, но он смотрел тупым ножом на Кана, который, ну конечно же, тоже не поехал на задание без оружия. Мамба села на переднее сидение. — Ну? — начала она, пряча пушку. — Где они? Давай только без глупостей, Дебраска. — С чего бы? — злобно шикнул коп. — Я вам нужен живой. «И это все?» — У нас есть два варианта событий, — хмыкнула, — либо ты говоришь там, где товар, я его забираю и мы счастливо расходимся, либо я тебя убиваю, поднимаю на уши всю Венесуэлу и сама отыскиваю товар, а это, поверь мне, легче простого. Выбирай! — и снова подняла пушку. Блеф, конечно, отменный, — поджал губы Даниэль, — подкупить полицию проще простого: Венесуэла бедное государство, здесь на деньги ведутся очень даже, но это все же трата, «Монстр» такое не любит, потому товар найти не так просто, и Дебраска им нужен все же живым. Но когда ты на мушке, соображаешь крайне хуево. — Ладно, — прошипел он сквозь стиснутые зубы. — В тридцать третьем участке. — И ты, конечно же, еще не подавал дело на рассмотрение, до последнего ожидая, пока позвонит Хо и согласится передать тебе крупную сумму. Взгляд у Дебраски такой, что впору бы испугаться: настолько злобный, но Мамбе как-то похер на все эти мнимые угрозы. Если бы дураком не был, носил бы с собой оружие, а не цветы, хоть каплю бы развлек, а так — скукота одна, мошкара и жарко до безумия. — Все понятно, — фыркнула девушка и подала знак Даниэлю: «Едем!». Крис раздражительно трясся на заднем сиденье, пока Дебраска выглядел волком лютым, что жертву сторожит. Мамба хмуро смотрела в окно: конкретно сейчас альфа ничего не предпримет, но, сука, это гребанный участок, там полно копов на ночном дежурстве, у них у всех оружие и ни разу не хотелось бы подставлять свою задницу. Одно дело — прирезать Дебраску где-нибудь в номере вшивого мотеля, где свидетелей, кроме трясущегося несерьезного Криса, предположительно ноль, а другое — устраивать ему веселую на его территории, которую тот знает, как свои пальцев. Нет, это полное безумие. Это невозможно. Она не может настолько сейчас подставить свою задницу, суваться в участок это просто верх дурости: он в любой момент жестом кивнет копу, и сюда сбежится половина венесуэльской полиции. Даже если они выберутся из этой передряги (что маловероятно), ее личико будет красоваться во всех газетах и крутиться по всем каналам местного, а то и мирового телевидения. Типа — нахер надо? Нужно что-то придумать… Вот почему Дебраска сейчас хищно прожигает дырку в ее кресле: он понимает, что ситуация 60/40 в его пользу. Впрочем, это весело. Бог видит, она хотела первый раз в жизни обойтись без жертв, но, видимо, не судьба. — Останови, — шикнула она, когда они проезжали внеочередной бедный райончик. Даниэль растерянно припарковался у полных мусорных баков, а Мамба рявкнула: — На выход! Крис, что трясся как осиновый лист, тут же подскочил, Дебраску Мамба буквально вытолкала из машины и, прижав к стене какого-то старого полуразрушенного многоэтажного дома, угрожающе провела острым черным ногтем по его горлу: — Значит так. Я тебе даю телефон и ты позвонишь своим людям, чтобы те освободили шлюх из камеры и довезли их до того места, которое назначу я. Ты сделаешь это прямо сейчас, — тихо сказала она, совсем тихо, но в голосе у нее не то, что угроза, а смертоносное предупреждение, где нет «либо она, либо ее», есть только «она». — Не то что? — плюнул он ей в лицо. Слабенькая угроза — хилая девчонка против взрослого крепкого альфы. И будь она хоть трижды Черной Мамбой… Смертоносная ничего не сказала. Она лишь опустилась, вытащила из-под кармана черных мартинсов припрятанный аккурат для такого случая небольшой нож и приставила его к горлу Дебраски. — И что ты сделаешь? — разразился слюной тот. — Что ты сделаешь этой зубочисткой? Зубочистка зубочисткой, а наточен он на славу — самой Черной Мамбой, — маловат, конечно, но сойдет. Девушка посмотрела ему в глаза, и Дебраска чертыхнулся: потому что там — сама Черная Дыра, затягивает конкретно, но сулит верную смерть. И пахнет-то как, пахнет кровью… Мамба крутанула нож в руке и, не сводя взгляда с альфы, вставила прямиком в пах — Крису, что рядом стоял и тут же заорал. Люди в районе просыпались, некоторые, возможно, стали свидетелями, но свидетели хуевая защита, когда в мире правит деньги, а не правосудие. И Дебраска это понимает: смотрит агонией, у него пульс подскочил, кажется, до ста тридцати. — Сука, что ты делаешь?! — рявкнул он, но Мамба оставалась спокойной: — Повторяю. Ты прямо сейчас позвонишь своим людям и те выведут мне мой товар. И без фокусов. Иначе этот нож окажется уже в его сердце, — он кивнул на задыхающегося от боля мальчика рядом. — Ты разве не понял, Дебраска? Ты хуевый коп, у меня на мушке вся твоя семья, стоит только дернуться, и все они полягут. Твой супруг, Антонио, твой пятнадцатилетний сын-омега, который прямо сейчас крутится на чьем-то хую в клубе «Сахара», твой несчастный Крис, который уже пострадал из-за того, что ты не можешь выполнить простой приказ. Выполняй, Дебраска, — голос слишком жестокий и черствый, — иначе я вырежу всю твою семью, а тебе устрою тебе такую жизнь, что будешь молить о смерти. Глаза Дебраски лихорадочно бегали из стороны в сторону: видимо, он собирал мысли в кучу, стараясь не паниковать, но Черная Мамба никогда не отличалась терпением. — Тебе жизнь не мила, Дебраска?! Ты полный, блять, даун! Ты сотрудничаешь с ёбанным черным рынком! Тебе что, по фану задницу свою подставлять? Ты, блять, заломив торговцу людьми жирный чек, умудрился ходить по улице без оружия! У тебя мозгов нет, Дебраска! Решайся, сука! В ответ — молчание. Наверное, альфа не отличался быстрой реакцией… в отличие от Мамбы. За тем, что произошло дальше, Даниэль наблюдал с пульсом под сто сорок и вздувшимися венами на руках: даже он попросту не сумел бы что-то предпринять. Мамба, не выдержав, отошла, вынув нож из паха почти потерявшего от боли сознание Криса, и одним уверенным движением перерезала ему сонную артерию. Кровь хлынула мгновенно, как и заоравший во всю глотку Дебраска: тот кинулся на Мамбу, что стояла к нему спиной, держа в руке окровавленный нож, и перехватил ей горло локтевым захватом. В этот момент альфа в машине подобрался, у него даже дрогнула рука, но прежде, чем он успел осознать, девушка вцепилась в его руки, создавая иллюзию беспомощности, а в следующую секунду со всей силы резанула мужчине по печени локтем, мгновенно освободилась от захвата и рубанула по животу коленом: Дебраска завыл и сложился в три погибели. — Последний шанс, — твердо сказала она, словно только что от смерти ее не отделяла лишь тонкая грань. — Решайся. — Хорошо-хорошо! — взмолился Дебраска. — Я позвоню, я все скажу! Труп на улице так и оставили: он никому не мешал, в конце концов, такое на улицах Каракаса бывает частенько, особенно в подобных бедных и почти криминальных районах. Даниэль нервно курил сигару за сигарой, Дэбраска сидел на заднем сиденье ни живой, ни мертвый: он только что позвонил подчиненному и лично приказал освободить шлюх. Оправдался каким-то супер важным звонком от Венесуэльского МВД, благо мозги у него хорошо работают за столько лет службы в полиции, а теперь — кажется, словно вообще не подавал признаков жизни. Обливался потом, руки у него — все в крови, пачкали салон. Даниэлю лишние улики были ни к чему, но злить Мамбу не хотелось: она одна единственная выглядела спокойной, но взгляд у нее выдержанный, подобравшийся, в нем плескался смертоносный яд. Непонимающие рабы в количестве семнадцати штук как раз выходили из тринадцатого участка, совершенно не понимая, что тут нахуй происходит, зачем их освободили, кто и главное — куда идти. Они припарковались аккурат возле полицейского участка, и Мамба, вздохнув, повернулась к пассажиру: — Можешь идти, Дебраска, — твердо сказала она. Альфа вытаращился на нее огромными глазами. — Но помни, ты у меня на мушке. Я знаю про тебя все, и если что не так, будут еще жертвы, запомни, буквально выруби себе на носу. И да, — ухмыльнулась она, — Хо тебе платит, так что, когда тебе звонят и говорят разрешить вопрос, ты берешь и решаешь вопрос, а не хуеешь и заламываешь чек. Если я услышу еще хоть раз от Хо, что ты тут выпендриваешься, вся твоя семья окажется в могилах и ты тоже, но перед этим пройдешь у меня все девять кругов ада. А теперь иди. Надеюсь, больше не встретимся, Дебраска. Тот плюнул ей в лицо и вышел из машины. Естественно, промахнулся, попав в кожаное сидение Даниэля, который, наверное, хотел бы что-то сказать, но не сказал. — Что будешь делать со шлюхами? — спросил Кан. — Их, блять, семнадцать. — Вернемся во «Франческа», — Мамба задумчиво потерла подбородок. За углом уже припарковался ГАЗ-33086, который омега заранее вызвала. Проститутки без лишних слов последовали за ней: во-первых, их только что буквально вышвырнули из полиции, которой они рассказали все и обо всем: как доехали, как выглядел человек, который их похитил, откуда они и кто, где они чувствовали себя относительно безопасно. Они спрашивали полицейских, но никто не дал им нормального ответа. И, наверное, лучше уж и дальше обслуживать клиентов, чем оказаться в незнакомой стране без денег, знания языка и даже гребанных паспортов, которые у них забрал какой-то незнакомый Льюис, а после исчез с корабля, как только почуял полицию. Безопасность важнее свободы. Водитель без лишних вопросов довез их до мотеля. Даниэль вручил ему пару крупных купюр и приказал молчать. Низкий альфа отрицательно мотнул головой и скрылся на своем автомобиле. Номер Дебраски все еще был свободен и не прибран: значит, оплачен до утра. Что же, им это на руку. Как только они оказались в номере, мальчики и девочки разных возрастов и национальностей окружили Мамбу, задавая тонну ненужных и раздражающих вопросов. Та бы достала пушку и попросила бы заткнуться, но писк и крики бы раздались такие, что лучше не надо. Та только презрительно прикусила губу и попросила построиться в шеренгу. Они что думали: раз она омега, значит на их стороне? Наивные ебанашки. — Что думаешь? — обратилась она к Даниэлю, который сидел на краю кровати — той самой, где несколько часов назад Дебраска должен был трахнуть Криса, а теперь второй мертв, истекает кровью в мусорном баке, а первый — запуган до смерти, потому стабильность — самое важное, никто не хочет рисковать хоть чем-то постоянным, что выстроил в своей жизни. — Уродливые, — покачал он головой. — У Хо ужасный вкус. — Это не у Хо ужасный вкус, а ты еблан, — фыркнула Мамба. — Венесуэла — это сборище дурнушек, сюда отправляют, в основном, только подпорченный товар. Ты думаешь, они дорого стоят? Нет, сущие копейки. Мы их сейчас никому не перепродадим; чек за эту операцию и то выйдет длиннее. — Намекаешь на…? — Мамба кивнула. У нее сейчас несколько задач: 1) Переправить дурнушек в Южную Корею; 2) Оказаться дома самой; 3) Отправить тех на органы; 4) Продать органы на черном рынке; 5) Получить баблишко и отдать его Чонгуку. 6) Вздохнуть с облегчением и надеждой, что она больше никогда не окажется в этой ебаной Венесуэле. А для начала, найти какого-то Льюиса, чтобы он отдал ей паспорта. Что же, без лишней крови не обойдется, да?***
to be continued