Снег в горах

***

      Чэнлэ медленно убирает руку с горячего, обнажённого живота Джисона и садится на кровати, оглядываясь вокруг. В комнате очень темно, но демонологу не нужен свет, чтобы представить царящий по углам беспорядок. Их с Джисоном вещи за несколько дней перемешались настолько, что теперь вычленить его футболку из общей кучи на кресле можно разве что по цвету (Чэнлэ предпочитает яркие оттенки, в отличие от младшего).       Настороженную тишину нарушает только тяжелое, надрывное дыхание проснувшегося парня. Ему бы лечь обратно, закрыть глаза и провалиться в сладкий мир собственных грёз, но сердце беспорядочно колотится в груди, приступом тревоги не давая вернуться под бок к Джисону. Раньше Чэнлэ невозможно было поднять с кровати, если он не выспался, и это даже забавно, как быстро меняются времена, потому что теперь его рутиной являются кошмары, ежедневно заставляющие вставать в ознобе и испуганно сжимать подушку.       Чэнлэ боится, что Джисон уйдёт от него во сне.       Маг шарит по полу в поисках собственного белья, но спустя несколько минут бесполезных суетливых движений просто поднимается с кровати и тихо шаркает босыми ступнями в сторону ванной. В зеркале — усыпанные синяками ребра, и как бы он хотел, чтобы те были только результатом хорошего секса. Чэнлэ небрежно прощупывает кожу, специально надавливая на особо тёмные участки, намеренно причиняя себе боль.       — Какой же ты жалкий, — шепчет он, нажимая сильнее.       От уроков не будет никакого смысла, если он продолжит в том же духе. Чэнлэ снова сдерживается, потому что как бы он ни храбрился, но наполненные ужасом глаза детей до сих пор преследуют его. Тэн злится на себя, думая, что помогает недостаточно и младший демонолог застыл на месте исключительно из-за его непрофессионализма. Однако правда в том, что Чэнлэ не позволяет магии захватить себя целиком. И пусть для всех вокруг он образец открытости и собранности, в одиночестве обманывать некого, и тело услужливо представляет доказательства его бесхребетности.       Это похоже на рецидив. Когда появился план по спасению Джисона, маг знал, что он сможет это сделать. На тренировках Тэн постоянно хвалил его, поддерживал и помогал. Вот только теперь время жёстко поджимает, и всё чаще он слышит «нет», «не верно», «возьми себя в руки». Оказалось, что критика в любом виде, будь она доброжелательной или, наоборот, беспощадной, не помогает Чэнлэ двигаться вперёд. Она откатывает его назад, безбожно ломая то немногое, к чему маг успел прийти за время в деревне. Чэнлэ считает честность приоритетом в характере людей, потому что сам такой: прямолинейный, говорящий любые вещи, приходящие на ум, невзирая на то, причинит это боль другим или нет. Но когда эта честность обернулась против него, когда наставления перестали мешаться со словами поддержки и осталось только сухое командование — его уверенность пала как карточный домик.       Парень открывает кран и быстро умывается холодной водой, влажной ладонью зачёсывая волосы к затылку. Тёмные корни отросли почти до ушей, и Чэнлэ внезапно чувствует такую ядовитую ненависть к собственному отражению, что начинает нервно оглядываться вокруг в поисках чего-то острого, лишь бы отцепить от себя это чувство. Стук дверцы шкафчика, первый скрипящий звук ножниц, срезающих светлые волосы, и летящие в мусорное ведро под раковиной пряди. Чэнлэ позволяет всем мыслям выветриться из головы до тех пор, пока короткая неровная стрижка в естественном цвете не отражается в зеркале. Он становится похож на ученика средней школы, но безрассудный порыв не приносит должного удовольствия. И чего он хотел добиться этим?       Хотел доказать, что в своём жалком существовании всё ещё может что-то контролировать.       Чэнлэ яростно смывает мелкие волоски в слив, ладонью собирая с краёв раковины давно пожелтевший блонд, и испуганно вздрагивает, когда слышит едва различимый стук костяшек о дверь.       — Ты в порядке, малыш? — обеспокоенный голос Джисона вызывает у него привычное покалывание в груди. Во время скитания по стране мог ли он подумать, что когда-то появится место, где он будет чувствовать себя настолько комфортно? Он гостил в гигантских особняках и дорогих отелях, ночевал в жутких хостелах и маленьких комнатушках на окраинах, находил вдохновение на пляжах и в дремучих густых лесах. Однако нигде Чэнлэ не чувствовал себя так же хорошо, как в Снежной Ночи. И дело не в гостеприимстве городка среди гор. Дело в том, что здесь живёт Джисон. И как бы слащаво это ни звучало, именно в нём он нашёл свою пристань. Рядом с ним Чэнлэ вполне может остановиться и перестать бежать. Если бы не мешало одно но: смятение и неуверенность, из-за которых настроение переменчиво и опасно, как шторм.       Он спешит открыть дверь и, заметив короткое удивление на чужом лице, сменяющееся несдержанной улыбкой и восхищением в глазах, счастливо воспаряет к небесам.       — Что думаешь? — спрашивает он, пробегаясь пальцами по волосам и переминаясь с ноги на ногу. Его кожа пылает мучительным смущением из-за медленно скользящего сверху вниз взгляда. Чэнлэ всё ещё не привык быть обнажённым перед Джисоном. Во всех смыслах этого слова. Тем не менее краснеющие щёки и обескураженный взмах ресниц напротив вселяют в него неведомое до этого осознание собственной привлекательности. Они вместе такой короткий промежуток времени, до сих пор неловкие, влюблённые и напуганные сильными чувствами. И Чэнлэ безнадёжно мечтает, что через десяток лет Джисон продолжит смотреть на него так: с безграничным доверием и интересом, сосредоточенно, увлечённо.       — Думаю, что тебе надо одеться, — бормочет Джисон, вытягивая руки вперёд и таща мага к груди, крепко обвивая талию ладонями. Холодный нос утыкается Чэнлэ в шею, и безумная стайка мурашек проносится по предплечьям, когда младший без стеснения наслаждается запахом мага, потираясь об острое плечо. Интересно, у всех ли любовь такая? Позвонки Джисона натягивают тонкую кожу, и Чэнлэ нежно очерчивает кончиками пальцев каменную шею. Из-за разницы в росте им тяжело долго стоять вот так, но есть нечто безумно волнующее в том, чтобы жертвовать комфортом ради мгновения близости.       — Стесняешься? — лукаво интересуется Чэнлэ, поднимая голову и сталкиваясь с тёмным, сбивающим сердце с ритма взглядом.       — Кто из нас ещё стесняется, — фыркает Джисон, властно спускаясь пальцами по коже и хватая ягодицу Чэнлэ длинными пальцами. — Забыл, что было прошлой ночью?       — Заткнись немедленно, — демонолог звонко целует пухлые губы и дёргает Джисона за волосы, возвращая чужое внимание. — Мне идёт?       — Идёт ли тебе стоять голым в моей ванной? Определённо.       Чэнлэ счастливо бодает носом его плечо, раскачивая их тела из стороны в сторону, а потом, недолго думая, прижимается лбом к широкой груди, растворяясь в ощущении тотальной безопасности. Кафель лижет ступни холодом, но станет ли он рушить атмосферу между ними из-за такой мелочи? Совершенно точно нет.       — Перестань флиртовать со мной. Я уже твой.       — Вы случайно не демонолог? Потому что на моём сердце, кажется, печать вашей любви, — Чэнлэ на это взвывает и отталкивает хихикающего Джисона в сторону.       — Это было чертовски мерзко, — заявляет он, громко шлёпая пятками по полу и пряча широкую улыбку ладонью. В комнате действительно прохладно, поэтому Чэнлэ решает включить свет и разыскать хотя бы футболку, прежде чем снова завернуться в одеяло и попробовать уснуть. Когда вещь занимает законное место на теле, Джисон обнимает его со спины, тычась лицом в стриженую макушку.       — Тебе очень идёт.       Чэнлэ замирает ненадолго, но послушно поворачивает голову вбок, когда Джисон начинает осыпать линию его челюсти влажными прикосновениями губ. Такие моменты заставляют всё в душе мага трепетать. Маленькая вселенная, собранная из мелочей, вроде игры в приставку в полтретьего ночи, потому что Джисон не может уснуть, безумных поцелуев в подсобке или вечеров у камина. Большая история, оставляющая отпечаток в памяти. И пусть воспоминания — хрупкая, изменчивая вещь, способная переиначить прошлое на свой манер. Это восторженное, бурлящее чувство влюблённости в Джисона не убьёт ни время, ни магия, ни слова. Ничто и никогда.       — Я ходил с такой причёской в средней школе. Донхёк задразнил меня до такой степени, что я ударил его портфелем в кафетерии на виду у всего преподавательского состава.       Далёкие, но теплые воспоминания, когда подростками они попробовали первый алкоголь, первые сигареты, первые драки и наказания. Чэнлэ дорожит временем, проведённым с друзьями так же сильно, как дорожит временем, проведённым с Джисоном. В мире нет ничего прекраснее и восхитительнее дружбы и любви. И как прекрасно, что ему довелось пережить и то и другое. Пускай и недолго.       Джисон усмехается.       — Похоже на тебя, — они стоят молча какое-то время. — Почему проснулся?       Чэнлэ не хочет называть причину. Только Джисон всё равно добьётся ответа, поэтому, тяжело вздохнув, он облизывает губы и тихо шепчет:       — Я не могу спать. Боюсь, что ты…       Ему не нужно договаривать. Руки Джисона моментально напрягаются, сильнее прижимая его к своей груди, и тело превращается в туго натянутую пружину, готовую сорваться в любой момент. Тёплые губы перестают двигаться на коже Чэнлэ, и от недостатка ласковых прикосновений он едва ли не хнычет. Маг хочет спрятаться от пронизывающего взгляда дриады, скользящего вдоль его профиля, поэтому отворачивается к окну, наблюдая за медленно опускающимися к земле снежинками.       — Давай сядем, — твёрдо говорит Джисон, но Чэнлэ не сможет сейчас вынести разговор о будущем. Он цепляется за чужие ладони, не давая парню расцепить руки, и опускает голову. — Сядь на кровать, Чэнлэ.       Строгий голос вынуждает его неохотно подчиниться, и демонолог усаживается на сбитое в ком одеяло, сжимая губы в тонкую полоску. Неужели ему обязательно было портить всё? Из-за Джисона, любящего эмоционально решать проблемы прямо на месте, он забывает, как важно уметь держать язык за зубами. Особенно в моменты, когда каждая минута может стать последней. Разве стоит тратить её на ругань? Джисон опускается перед кроватью на колени, стараясь поймать бегающий взгляд.       — Сейчас со мной всё хорошо. У нас есть план. Джемин даже сделал эту дурацкую настойку из омелы. Тебе нужно перестать бояться, потому что если мне суждено… — он затихает, проглатывая едва не сорвавшиеся с губ жуткие слова. — Ты должен быть сильным, Чэнлэ. Если я уйду, то не хочу, чтобы всю жизнь ты провёл в страхе. Если моя жизнь оборвётся, это не значит, что оборвётся и твоя.       — Что за чушь ты несёшь! — Чэнлэ вспыхивает за считанные секунды, зло отталкивая чужие руки в сторону. — Моя жизнь не оборвётся? Жить дальше и просто забыть тебя? Ты издеваешься?!       Маг подскакивает на ноги и принимается расхаживать по холодному полу, мечтая разбить что-нибудь или начать кричать во всё горло. Его колотит от ярости. Есть столько вариантов того, что может пойти не так: он может сойти с ума от количества власти, может не успеть, убить Джисона своими же руками, может допустить роковую ошибку и позволить демону больше, чем того требует ситуация. Так жестко, мучительно. Чэнлэ очень устал.       — Безумное дерьмо, которое Тэн взял непонятно откуда. Подселить в твоё тело демона, чтобы тот поддерживал жизнь в обмен на мою силу. Это не сработает! Слишком рискованно. И я каждый день просыпаюсь в холодном поту, потому что знаю, как мало у нас осталось времени. А ты говоришь просто жить дальше?       Джисон ничего не отвечает, продолжая молча наблюдать за ним, стоя на коленях.       — Да как я могу, Джисон? Разве ты смог бы двигаться дальше, понимая, что любовь всей твоей жизни умирает?       — Послушай…       — Нет, я чувствую себя таким разбитым всё время, а ты ведь здесь, рядом. Меня убивает эта неопределённость. Что будет, если…       Он судорожно вздыхает, пытаясь сдержать рвущиеся наружу слёзы.       Лицо Джисона искажается злостью. Густые брови в один миг сходятся на переносице, являя недовольную складку кожи, а в напряжённой челюсти и потемневших глазах прячется тяжёлый, необузданный гнев. Чэнлэ жалеет о сказанном в ту же секунду, когда обычно спокойное лицо искривляется суровой гримасой.       — Ну дак бросай всё, — холодно говорит он, заставляя Чэнлэ остановиться прямо перед ним. — Давай остановимся, дождёмся, пока это дерево окончательно убьёт меня, потому что так задумала природа, а мы пытаемся её обмануть, словно сумасшедшие. Потому что ты решил поиграть в альтруиста. Спасти жалкого, умирающего ребёнка.       Чэнлэ вздрагивает, впитывая каждое острое слово. Он подходит ближе, пытаясь опустить руку Джисону на плечо, но тот отталкивает ледяные пальцы, поднимаясь с колен и испепеляюще смотря на мага сверху вниз.       — Дай мне сдохнуть, как я того заслужил, — шипит младший.       Чэнлэ смаргивает слёзы, выступившие на глазах. Зачем он сказал это? Почему позволил слабости выплеснуться наружу? Каждый день рядом с ребятами Чэнлэ ощущает свою беспомощность, никчёмность. Боится выпустить силу, надеясь, что в нужный момент она просто послушается его и поможет, тем самым подвергая Джисона риску. И хуже всего то, что это не спрятать от других. Джемин, внимательно наблюдающий за его тренировками, каждый раз смиряет Чэнлэ нечитаемым взглядом, разочарованно скрываясь в стенах дома после очередной глупой ошибки демонолога. Друид видит, что их план — чёртова катастрофа.       — Почему ты говоришь это? — спрашивает Чэнлэ дрожащим голосом. Он чувствует, как слабеет чужой гнев, как остывает разгорячённая обида, как Джисон попросту становится безразличным к происходящему. И эта апатичность снова заставляет Чэнлэ мыслями вернуться ко вчерашнему дню.       Когда по-детски эгоистично он позволил себе подумать, что в происходящем виноват Джисон.       Зачем он связывал их, зачем заставил вернуться, после того как Чэнлэ едва не убил его, зачем забрал его сердце, если знал, что умрёт и оставит его у себя навечно? Обида была настолько сильной, непредвиденной, отдающей стыдом и отчаянием, что Тэну пришлось прекратить занятие, лишь бы он не наделал глупостей в пылу чувств.       Страх превращает людей в монстров. И если Чэнлэ боялся, что сила сделает из него самого дьявола, то теперь ясно: магия тут ни при чём. Неконтролируемые эмоции станут причиной гибели человека внутри него.       — Потому что вижу, что мои чувства не принесли тебе ничего, кроме страданий, — говорит младший.       — Джисон, — губы Чэнлэ дрожат, когда он выталкивает из своего пересохшего рта самое красивое и любимое слово. Он поднимает руку и пытается схватиться за чужое предплечье, но дриада вырывается, отталкивает его.       — Извини, что я случайно решил умереть и расстроил тебя.       Джисон задевает его плечо, когда идёт к креслу и роется в ворохе одежды. Он надевает толстовку Чэнлэ, слегка узковатую для него в плечах, и застёгивает тяжелый ремень. Его волосы электризуются, антеннами указывая в разные стороны, а в глазах застывают слёзы от обиды. Нет никакого фантома, которого в таком состоянии любимого человека смог бы обвинить Чэнлэ. Его нет, потому что виноват он сам.       — Нет, не уходи. Давай поговорим, — Чэнлэ отчаянно хватает его за плечи, но Джисон просто отрывает его руки от себя и идёт к двери. — Джисон, пожалуйста. Куда ты собрался? На улице ночь.       — К Джемину. Оставь меня, на хрен, одного, — срывается чужой голос, и Чэнлэ вздрагивает, послушно роняя руки вниз. — Если для тебя всё это так невыносимо, то вали. Уезжай отсюда к чёрту.       С этими словами Джисон хлопает дверью и оставляет опустошённого Чэнлэ одного.       Он даже не плачет. Пишет сообщение Тэну, получая кучу удивлённых вопросов в ответ, но так и не решаясь ничего объяснить. Медленно одевается, застёгивая куртку, и гасит свет в комнате, оставляя мобильный на тумбочке. Он потерянно спускается вниз, бросая взгляд на пустующее место администратора, а потом, звякнув колокольчиком, выходит на улицу, сжимаясь из-за порыва холодного ветра. Он хочет пойти за Джисоном. Уже делает шаг в сторону парковки, но в груди вспыхивает столь неожиданная шипящая злость, что Чэнлэ тормозит и непонимающе сжимает руку в районе солнечного сплетения.       Какого?..       Его колотит изнутри, и кровь приливает к лицу, несмотря на обжигающий холод ночи. Всё вокруг вдруг начинает раздражать до точки кипения: тупая вывеска отеля, звёздное небо, эти дурацкие горы, покрытые снегом, застывший подъемник вдалеке. Он ненавидит всё вокруг. Это место не принесло ему ничего, кроме страданий, и его друзья настоящие кретины, раз привезли Чэнлэ сюда. Позволили ему полюбить умирающего человека. В задницу происходящее. Пусть все они катятся в ад.       Демонолог резко разворачивается и идёт в переулок. За отель, где был только единожды, разыскивая Донхёка в первые дни их пребывания на отдыхе. Он пинает снег, злобно сдёргивая шапку с головы и откидывая её в сторону, потому что кровь буквально кипит в голове, заставляя кожу покрыться липким слоем пота. Но холод не приносит ему удовлетворения. Он идёт мимо однотипных отвратительных домов, в которых давно погас свет, мимо площади и чайной, мимо полюбившегося Ренджуну магазина с шоколадным молоком.       Чэнлэ останавливается только на границе города, застыв среди дороги в окружении леса. Вокруг пустота. Только редкие неспящие птицы, грузно падающий с веток снег и пар его горячего дыхания. Глаза начинают чесаться, и будь Чэнлэ не так зол, то давно бы понял, что его сила снова выходит из-под контроля. Плёнка ярости окутала всё тело, а подаренный Джисоном браслет вдруг обжигает руку так сильно, что Чэнлэ сдёргивает тонкую цепочку с запястья одним рывком.       — Да пошёл ты, — отрывисто чеканит он и замахивается, чтобы в следующую секунду отпустить красивое украшение в полёт. Легче не становится. Он замечает, как чёрное пламя вспыхивает под ногами после каждого шага вперёд, но упорно продолжает идти.       Ему так обидно. Чэнлэ всем сердцем хочет спасти Джисона, но тот всё упорно продолжает готовить его к худшему, будто не верит в хороший исход. Почему он так поступает? Неужели Чэнлэ так мало значит для него, что Джисон не видит даже крохотного повода сражаться? А верит ли сам Чэнлэ в хороший исход, если все его мысли только о том, как справиться с потерей Джисона в будущем?       Ладно, плевать на Чэнлэ. Всё же они знакомы жалкий промежуток времени, но как же Джемин, любящий его всем своим сердцем? Они же семья. Неужели Джисону плевать даже на чувства друида? Как он может так легко принимать свою смерть? Будто это ничего страшного. Будто так было задумано с самого начала. Однако ему ведь просто не повезло. Череда случайностей, которая привела к печальному исходу. Нет тут ничьей вины, просто фортуна бросила Джисона одного сражаться с тем, что ей неподвластно.       Чэнлэ не видит свою жизнь без Джисона.       О боже.       Он резко тормозит, переводя дыхание и всматриваясь в извилистый рельеф расчищенной дороги. Джисон гораздо моложе, но именно Чэнлэ сейчас ведёт себя как маленький ребёнок, боясь, что отнимут самое дорогое в жизни и никогда больше не вернут. Маг срывается назад, в сторону того места, в котором выкинул браслет. Чэнлэ находит собственный след у кромки леса, где разгонялся, чтобы закинуть вещь как можно дальше, и бежит вперёд, утопая в скопившемся на обочине снегу.       — Нет, нет, нет.       Он беспомощно оглядывается в поисках углубления в чистом, белом одеяле, ищет блеск чёрных камней, но вокруг темно, а деревья будто отталкивают его, пряча свет фонарей и мешая найти пропавший оберег. Чэнлэ всхлипывает и падает на колени, разрывая холод голыми руками.       — Пожалуйста.       Но вокруг пустота, и, сколько не ищи, браслет пропал, потому что Чэнлэ так и не научился быть взрослым. Потому что страхи выигрывают даже у любви, если позволить им захватить себя с головой. Он рычит от злости, бьёт землю покрасневшими пальцами и валится на спину, тяжело дыша и глотая слёзы.       Да что с ним такое?       Глаза жгутся ужасно, и, когда Чэнлэ окоченевшими ладонями стирает влагу с лица, оказывается, что это вовсе не слёзы. Это кровь.       От ужаса он резко поднимается и до боли трёт кожу, но алые капли продолжают сочиться из-под ресниц. Чэнлэ черпает снег и протирает им глаза, а когда зрение вновь проясняется, замечает мелькающую прямо перед ним тень.       Лиса.       Чёрная, как смоль, она сливается с темнотой, но хвост приветливо мечется по белой земле, а маленькая узкая морда внимательно следит за каждым его движением. Чэнлэ удивлённо моргает, следя за животным, и старается не двигаться, чтобы в очередной раз не спугнуть плутовку.       — Привет? — шепчет он в который раз, но теперь Чэнлэ замечает. То, что упорно не видел раньше, потому что не умел, не знал, как пользоваться магией.       Пестрящая зеленью пентаграмма под мягкими, пушистыми лапами зверька, застывшего прямо перед его носом, вызывает у мага парализующий шок. Символы, мелкой россыпью бутонов вьющиеся под животным, незнакомы Чэнлэ, и лоза, оплетающая контур демонического круга, покрыта острыми скрюченными иголками.       Сейчас Чэнлэ знает куда больше и может распознать, какой перед ним дух. Если Фидес рождён из сигилов огня, тепла и жара, которым Тэн научил его в первые же дни занятий, то этот демон появился на свет из природы, из земли. Перед ним демон, славящийся своей стойкостью, силой, способный рождать и убивать. Дух, подчинить которого может только опытный демонолог.       Может быть, Тэн послал её, чтобы найти Чэнлэ?       Лиса продолжает внимательно на него смотреть, и, столкнувшись с ней взглядами, Чэнлэ вдруг всей душой ощущает со зверем жгучее родство. Словно они одно целое. И, протягивая руку, он заранее чувствует кончиками пальцев жёсткую, колючую шерсть, потому что знает: лиса подойдёт. Послушно ткнётся мордой в дрожащую руку, посмотрит мягко, но удивительно мудро, словно знает что-то такое, чего определённо не может знать будучи подчинённым демоном кого-то другого.       Так и происходит.       Её призвал не Тэн. Эта лиса была с ним ещё до того момента, когда они познакомились. Эта лиса укусила туристку, потому что была напитана страхом, клубящимся ужасом, который Чэнлэ подавлял мучительное множество лет. Эта лиса провожала его в деревню, когда грудь переполняло ожидание, эгоцентричное желание показать себя и стать тем, кем Джисон сможет гордиться. И эта лиса пришла к нему сейчас. Напряжённая, вобравшая в себя паническое желание спасти чужую жизнь.       Когда зверёк выпускает из пасти его браслет, устраивая серебряную цепочку со снежным обсидианом прямо у его ног, Чэнлэ убеждается в своей догадке. Это его демон. Первый и единственный, который был связан с ним магической печатью ещё до того, как Чэнлэ узнал, что это такое.       — Вот, значит, почему ты ходишь за мной, — говорит он с улыбкой, поднимаясь на дрожащих ногах. Он трёт ладони друг о друга и плывёт за магией. Его плечи расслабляются, и каждое нервное окончание сосредоточено на том, чтобы установить контакт с демоном и поговорить, потому что рожденные из земли не могут принимать облик человека.       — Назови своё имя, — произносит Чэнлэ, смотря в маленькие глаза-бусинки. Лиса обходит его по кругу, не отрывая взгляда от напряженной фигуры мага, и в конце концов снова занимает место прямо перед ним, усаживаясь на задние лапы. К его удивлению, голос не рождается в голове, как он предполагал. Он слышит имя в треске веток, в шелесте ветра. Демон говорит через окружающий пейзаж.       «Винифера».       — Как ты появилась? Я не призывал тебя.       Лиса не отвечает на этот вопрос, склоняя голову набок в немой насмешке.       — Я сделал это случайно, да? Но ты подчиняешься мне?       Чэнлэ испуганно озирается, слыша смех среди деревьев, но очень далёкий, глухой. Нет сомнений: вокруг ни души. А значит, раскаты хохота в пушистых елях — способ демона посмеяться с озвученной глупости. Или это последствия связи с Джисоном, который общается с деревьями так же, как с людьми.       «Я подчиняюсь только голоду. В остальном магам стоит заключать со мной сделку».       — Но ты принесла браслет. Какая у тебя цель?       Лиса пристально смотрит ему прямо в глаза. В черноте её зрачков Чэнлэ видит свою историю. Первый призыв демона, первая потеря контроля, первый раз, когда он позволил себе коснуться чьей-то магии, первый раз, когда ему удалось удержать духа в пределах круга. Первая встреча с тем, кто стал его жизнью.       Звуки смолкают. И в этом драматичном молчании Чэнлэ, к сожалению, не видит знак. Не слышит крик о помощи, не чувствует слабеющую с дриадой связь. Он не придаёт значения разорвавшейся цепочке, оставленному телефону и чудовищной ссоре на ровном месте. Чэнлэ не может читать знаки, как делает это Донхёк, любимец магии. Чэнлэ просто испуганный ребёнок, не научившийся слушать свои силы.       Поэтому вместо беспомощного, жалобного стона Чэнлэ слышит только хруст снега и отчётливо раздавшееся в нём:       «Ты просил того, кто сможет помочь. Для этого я здесь».