свет в твоих глазах

«красивый». «красивый». «красивый». Хёнджин действительно ненавидел это слово. Слово звучало отовсюду с самого его рождения, когда все тётушки собирались вокруг прелестного малыша, смотрящего на них большими любопытными глазами, и твердили родителям, как же им повезло иметь такое красивое чадо (повезло в чём, интересно?). Звучало в девчачьих записках с признаниями в любви в младшей школе и от друзей, когда он стал старше, ведь «везёт тебе, Хван, на тебя все нуны вешаются, а я так и останусь девственником до окончания школы» (вообще-то лично Хван вот и остался, вероятно, единственным девственником из них). Звучало восхищённо от нун и хёнов в универе, звавших на свидания или сразу в постель. Звучало от продавцов в магазине, соседей, отовсюду одно бесконечное «красивый, красивый, красивый». Хван Хёнджин не был красивым. Что с того, что у него привлекательные черты лица и хорошо сложенное тело? Отвернувшись от зеркала, парень стянул белую футболку, чувствуя знакомую дрожь в теле. В конце концов, в зеркало можно просто не смотреть. Можно отвернуться или зажмуриться – он научился ориентироваться в ванной на ощупь – и открыть глаза уже в душевой кабине под струями воды. Но разве это имело смысл? Сжав зубы, Хёнджин развернулся к зеркалу лицом, медленно опуская взгляд на грудь. Он знал наизусть, наверное, каждый свой шрам на ней: уродливые косые линии пересекали весь торс от рёбер до низа живота, будто невидимому художнику вдруг разонравилась собственная картина, и он в бреду расчеркал её всю, грубо порвав нажимом карандаша. Из зеркала на него всегда смотрела картинка с браком. Дрожащими руками Хёнджин начал расстёгивать джинсы. Даже если отвернуться и закрыть глаза, шрамы не исчезнут, они всегда будут тут, всегда будут с ним – истина, которую он понял ещё лет в десять. Хёнджин чувствовал эти шрамы каждой клеткой своего тела, хотя они никогда не приносили ему физической боли, но как было объяснить, насколько было больно, когда люди продолжали называть его красивым, не зная, каким он был на самом деле? Испорченной картинкой, нелюбимым творением своего художника. Иногда Хвану хотелось просто сорвать с себя все тряпки, чтобы люди наконец увидели его изуродованное тело и прекратили делать вид, что он был красивым – и одновременно это было самым большим его страхом. Если он сам не мог вынести вида своих груди и ног, то как смогли бы этот сделать другие люди? Хёнджин часто думал о том, что увидел бы в их глазах. Отвращение? Жалость? Разочарование? В любом случае, он не смог бы этого вынести. Поэтому Хёнджин избегал отношений и любой близости, ведь тогда пришлось бы открыться своей половинке, а кто согласился бы остаться с ним таким? Спать с ним? Хван зашёл в кабинку душа, поджав губы. Его тело неспособно было возбуждать. Он не мог переносить прикосновений к своим рубцам – даже намылить эти участки тела мочалкой было для него проблемой. Парень почувствовал, что вода в душе стала солёной, и лишь тогда заметил, что снова плакал. Существовать с собой было сложно, когда каждый день превращался в пытку. Ненависть к собственному телу не отпускала Хвана ни на секунду. Можно было сколько угодно прятать его за тряпками от гуччи или, как делал Хёнджин, за простыми белыми футболками и узкими чёрными джинсами, но каждый день наступала минута, когда нужно было снова раздеваться и смотреть на себя в зеркало. И это было личным хёнджиновым проклятьем. *** Чан появился в жизни Хвана неожиданно и незаметно, как-то совершенно спонтанно и ненавязчиво, будто издалека. Ходили слухи, что он всегда был таким: покормит собачку в твоём дворе, помашет ручкой при встрече, а очнёшься уже когда будет сидеть с тобой за одним столиком в столовой универа или списывать пропущенную лекцию из твоей тетради. И это ещё в лучшем случае. Чан умел заводить друзей. Хёнджин как-то попытался припомнить их первую встречу – кажется, тот предложил ему жвачку, старый дедовский способ. А вообще-то оказалось, что у них на двоих общая любовь к ретриверам: Чан выгуливал пса женщины, которая была хёнджиновой соседкой. - Видел тебя в универе. Ты же Хёнджин, да? Хвану всегда было интересно, как этот парень вообще запоминал людей, не имея с ними ничего общего, кроме стен одного универа. Сам Хёнджин до сих пор не знал имён и половины своего потока, хотя проучился с ними уже три года. - Ага, он самый. Извини, твоего имени не помню…хён? - Чан, зови меня просто Чан, - отмахнулся старший и кивнул на золотистого пса: - Кажется, этот малый тебя любит. Хёнджин с улыбкой присел, чтобы погладить пса: - Я часто играл с ним, когда был помладше. На следующий день Чан сидел с ним за партой. *** - Я тебе нравлюсь? Они с Чаном сидели на ступенях одного из перекрытых входов в универ. Сидеть вот так с парнем было приятно. Общаться с ним было приятно. И, наверное, было бы приятно делать ещё много чего, если бы не. Пару дней назад Чан случайно задел его рукой по животу через футболку. Хёнджин шарахнулся от него, наверное, метра на два, вдобавок шлёпнул по руке и, уставившись распахнутыми от ужаса глазами на Чана, выслушивал удивлённые извинения последнего. После этого Хёнджин начал сбегать, едва завидев Чана в противоположном конце коридора. В голове заевшей пластинкой крутилось «А вдруг заметил?» «А если почувствовал?» «Ему теперь также противно, как и мне, когда я смотрю на себя в зеркало?». Терпеть это вечно было невозможно, поэтому Хван позвал старшего сам. Если уж обрывать всё – так пока не стало слишком больно. - Ты всем нравишься, - пожал плечами Чан. Хёнджин только недовольно поморщился: - Плевать на всех. Тебе я нравлюсь? - Нравишься. - И почему я тебе нравлюсь? Потому что красивый? Чан неопределённо хмыкнул в ответ, а Хёнджин почувствовал, что ещё немного и истерика захватит его с головой. - И что же во мне такого красивого? Лицо? Тело? Ну? Что красивого ты нашёл во мне? - Ты улыбался, когда гладил того ретривера. Невысказанные слова застыли у Хёнджина в горле. Он непонимающе захлопал глазами. Чан отвернулся от него и спокойно продолжил: - Помнишь, мы пошли как-то в буфет, и ты хотел купить ту пиццу? Она осталась одна, и ты вдруг услышал, как девушка в очереди позади тебя говорит подруге, что пришла сюда за пиццей и боится, что ей теперь не достанется. Ты тогда взял только кофе и ушёл, чтобы она могла купить её вместо тебя. Или помнишь, как ты учил какого-то ребёнка во дворе забрасывать мяч в кольцо? Я выгуливал пса твоей соседки в тот день и видел вас. Помнишь, ты помог библиотекарше донести учебники, просто потому что решил, что ей будет тяжело? Я нашёл в тебе много чего красивого, Хван Хёнджин. Хёнджин почувствовал, что в лёгких закончился воздух и перед глазами всё слегка поплыло. - А как же…моё лицо..? – задушенно прохрипел он. Чан перевёл на парня взгляд и просто пожал плечами, отрезая: - Не было бы таким красивым, если бы ты был другим человеком. Хван понял, что перед глазами всё плыло из-за слёз, которые теперь скатывались крупными каплями неостановимого потока по его щекам. Он закрыл лицо ладонями и уткнулся головой в колени. - Хёнджин, - позвал его Чан, - мне нужно знать, что не так. Не то чтобы Хёнджину стало нечего терять, просто терпеть эту бесконечную боль внутри больше было невозможно. - У меня шрамы на груди и ногах. – Хван почувствовал, как пальцы Чана осторожно вплелись в его волосы. – Я ужасный, понимаешь? Выгляжу отвратительно. Ненавижу это тело. - Расскажешь, как это случилось? – мягко спросил Чан. – Тебе необязательно говорить, если… Хёнджин поднял голову: - Мне было пять, и я пытался налить себе чай из полного чайника, не дожидаясь матери. Пытался доказать ей, что… - Хёнджин запнулся, - что я (не только красивый, но и) самостоятельный. Что чего-то стою. Чтоб она гордилась мной. Ну и доказал, как видишь. Настолько доказал, что сломал жизнь и себе, и ей. Хван вытер остатки слёз со щёк ладонями. Признаться отчего-то было легче, чем он думал. Никому до этого он не рассказывал эту версию своего детства, но сейчас просто не смог больше сдерживаться и остановить поток слов. И это, к удивлению парня, принесло ему облегчение. Страшно было только посмотреть на Чана и увидеть в его глазах всё то, к чему он готовился всю жизнь до этого момента. - Люди спрашивают меня, как мне удаётся заводить столько друзей, - неожиданно начал Чан. – Ты и сам наверняка думал об этом. Когда мне было тринадцать, я влюбился в одного парня. Я долго не знал, что делать со своими чувствами. В конце концов, я написал ему любовное письмо. Ну знаешь, как во всяких фильмах, – Чан слегка улыбнулся. - Подошёл как-то после уроков, сунул в руки и выскочил за дверь. Когда пришёл в школу на следующий день, он прочитал это письмо вслух перед всем классом, а затем разорвал у меня на глазах. Назвал педиком. В итоге в школе на меня началась травля, так что я уговорил маму забрать документы и перевести меня в другую школу, куда-нибудь подальше. И в той новой школе…Знаешь, я почему-то не слишком боялся, что со мной снова случится что-то подобное. Честно говоря, сначала я начал просто подходить ко всем подряд и пытался подружиться. Если мне кто-то нравился – говорил об этом в лицо, чтобы если уж и получить удар, так сразу и лично, а не при всех исподтишка, как было в тот раз. Со временем от страха я совсем избавился, а вот привычка заводить друзей осталась, но я ни разу не пожалел о ней. Людей в большинстве своём не волнует, с кем я сплю. Конечно, порой встречаются всякие, но какая разница, если я научился выбирать тех, кто останется на моей стороне? - Зачем ты мне это рассказываешь? – Хёнджин нахмурился и посмотрел на Чана. Парень обернулся в ответ и осторожно взял ладонь Хвана в свою. - Боль делает нас красивее, знаешь? Но её нужно принять, это ведь…часть тебя. Твоей истории. Чан встал и протянул ладонь парню: - Я помогу тебе, но только если ты захочешь Хёнджин кинул вверх осторожный взгляд, закусил губу и несмело протянул свою ладонь в ответ. - Вообще-то ты мне нравишься тоже. *** - Ты готов? Эти два месяца не дались им легко, но сейчас они сидели у Хвана дома («потому что здесь твоё безопасное пространство, ведь так?») и Хёнджин собирался впервые снять футболку при Чане. - Готов, только…боюсь. - Боишься показать мне своё тело или боишься увидеть мою реакцию? Хёнджин вздохнул, ёрзая по кровати: - Я доверяю тебе, просто… - он почувствовал, как рука Чана сжала его колено. – Страх ведь иррационален? Чан улыбнулся ему: - У меня есть кое-что для тебя. Он осторожно положил на хвановы колени чёрную ленту. - Зачем она мне? - Завяжи глаза и не снимай, пока я не скажу. Закусив губу. Хёнджин завязал ленту на себе. - Теперь сними футболку. Руки Хёнджина дрожали, когда он делал это (Чан не мог не заметить), и ему пришлось сделать два глубоких вдоха, изо всех подавляя в себе желание прикрыться или расплакаться. Он почувствовал, как Чан сел рядом на кровати. - Я не люблю, когда их трогают, ты же помнишь? – быстро и нервно выпалил Хван. - Я не сделаю этого, пока ты не разрешишь мне, Хёнджин. Я просто смотрю. И знаешь, что я вижу? - Не хочу знать, - отчаянно замотал головой парень. Чан вздохнул и передвинулся на кровати. В следующую секунду Хёнджин почувствовал влажное прикосновение чужих губ к своему обнажённому плечу. - Чан..? – растерянно позвал он. - Это ведь я могу делать? Здесь шрамов нет. Не дождавшись ответа, он продолжил покрывать поцелуями лопатки и плечи парня. - Что ты чувствуешь сейчас? Смысл чужих слов Хёнджин улавливал с трудом – Чан перешёл поцелуями на шею и мозг отказывался думать о чём-либо, кроме его губ. - Приятно, - пробормотал он. Парень почувствовал чанову улыбку: - Сними повязку. Дрожащими руками Хёнджин стянул ленту с головы, наталкиваясь на мягкую улыбку парня. Чан погладил его по щеке, смотря прямо в глаза, и от его взгляда в груди разрасталось тепло. - Теперь я могу сказать, что я вижу? Хёнджин улыбнулся: - Думаю, мне это не нужно. Он потянулся за поцелуем к чужим губам. Чан гладил его волосам, а Хёнджин пытался придвинуться ещё ближе, но вдруг удивлённо распахнул глаза, отрываясь от парня. - У тебя что..? - Встал. А это проблема? Хёнджин покачал головой: - Это не…Я просто… Связать слова не получалось, как и скрыть облегчённую улыбку. - Подрочить тебе? – очаровательно уточнил он. Чан задумался на секунду: - Только не надевай обратно футболку. Он знал, пройдёт ещё много времени, прежде чем Хёнджин позволит целовать и трогать всего себя, отдаваясь в постели чужим ласкам, но однажды он совсем перестанет бояться чужих взглядов, начнёт носить шорты летом и переодевать майку на парах физкультуры в общей раздевалке, потому что поймёт, что люди не перестали видеть в нём Хван Хёнджина; что это – лишь часть его собственной истории, но не весь он. И по смущённой счастливой улыбке напротив Чан понимал, что теперь Хёнджин знал это тоже.