Двадцать шесть свиданий

Юра не сразу выкупил всю эту тему с кафешками и кофейнями, не получив веских причин, почему Дима не идёт с ним в бар или ресторан, да в ту же шаверму, раз уж перестал быть напыщенным веганом. Они постоянно встречались в кафе. Весь две тысячи семнадцатый и ещё пару раз в этом году. Двадцать пять раз уже виделись просто так: просто говорили обо всём подряд, потягивая кофе или чай, или, в особо странных случаях, имбирный фреш, — каждый раз в новом кафе, выбранном Лариным. Всё закрутилось как-то странно и стихийно, с той самой судьбоносной встречи в новый год, когда они с Друже провожали шестнадцатый и у них резко закончилось пиво. Они с Димой просто схватились одновременно за последнюю оставшуюся в Росале бутылку Майзелс Вайс, а потом неожиданно разговорились. Оказалось, что прежней злости и обид ни в ком из них особо не осталось, и Дима предстал для него вполне приятным собеседником. Они никак не могли наговориться, а Олег уже смотрел на них как-то странно, но не вмешивался, тогда Ларин позвал Юру продолжить беседу за кофе — без гейства! — в любой удобный день грядущего года, и Хованский согласился без раздумий. Темы их бесед всегда были абсолютно рандомными. Например, в одну из их первых встреч Дима залетел в кафе с улицы весь в снегу, плюхнулся на стул напротив него и с горящим взглядом начал рассказ о чёрных дырах и кротовых норах. Юра был бы рад пошутить очень чёрно и крайне пошло, но эта лекция увлекла его так, что осталось лишь слушать, не ища причин того, почему Ларин такой увлечённый сегодня. Иногда они, конечно, спорили. Даже, нет, не так. Они постоянно дискутировали, часто срываясь в оскорбления, но редко — обидные. Пару раз даже сбегали, не доведя конфликт до закономерного решения, и всегда возвращались вновь, потому что слишком интересно было друг с другом и потому что нереально было найти такого же разностороннего собеседника. Ларин никогда не опаздывал. Он — товарищ Пунктуальность и одновременно товарищ Стиль. Приходил всегда вовремя и такой лощёно-выглаженный, что глазам было больно смотреть. Подобного нельзя было сказать о Юре. Хованский иногда приходил раньше времени, но чаще — позже, а в нужное время появлялся лишь случайно. Таймлайн его был ломаный и такой непредсказуемый, будто у какого-то марвеловского супергероя вроде Человека-Муравья. Его бросало по времени то от внезапных обстоятельств вроде пробок или вставших наручных часов, то от собственных спонтанных решений, например, когда он в час ночи просил Черникова научить его вокалу и к одиннадцати утра уже на всех парах ехал к нему, забыв о встрече с Димой в полдень. Зато Юру можно было охарактеризовать как того, с кем никогда не соскучишься. Возможно, это как раз то, что так и притягивало Ларина. Последний раз они виделись ещё в начале марта и целый час обсуждали, за что ненавидят астрологию или типа того, больше Юра уже и не помнил. Дима много смеялся, вспоминал психологию, несколько раз упоминал пресловутый эффект Барнума и театрально закатывал глаза, когда Хованский вслух зачитывал из Гугла описание типичного стрельца. Увидеться в конце марта не удалось, потому что Ларин почти без предупреждения свалил на выходные в Москву, объяснив это важными делами и съёмками очередного ролика на канал. На высказывание Юры о том, что у них были планы, он ответил скромно — «Так надо. Сорян. Увидимся в апреле». Апрель встретил переменчивой погодой: то дождь, то ветер, то солнце. Но в воздухе уже ощущался тот самый запах, уверенно говорящий о том, что весна началась. Юра бы не стал говорить, что весна началась также у него на душе, потому что это было правдой только отчасти. На его душе была та сраная версия весны, с тающим, словно грязный снег, самообладанием и с вылезающим будто из-под земли прошлогодним мусором ненужных мыслей. Но, если оглянуться на весь предыдущий год и даже на тот же март, то вот оно — вот они с Димой вполне мило общаются, вот он, Юра, сидит и ждёт встречи с человеком, по которому уже так соскучился за какой-то месяц. Странно. А Ларин опаздывает. Впервые. Юра насторожился и потянулся уже было к телефону, чтобы спросить у Димы, не случилось ли чего, когда дверь кафе хлопнула, закрываясь за знакомой фигурой в тёмно-синем плаще. Ларин был растрёпанный от ветра и румяный. Он сразу поймал Юру острым взглядом сквозь линзы очков. Тут же удивлённо поднял брови, увидев, что Хованский ютится где-то в углу у стены. Юра лишь развёл руками: в этом месте посадка была плотная даже в субботний полдень. — Привет, — улыбнулся Дима, едва подойдя. Стянул с себя плащ, приземлился на диван у стены, напротив Юры. — Я проснулся полчаса назад. Сумасшедшее утро. Хотелось верить. Ларин тут же заказал чёрный кофе и принялся поправлять свои волосы. Юра следил за его движениями, стараясь, однако, не пялиться. — Как там Москва? — спросил он как бы между прочим. Жизнь в столице обычно его не особо интересовала, но начать беседу с подобного вопроса казалось удобным. — Всё так же торопится жить, — протянул Дима, слегка пожав плечами. Он посмотрел Юре в глаза на мгновение, но быстро опустил взгляд в меню. — О, тут внушительное меню бранчей. Ты уже взял что-то? Юра ответил отрицательно и продолжил своё наблюдение. Сегодня Ларин был как будто не в своей тарелке — какой-то чутка рассеянный и не идеальный, но от этого, казалось, более милый. — Я вижу, ты подстригся, — заметил Дима после минутного молчания, затем добавил. — Тебе очень идёт так. — Он медленно, будто ожидая разрешения, потянулся к юриному виску через их маленький стол, но наткнулся на непонимание. — Ты чего это? Рука тут же пропала. Юре даже стало как-то неловко. Повисло молчание, во время которого все старались держать руки при себе. Такая атмосфера немного угнетала, поэтому Юра захотел что-то сказать, что угодно. — Дим?..— начал он, но его перебили. — Сходим на будущей неделе в кино? — вдруг поинтересовался Ларин то ли у широкого листа меню, то ли у Юры. Последний лишь недоумённо моргнул. Вот те раз. Правило кафешек ломается своим же создателем. Стоило подумать хорошенько. — Смотря на что, — уклончиво ответил Хованский, оставив себе пространство для манёвра — кто знает, насколько специфичны кинематографические вкусы Ларина и насколько чисты его намерения. Дима медленно кивнул и вновь посмотрел на него — не в глаза, а куда-то в лицо, разглядывая и будто ощупывая взглядом, тепло улыбнулся. — Тебе понравится, — протянул он с лукавыми нотками в голосе. Вот теперь совсем интересно. Ларин говорил так, будто за пару десятков их встреч уже успел изучить всего Хованского вдоль и поперёк или же наоборот троллил его — тут никогда не бывает понятно до конца. Юра сощурился и посмотрел в димино лицо в ответ, на что ему лишь скромно улыбнулись. Им принесли кофе: ужасно чёрный американо для Димы и большой латте для Юры — и когда только Ларин успел его заказать? Кофе был вполне приятным, но удивительно горячим. Дима, очевидно, тоже не ожидал такого и забавно сморщил нос, обжигаясь. Юра поймал себя на мысли, что ему нравится просто смотреть на него. — Раз уж мы теперь собрались ходить не только в кофейни, — рассуждал вслух Юра, потягивая свой латте. — То, может, сходим и шаверму поесть, как думаешь? Дима пожал плечами, задумчиво почесал шею и придвинулся ближе. — Можно, — просто ответил он. — Но не прямо сейчас, я не голоден. Что-то поменялось. Юра звал его есть шаверму в последний раз в прошлом сентябре, и тогда Ларин угрюмо отнекивался, сообщая, что такое жрать он не станет никогда. Но, видимо, времена изменились, и Дима стал сговорчивее или ему просто осточертел пресный фалафель. Юра решил проверить свою теорию о приобретённой сговорчивости на практике и хитро ухмыльнулся, озвучивая своё следующее предложение. — А в бар сходим? — быстрый взгляд в глаза, глоток кофе. — Почему бы и нет? — Дима даже не думал, прежде, чем ответить. Алкоголь входил в топ-пять их любимых тем для обсуждения, с лихвой опережая музыку и эзотерику. Чаще спиртных напитков они говорили разве что о сексе — Юра никогда не думал, что сможет быть настолько откровенным с другим человеком, тем более с Лариным, но ему отплатили взаимностью. Бессменным лидером их бесед, темой, на которую они могли спорить до хрипа и драк, была, конечно же, весьма больная — религия, но у этой дискуссии не было ни конца, ни края. Творилось что-то загадочное: Дима и его принципы изогнулись — или старательно делали вид — под юрины желания, и всё это происходило абсолютно внезапно и на серьёзных щах. Ларина кто-то похитил в Москве и вернул Юре в Питер какую-то его другую, забагованную версию? Юра решил пойти в наступление. — Ко мне пойдём? У меня плойка есть и диван удобный, — Юра заискивающе ухмыльнулся. — Хорошо. Только дай мне кофе допить, — совершенно спокойно кивнул Дима и действительно принялся пить свой американо быстрей. Юра уже ничего не понимал. Проверка была провалена, Ларин оказался не тем же самым душноватым комиком-критиком-новатором, каким был раньше. — Что происходит? — резко спросил Юра, чуть выше, чем того хотел сам. Дима снял очки и нахмурился. Теперь смотрел прямо в глаза. Юрино лицо, видимо, уже полностью изучил и сделал все необходимые выводы. — Двадцать пять свиданий, Юр, — выдохнул Дима. Он тоже считал! Юра отмечал каждую их будущую встречу в календаре Гугла, чтобы не забыть или не проспать — обычно он дрых до двух часов дня, но Дима раз за разом заставлял его просыпаться по утрам. Он стал записывать все свои встречи в календарь с того самого памятного случая с Черниковым и студией в ноябре шестнадцатого, когда Ник ждал его четыре оплаченных часа, а Юра в это время сладко спал дома, выключив телефон. Осадочек остался, как и насильно навязанная другом привычка записывать всё. Когда в прошлом декабре Юра валялся у Друже на диване, насосавшись пива, и случайно открыл календарь неловкой рукой, то увидел ещё один синий ярлычок перед самым Новым годом. Чёрт дёрнул его пересчитать остальные встречи под названием «кофе с Лариным». Двадцать одна. Олег бы сказал, что он влюбился или приревновал полушуточно, ведь Юра нашел себе ещё одного лучшего друга. Он сам не знал тогда, что и думать, но пьяный мозг решил, что почему бы и да, раз им так интересно проводить друг с другом время. Юра еле сдержал торжествующую улыбку внутри себя, когда до него наконец дошёл весь смысл сказанного. Свиданий? Серьёзно? Этого он не ожидал и одновременно подсознательно боялся. Боялся, что всё это время Дима не просто общался с ним, а весьма терпеливо ждал, осаждая собой всё его сознание, пробираясь под, ждал, пока Юра догадается сам, придет к этому на своих двоих и примет без вопросов. Но вопросы были, причем ещё какие. Например, как понять, действительно ли ты нравишься парню, не спрашивая его при этом напрямую? Юра глубоко задумался, пока Дима смотрел в него, в самую душу, кажется, если бы вообще принимал концепт души. Юра вспомнил, как читал вчера какую-то всратую статью в одном тупом бабском журнале: увидев себя в зеркало накануне, он решил, что стоит наконец подстричься и экстренно записался в салон, поскольку в барбершопе запись была более чем плотная, но, как всегда, он пришёл раньше назначенного времени, и скоротать полчаса ему помогли шедевры печатной продукции. Статья называлась «Десять признаков того, что он без ума от тебя», и он почему-то заинтересовался на её прочтение, купившись на заголовок. В статье много говорилось о флирте и языке тела, Юра не раз фыркал и качал головой, но теперь, сидя напротив Димы, почему-то вспомнил весь список и пораженно отметил, что Ларин, возможно, подходит по всем пунктам, будто так искусно троллил его. В самом начале говорилось про глаза и конкретно их зрачки, мол, они расширяются при взгляде на объект вожделения. Юра тогда хохотнул, отметив, что этот пункт притянут за уши: всё может зависеть от условий освещения, от настроения, да и от тех же веществ. Он глянул Диме в глаза, — светло-карие, такого удивительного цвета, в один тон с волосами, Юра больше ни у кого не видел подобного, — завораживающие и, конечно же, с расширенным зрачком. — Принял что? — на автомате спросил Юра. Дима моргнул, откинулся на спинку дивана и хохотнул. — Пока нет, — хитро, очень хитро сказал он, допивал кофе и неотрывно смотрел на собеседника. — А чего ты такой? — Юра неопределенно мотнул кистью, продолжая свою фразу невербально. — Серотонин ёбнул, — Ларин смущённо улыбнулся и всё же опустил взгляд. Кстати, в статье говорилось и об улыбках. О том, что парень не стесняется улыбаться искренне, в том числе и глазами, чуть сощуривая их. Юра часто замечал такое за Димой, но предполагал, что тот такой со всеми, и не заострял на этом внимания. Также там было что-то про поднятые брови и внимательный взгляд, но он решил, что у Ларина просто плохое зрение, вот он и таращится, не более того. То же касалось всех юриных шуток, даже несмешных, над каждой из которых Дима непритворно хохотал, иногда даже утирая слёзы. Бабский журнал утверждал, что это такой признак увлечения, но Юре подобное казалось бредом. Да, он, конечно, не император юмора, но ведь смешно же? Не могло ведь одно единственное тёплое чувство заставить Диму смеяться над всяким пошлым дерьмом? Юра тут же вспомнил знакомых девчонок в универе и фанаток, которые чуть ли не смотрели ему в рот и кокетливо хихикали над каждым словом, чтобы потом открыто с ним флиртовать. С такой аналогией картинка прояснялась, но начинала пугать. Странными пунктами в списке были «касается своей шеи и кадыка» и «облизывается», Юра конкретно завис на них во время чтения. Что за бред, как это вообще относится к делу? Дима часто касался своей шеи прямо сегодня, Юра даже на миг смутился, что замечал всё это за ним. Затем он украдкой глянул на Ларина. Тот смотрел куда-то ему за плечо, в зал, и будто бы невзначай скользнул языком по нижней губе, незаметно и быстро, но достаточно, чтоб у Хованского перехватило дыхание. Он мысли читает что ли? С треклятым языком тела было уже всё ясно, хотя оставалась ещё пара пунктов, вроде «открытая поза», «придвигается ближе к тебе, якобы, чтобы лучше слышать» и «пытается как-то ненавязчиво коснуться», — Юра просто мысленно поставил напротив всех них галочки и припомнил ещё несколько вещей. «Хорошо выглядит и вкусно пахнет, чтобы привлечь твое внимание». Нет, ну, это тоже явно притянуто за уши. Дима Ларин всегда выглядит так, будто сошел с красной ковровой дорожки какого-нибудь кинофестиваля и пахнет свежее, чем Питер после дождя. Юра раньше и не мыслил, что это всё для него одного. Каждый раз, как они виделись, Дима выглядел более чем опрятно, и Юра до последнего думал, что он такой везде и всегда, пока однажды они случайно не пересеклись на вечерине общих друзей. Хованский не сразу даже узнал Ларина, — тот был в мешковатой бежевой толстовке и штанах непонятного цвета, растрёпанный и со стаканом пива в руке, а в его ошарашенном взгляде будто бы читалось «Ты не должен был видеть меня таким», но Юра понял это только сейчас. Юра смотрел также пару недавних стримов, где Дима был в принципе в том же, но логично списывал это на то, что никто ведь не ходит в рубашке дома. Десятым пунктом было противоречивое «заботится о тебе» с пояснениями о маленьких незаметных жестах внимания и беспокойстве за. Если забота и была, то только какая-то странная, не до конца понятная Юре. Дима часто спрашивал его о здоровье, мотивируя это тем, что в случай чего такого же интересного собеседника на замену Хованскому придётся искать ещё лет сто, а также ворчал при лишнем упоминании пива, иногда заставлял ходить до кафе пешком. Дима никогда не давал ни названий заведений, ни адресов, скидывая почему-то одну только геолокацию. Говорил, что ему так реально удобнее. Первые раз пять Юра боялся, что приедет по координатам, а там вместо уютной кафешки окажется какой-нибудь гаражный кооператив, где его изнасилуют и убьют, — возможно, даже в другом порядке, — но Дима действительно отсылал его в неплохие и всегда едва открывшиеся заведения. На юрины возмущения по поводу того, что таксисту координаты не продиктуешь, и приходится совершать несколько лишних действий, Ларин обычно фыркал и говорил, что так-то пешком ходить полезно и почаще бы Юра это делал. Молчание незаметно затянулось, но неловко почему-то не было. Юра также отметил это для себя. Его кофе остыл и стал совсем унылым, а Дима уже допил свой. Всё-таки надо было что-то сказать или предложить. — То есть, свиданий…— начал Юра, почесав подбородок и подался вперёд сам, облокачиваясь на стол. Он не знал, как правильно продолжить эту фразу и просто поджал губы. Дима тоже сел ближе. — Ну да, — повел плечом он, пристально смотря в юрины глаза меньше чем в полуметре от собственных. Опасно близко, да. — Я ждал, когда ты допрёшь самостоятельно. — Зачем? — поднял брови Хованский. — Нравишься. Ну вот, он нравится Диме. Почему именно он? Из всех людей, из всего населения северной столицы, скажем? Тот самый конфликтный визгливый пидор, на которого не так давно лились от Димы же вполне взаимные потоки ненависти. Неужели не нашлось какой-нибудь девки, способной поддержать с Лариным беседу на любую тему и попутно отсосать ему? Юра тяжело вздохнул. — В плане? — он решил всё же дать Диме пути для отступления и оправдания, будто всё теперь не было так очевидно. — В плане, я надеюсь, кровать у тебя тоже удобная, — Ларин смотрел спокойно, прямо в глаза, снова облизнулся, затем хохотнул и опустил взгляд в стол, заметив выражение юриного лица. Последний гвоздь в крышку гроба — флирт. Юра был бы рад сказать, что слышит подобное в первый раз, но, нет, это происходит постоянно, когда Дима в особо игривом настроении, а он и сам не отставал, заставляя улыбку расцветать пышней на скуластом лице, а затем — и румянец. Нравится ли ему самому Дима? Вопрос вполне риторический, потому что он даже не знал, с какой стороны к нему подступиться и сказать вообще что-то определенное. Пожалуй, пару-тройку месяцев назад Юра бы категорично ответил «Нет!» и наорал бы за такое даже на гипотетического Олега, но сейчас напряженно размышлял, закусив губу. Применимы ли все пункты к нему? Свои зрачки и лицо он естественно не видел, смеялся вроде всегда в тему, но слушал Диму удивительно внимательно, никогда не пытаясь перебить, что для него было уже необычно. Кроме этой несвойственной ему сосредоточенности ничего необычного вроде не было. Разве что Юра не пытался также выглядеть для него лучше обычного. Было похоже на правду: вчера он специально подстригся, а уже дома достал из недр шкафа пыльный утюг, чтобы погладить вещи впервые за долгое время. Что-то на него нашло тогда, что-то постыдное, вроде «показать Ларину себя красивого». Дичь ведь. Можно было отрицать всё сколь угодно долго, но затем Юра внезапно вспомнил, какие тонкие и холодные на ощупь димины пальцы. Он не мог понять, когда и зачем вообще трогал их, но это осознание ударило в лоб, заставляя мозг трястись как желе в своей тесной коробочке. Воспоминание казалось таким реальным, что хотелось снова ощутить это охлаждающее прикосновение, и Юра потянулся к руке, лежащей на щербатой столешнице. Димина кисть всё такая же холодная, окей, проверили. Но отпускать не хотелось. Ларин смотрел на него круглыми глазами и, кажется, впервые не знал, что сказать. Вот, они держатся за руки, — значит, конец света уже наступил, значит, Дима ему и правда нравится. Как с этим жить дальше в их личном постапокалипсисе, Юра пока не знал, но не боялся узнать. — Двадцать шесть свиданий, а? — выдохнул Юра тихо, качнул головой. — Ну я и тугодум. Ему стало интересно, каково это пойти на настоящее свидание с Димой, чтобы заранее знать, с каким именно подтекстом их очередная встреча. Он подумает о том, как жить дальше, позже, а пока будет делать только то, что ему хочется. Дима лишь беззлобно усмехнулся. Юра придвинулся ещё чуть ближе и решил продолжить. — А как ты смотришь на то, чтобы сходить на первое настоящее свидание?