***
Пожалуй, единственное, что заставило проснуться Рума — это шумный темноволосый парень в мятой рубашке, смотря на которого с первого взгляда можно было догадаться, что встал он всего каких-то пару минут назад. Он метался по комнате в поисках чего-то. — Его нет! — кричал тот. Рум не очень-то любил, когда его будили ранним утром, и даже случись с ним такое — соображалка работала его туго. Поэтому он просто уставился на взбушевавшегося парня, щурясь и периодически моргая. — Кто? — спросил Эпштейн. — Да не кто, а что! — Тобиас безнадежно выдохнул. — Ты где последний раз его оставлял? — Да кого? — Рум все еще не понимал, чего от него хотят, так еще и с таким наездом. — Черт, да чемодан этот! В шкафу его нет, под кроватями тоже. Больше его здесь прятать негде. Румпель не особо был доволен ответом Тобиаса. Он уж напугался, что убили кого-то, или еще чего похуже, а тут такой пустяк. — Предупреди в следующий раз, когда ты снова начнешь сеять панику, я уж лучше посплю снаружи, — буркнул взъерошенный парень и обратно плюхнулся на свою кровать. Но Дальберг и не думал униматься, продолжая пилить взглядом Рума. — Да господи, никуда он не делся. — Недовольный и сонный парень поднялся с кровати и подошел к шкафу, около которого все крутился Тобиас в застегнутой через одну пуговицу рубашке. Он встал на носочки и достал потерянный предмет с верхней крышки мебели, после чего положил на светлую простынь кровати. — Ну, зато мы убедились, что он был надежно спря… Неожиданно прилетевшая в лицо подушка заставила Румпеля прервать свою речь. — …Тан. Возмущению на лице Дальберга уже не было предела. Он угрожающе ткнул указательным пальцем в грудь парня, будто стараясь пробурить дыру в его ребрах. — Ты, кретина кусок! Ты меня чуть в могилу не свел своими дохера умными идеями! Генерировать такие охренительные замыслы у тебя извилин хватает, а меня осведомить о них нет, а, Эпштейн?! Или лучше сказать — Эйнштейн? — Тц, сколько агрессии с самого утра, — обидчиво причитал Румпель. — Я переставил его, дабы твоя душенька могла спать спокойно и не переживать, что его сопрут. Будить тебя не стал — потому что ты валялся уже как убитый, хрен разбудишь. Видишь, совсем не ценишь мою заботу, — с неугасаемой иронией продолжал парень. — И да, мне более предпочтительно, когда ты зовешь меня по имени, Тоб. — О-о, парень, ты играешь с огнем, — ухмыльнулся Тобиас. — Говоришь, называть тебя по имени? Румпельштильцхен тебя устроит? От слов Тобиаса рыжеволосый парень на мгновение замер, вскинув брови от удивления, однако сразу после разразился в искреннем смехе, от которого даже на его глаза подступили еле заметные слезы. Он прикрыл рот рукой, сдерживая новый порыв хохота, чуть ли не пополам складываясь от боли в животе. Дальберг называл его так только в самых редких случаях, поэтому каждый раз слышать это имя было как в новинку. Спорить во время этих поистине уникальных моментов с Тобиасом было своего рода игрой, где несомненно важна не столько победа, сколько участие в сие «спектакле». — В отличие от тебя, мне совершенно все равно, как ты называешь меня, — осилив себя, но все также сдерживая смех, говорил Рум. — Даже этот вариант не выглядит худшим. И кстати, это первый раз, когда ты произнес его правильно. Похвально, Тоб, похвально. Однако эти слова вовсе не смутили Дальберга, наоборот — он злорадно ухмыльнулся, точно стараясь напасть в ответ. — О как. Тогда я буду звать тебя идиотом и всевозможными созвучными словами, ведь мне сам разрешил. Я правильно понимаю, идиотина? — А ты, вроде, это и так делаешь уже почти всю жизнь, поэтому как тебе будет угодно, Тоб, как тебе будет угодно… — довольно тешил свое эго Румпель и улегся снова на кровать, напевая песню с заедающей мелодией. Снова очередные ссоры на пустом месте, и никто из них не заикнулся о разговоре прошлой ночи. Ни о приюте, ни о словах Рума. Будто этого и вовсе не было, стерто из памяти. Конечно, Тобиас вполне мог посчитать их очередными пустыми вещами, которые исходили от Эпштейна, но тем не менее — Дальберг его слушал, а это случалось довольно редко. Даже будучи в университете он никогда не давал рыжеволосому подойти к себе, не то чтобы заговорить. Тобиас сам-то по себе довольно резко, и даже в штыки, воспринимает откровенности от других людей, а тут еще слышать подобное от Румпеля. Для него этот парень и понятие «искренность» были чуть ли не противоположными по смыслу вещами. Слишком уж быстро он стал вести себя с Дальбергом как старый добрый друг, слишком быстро он выстроил мосты на горстке пепла, оставленную тринадцатилетним сроком молчания. Нет, за столько лет много что изменилось, изменились и они сами. Это уже не те бескорыстные и близкие отношения, которые были в детстве. Тобиас был убежден, что Рум — совсем не тот человек, которого он знал. В будние дни Дальберг постоянно видел его в женском окружении, где околдованные дамы внимали каждому слову парня с рыжими кудрями и россыпью веснушек, заливаясь смехом от шуток, которые он даже не старался внятно придумывать. И этот образ «местного казановы» слишком врезался в голову Тобиаса, он стал некой парадигмой всему внутреннему и внешнему Румпеля, и совсем не вязался с честностью и открытостью, которую имел тот мальчик с добрыми глазами и заразительной улыбкой, появившийся в один прекрасный день в стенах Лоуэрского приюта и поселивший тепло в маленькое сердце юного воспитанника с темными, как уголь, волосами. «Что в нем такого особенного, что все липнут к нему как к магниту? — спрашивал себя Дальберг. — Вдоль и поперек пропитан лестью и подхалимством, в лицо правды не скажет, только пыль готов бросить в глаза». Он неосознанно искал любые причины, чтобы невзлюбить Эпштейна еще пуще прежнего, заставить себя относиться к нему с неприязнью, холодностью, и все для чего? Для нескончаемых ссор? Однозначно. Ведь как тогда объяснить происходивший в этот момент очередной конфликт в соперничестве за звание лучшего остроумного гения (чей словарный запас можно сравнить разве что только с толковым словарем известного филолога)? Интересно, какой должна стать ситуация, чтобы сподвигнуть этих двоих прекратить многолетнюю войну, основанную на недомолвках и искаженных воспоминаниях? Думаю, ответ неведом никому, даже им самим. Более того, невозможно понять, кто первый начинает сию заварушку — Тобиас ли своей непреклонной упертостью, или же Румпель своими великолепными ораторскими данными, который пропихивает их куда надо и не надо. И совсем не понятно то, почему им это приносит неподдельное удовольствие; оно опьяняет, заставляет продолжать бросаться друг в друга колкими словами и едкими фразами, которые резонируют под ребрами, режут по сердцу будто ножом. Оно позволяло им сохранять хоть крупицы ощущений привычной жизни. Оно давало мнимую, практически призрачную веру в то, что это лишь мираж, который способен раствориться в любую секунду — стоит только захотеть. Тобиас закрыл глаза, мысленно досчитал до трех и откашлялся от скопившейся мокроты — в горле назойливо чесалось. Но ничего не произошло. Все та же комната с бежевыми стенами, двумя мятыми кроватями, черным лакированным чемоданом, а также рыжим назойливым парнем, который внимательно наблюдал за причудливыми действиями Дальберга, расплываясь в кривой улыбке.***
Время незаметно близилось к вечеру, и постепенно завершились все сопутствующие приготовления к основной задаче — визит на фуршет. Базиль помог ввести парней в курс дела: предоставил им информацию о курьере, его фотографии и в целом общую характеристику на его деятельность. — В клане он не долго и не мало, видал его здесь периодически, но лично не знаком. Поэтому помочь смогу только этой инфой. Из-за внеплановой задержки чужих курьеров и сложившейся ситуацией с грузом — то бишь ненавистным чемоданом — высокопоставленными лицами сектора R было решено обеспечить гостей всем необходимым, вплоть до вещей и продуктов питания. Как-никак, не по собственной воле агенты иного сектора остаются на чужой территории. Руму и Тобиасу — или лучше сказать Хало и Эсперсу — предоставили не только чистые рубашки, костюмы и галстуки с бабочками в нескольких вариациях, но и по пять пар на каждого носков, что было довольно шокирующим. Ведь все склоняло к тому, что застряли они здесь надолго, причем ответственность за кейс по-прежнему лежала на их плечах. Но этот вариант событий отнюдь не привлекал. Парни были решительны в запланированном побеге, который продумали до мельчайших деталей еще до приезда Рипл, пару часов тому назад. Их убежденность в том, что следы никогда не приведут к ним туманила голову, все склоняло к тому, чтобы начать исполнять план незамедлительно. Роль самозванцев как нельзя кстати вписывалась в рискованный замысел. Естественно, при посторонних они ни разу не обмолвились о побеге, ведь нельзя было даже лишний раз дать повод усомниться в преданности новоиспеченных гостей из соседнего клана. Также надо было пресечь любые попытки разнюхать их подлинные намерения, иначе неизвестно, как тогда поступят люди сектора R (быть может, и вовсе не оставят в живых). Найти курьера, чтобы притащить его — а сам он, скорее всего, не пойдет — в «Три четверки» на Бример 65, в самое жерло мафиозной группировки, которое являлось таким же капканом и для Тобиаса с Румом, означало бы продолжать игру на выживание, где любой лишний шаг — и твой счетчик доверия катится по наклонной вниз. Что до Рипл, она также не казалась им надежным сообщником. Да что уж там говорить — она сама привезла их в бандитскую ловушку! Поэтому ясное дело, что в ее планы, подобно главе сектора, входили сугубо профессиональные цели, защищающие исключительно честь и положение сектора R. Ее бы воля — она бы сразу отказалась от помощи этим двум дилетантам. Совсем уж ей не нравилось возиться с кем-то, кто не разбирается в делах преступного мира, у нее помимо этого хватает дел. Однако… — Я могу поинтересоваться? — спросил у нее Румпель. Они вновь сидели за бархатными диванами в стороне бара, однако людей было уже гораздо больше, чем вчера. — Ты мне нравишься, поэтому валяй. Ее работа на сегодня была завершена, поэтому она без зазрения совести вливала в себя уже вторую порцию портвейна. — Как ты узнала координаты того места в лесу? На что она лишь усмехнулась и до дна выпила темно-бурую жидкость. — Интуиция. Как девушка и обещала, чемодан не принимал никакого участия на вечернем банкете. Он лежал в комнате с импровизированными сейфами, что располагалась за баром. Это было ярко освещенное — в отличие от других комнат — помещение, заставленное вдоль и поперек стеллажами с ячейками. Каждая ячейка закрывалась на те самые устройства, которые именуются Портативной базой, а также одно из которых чуть не взлетело на воздух в руках Тобиаса. Это гарантировало абсолютную сохранность содержимого — по крайней мере, если злоумышленник не вынесет комнату целиком, как утверждала Рипл. — Теоретически, сделка все еще не совершена, — говорила та, — соответственно, никаких сбоев в системе быть не может, и ваше устройство по-прежнему работает. Но оно нам может помочь не только спрятать чемоданчик. Весь кипиш, произошедший с вами, приобрел бóльшие масштабы, чем можно подумать. Они хотят, чтобы мы передали чемодан, но дойдет ли он до правильных рук? Засранцы умны, не скрою, но они упустили маленькую деталь — испанишка не заполучил чемодан, и они об этом, надеюсь, еще не в курсе. Под они девушка подразумевала иную группировку, расположившуюся в этом же секторе. Они именовались отступниками и представляли собой сборище бывших агентов, которых по тем или иным причинам отстранили от клана. Сформировав собственную «семью», они выступали против реально действующей власти в преступных кругах. Их методы можно назвать довольно радикальными; им были неугодны законы даже в подполье, и единственный принцип, которыми руководствовались отступники, звучал как «Бери все, что не принадлежит клану R». — Поэтому, — продолжала та, взмахнув рукавами кимоно, — что я предлагаю: закачаем на ваш модуль кое-какой софт, Базиль с этим расправится легче легкого. Он подключит вас к системе слежения — ну там, знаете, по камерам с улиц, регистраторов тачек и всякой подобной мелочи. Только у вас оно будет, скажем так, в немного урезанной версии: пределы вашего влияния будут ограничены особняком того «кошелька». Тем самым, эта небольшая фича облегчит поиски нашего потерянного человечка. — Девушка катала по столу маленькую медную пулю, завалявшуюся у нее в кармане. — У вас есть пятнадцать минут, после чего жду наверху. Я помогу Базилю с установкой софта и найду вам подходящие пушки, после чего покажу вашу карету на сей вечер. — Джеймс не поедет с нами? — уточнил Тобиас. — У него сегодня выходной, к семье уехал — не видит своих месяцами. Только не вздумайте у него спрашивать о родне, он терпеть это не может… Водить умеет кто-нибудь? — Я умею, — ответил Дальберг. — Он не умеет, — продолжил за парнем Эпштейн, отчего моментально получил удар плечом по спине. Рипл хмыкнула, однако протянула ключи Тобиасу. — Только не поцарапай, окей? Когда она уже было хотела удалиться из бара, она вновь окликнула парней: — Да, забыла сказать. В качестве компенсации вы получите оплату, и, хочу заметить, довольно кругленькую. Но, естественно, после того, как все проблемы с грузом будут улажены. Косой взгляд Тобиаса выдавал его озадаченность и заинтересованность. — Сколько? — Мы этот вопрос еще не обсуждали, но смею предположить, что пара-тройка тысяч вас устроит, — сказала Рипл и исчезла за лестницей. Но даже после ее ухода Дальберг еще долго сидел и всматривался в пустоту лестничного проема. — Блядь… Он положил голову на стол и с подавленной грустью посмотрел на рыжего парня. Теперь Тобиасу побег казался не таким уж заманчивым, каким он себе его представлял. Он с самого начала готов был бросить мутную затею, как только заметил те классические костюмы на настоящих Хало и Эсперсе, как только его догадки по поводу их причастности к мафии подтвердились. И даже каких-то три минуты назад он твердо стоял на том, чтобы свалить как можно скорее, как можно дальше. И неважно — найдет ли их полиция или нет; найдут ли те тела в реке, или же мужчин больше никогда не опознают и они навеки останутся в одном из русел водотока. Деньги — единственное, что может поменять мнение Тобиаса в любой ситуации. И тут не сработают слова по типу: «Если все прыгнут с крыши, ты тоже прыгнешь?» — вероятно, за пару сотен баксов он сделал бы это, не замешкав ни на секунду. Впрочем, время больше не позволяло погружаться в бесконечные раздумья — близилась половина седьмого. Наступали первые сумерки: небо захватила лиловая дымка, на которое медленно выползала луна, еще совсем призрачная и с еле различимыми очертаниями; она лениво тянулась вверх, постепенно забирая дневное тепло до рассвета. Бример 65 стоял все так же безмятежно, лишь изредка по дороге проезжали тонированные автомобили без номерных знаков. Базиль нажал на выключатель, и одиноко висящая неоновая вывеска вспыхнула красным светом. — Приложуха почти закачалась, пять сек, — сказал Базиль подруге в электронных очках. — Ты уверена, что ребята надежные? А то знаешь, прошивка устройства, ваще-то, не желательна. Девушка не расслышала вопроса — она была занята на складе — и равнодушно пожала плечами, бросив что-то наподобие «возможно». Она искала обещанное снаряжение для курьеров среди старого и относительно нового (из разработок Базиля) оружия: что-то легкое и в то же время эффективное. Они, как-никак, не на войну едут, а на довольно простецкое задание, где единственная задача — найти нужного человека, не наводя шума и не оставляя следов. Раз плюнуть. Поэтому она решила, что два автоматических пистолета итальянского производства сгодятся. Ну, или они вовсе не будут использованы. Рипл положила их на прилавок и довольно улыбнулась. — Во всяком случае, назревает что-то интересное. Спустя пару минут появились двое парней в одинаковых костюмах, отличалась лишь манера их заправленных рубашек. Тобиасу с большим трудом давалось соответствовать общей атмосфере «Трех четверок» Бримера 65. Девушка хлопнула его по плечу и протянула микронаушники. — Напоследок могу лишь пожелать удачи. Если что-то пойдет не так, свяжитесь с сектором по этому. Как пользоваться, надеюсь, знаете. И постарайтесь там не убить кого-нибудь.***
Дальберг уже точно не помнит, как оказался за рулем темно-зеленого автомобиля. В отличие от своей машины (чью судьбу он теперь никогда не узнает), парень долго не мог привыкнуть к движению этой: плавному, бесшумному. Однако его «ласточка», как он ее называл, хоть и была не самой новой модели, но отнюдь не уступала по скорости и функционалу. Тем не менее сложно отрицать того, что поддержанный автомобиль не стои́т ни в каком сравнении с новехоньким транспортным средством, предоставленным влиятельным кланом сектора. Лаконичным, без лишних деталей, с деликатной подсветкой и, что самое главное, оснащенным кондиционером — Тобиас откладывал многие месяцы на то, чтобы отремонтировать функцию охлаждения в своем авто. Двигатель автомобиля склонял к тому, чтобы мчаться сквозь центр города, увешанного тут и там рекламными табло, через которые умелые маркетологи зазывали в свои магазины, и пропагандистскими плакатами политической власти. Но все же Румпель убедил Тобиаса делать остановку каждые полчаса, дабы не повторилась предыдущая ситуация. Неугодная болезнь проявляла себя в самых непредвиденных ситуациях, всякий раз словно поджидая нужный момент, когда она снова выкачает кислород из легких Дальберга, заставляя его жадно хватать воздух и бегать глазами в поисках помощи. Да, Рум переживал — но в этот раз не за свою жизнь, а за жизнь болвана, сидящего на водительском сиденье. — Нам надо валить из города. Возможно, даже насовсем, — сказал Эпштейн во время одной из таких остановок. — Нет, я не могу бросить универ. Моя стипендия — единственные деньги, которых и так не хватает… — Тобиас нервно закусил палец. — Это может быть единственной возможностью купить нормальное жилье, я уже не говорю о продуктах и аптечных лекарствах… Я не могу бросить все. Не могу бросить Анику. — Мы и не уедем без нее. Оставаться здесь слишком рискованно… Черт, надо же так вляпаться. Рум сам до конца не верил в свои слова, что уж говорить про Тобиаса. Казалось, что выхода больше нет, побег не оставит в живых, а малейший просвет спасения окажется ложным. Парня терзали смутные сомнения по поводу пропавшего курьера — быть может, его вообще нет, и Рипл специально отправила их на тот фуршет, который окажется вовсе не фуршетом, а местом их погибели. — Мы что-нибудь придумаем, — настаивал на своем Эпштейн. — Нам хватит и моих средств на ближайшие два месяца. И опять Тобиас слышит это «мы»… «Мы», которое никогда не вселяет надежду, «мы», которое болезненно пульсирует в висках, «мы», которое… Да что такое? Почему ничего не происходит? Отчего у него не возникает отвратных чувств, как раньше? Почему его «мы» заставляет поверить ему, позволяет посмотреть на происходящее и сказать: «А не все уж так и плохо», а не вынуждает кровь вскипеть под жилами и разнести все в пух и прах? В легких странно зудело, Тобиас не привык ощущать подобное. «Что это?» — думал про себя парень. Есть только «он», никаких «мы». Тогда какого, спрашивается, на его душе становится так тепло? Ему было не по себе от этих чувств, хотя нет — они его пугали. — Как прекрасно ты все распланировал! — саркастически воскликнул темноволосый парень, вскинув руки в стороны, будто выходя на сцену. — А в твоих мечтах есть такой вариант, что я могу не согласиться, м? Ты не думал, что я могу не купиться на такие сладкие и распрекрасные речи, прямо как те телки, которых ты цепляешь на себя как комаров? Чел, я совсем не понимаю, что у тебя творится в голове. Нет, так не должно быть, думал Дальберг. Рум просто очередной раз пудрит ему мозги, он просто насмехается над ним. Но Тобиас-то знает, что делать. План Рума не идеален, в нем полно дыр и просчетов, на него полагаться неразумно. Надо решать то, что имеем. Чемодан и курьер — найти, доставить в клан, выудить все, что ему известно, передать чемодан настоящему посыльному, получить бабки. Он знает, кто такие эти члены мафиозных кругов, просто так что-то обещать они не станут — не в их интересах. Знает также, что предлагать крупную сумму также не в их репертуаре — это мотивация. Мотивация, потому что они догадывались, что курьеры сектора D могут сбежать. Рипл догадывалась. — Ты всегда знаешь, что у меня в голове, просто не хочешь верить. Тормози, мы приехали, — сказал Румпель, после чего затих и отвернулся к окну. Переубедить Тобиаса невозможно, сколько не пытался Эпштейн — все без толку. Если он что-то принял, то будет стоять на своем до конца, даже если не прав. А по мнению Рума, сейчас он был совершенно не прав, отчего вынуждал злиться еще сильнее. Миновав пригородную часть города, темно-зеленый автомобиль встречали бесконечные виллы более состоятельных граждан. Каждый пытался выделиться настолько, что из кожи вон лез, лишь бы его загородный дом выглядел более роскошным по сравнению с близстоящими строениями. Однако они не учитывали общий вид территории, посему утыканные по холмам, подобно голливудским, дома смотрелись скорее вульгарно, нежели изысканно и элегантно. Они подъехали к одной из подобных вилл, Тобиас заметил много припаркованных рядом пустых авто — вероятно, все владельцы уже внутри. Дом организатора предстоящего фуршета имел яркие черты модерна, хотя не мог похвастаться таким же лаконичным видом, какой предполагал данный стиль. Скорее он больше походил на несуразную конструкцию из поставленных наугад геометрических фигур, чем на целостную композицию форм и объемов. В окнах горел свет, и кое-где виднелись люди как под копирку с вальяжной походкой. Звучала чуть слышимая музыка. — Погнали исполнять твой замысел, Тоб, — бросил Румпель, убирая назад волосы. — Чую, мы пожалеем об этом. Дальберг вышел из машины и инстинктивно поправил воротник рубашки. Пиджаки прекрасно укрывали холодное оружие за поясом, но несколько сковывали движение. Однако вовсе не одежда волновала Тобиаса, а лишь небольшая толика сомнения, которая все еще таилась внутри него, всячески гонимая парнем прочь. — Не зови меня так. Предстояла еще одна долгая и непредсказуемая ночь.