…он крепко прижал ее к себе, словно это была вся его жизнь и ее отнимали у него. Он обнимал ее, чувствуя, что вся жизнь в ней, и это на самом деле было так. © Эрнест Хемингуэй
С тех пор, как появилась Орихиме, жизнь Иноуэ Соры обрела смысл. Кем он был без сестренки? Обычным парнем из неблагополучной семьи, отчаянно пытающимся не стать похожим на родителей, вырваться из дома, что давно перестал быть родным, мечтающим о независимости и собственной жизни без оглядки на родителей. Он был никем — так множество раз повторял отец, сгребая сына за воротник и дыша перегаром ему в лицо, от чего Сору мутило. Ты — никто, говорил отец, брызжа кислой слюной, ты — никто, и зовут тебя никак, и ты ничего из себя не представляешь, и ты ничего не добьешься сам, никогда, поэтому заткнись и будь благодарен, мелкий ублюдок! Сора терпел. Он мог ударить отца, он отчаянно хотел его ударить, но знал, что отец обязательно изобьет его в ответ, и как он появится в школе с синяками? Гордость не позволяла Соре показываться на люди в таком виде, он не хотел видеть жалость одноклассников и учителей, не хотел и того, чтобы на него падала тень та же, что и на отца и мать — семья алкоголиков и наркоманов, грязная и порочная. И Сора молчал, сжимая зубы до боли в челюсти, не отвечая отцу, пока тому не надоедало орать на сына, и он не отталкивал его в сторону, как провинившегося щенка. Мать видела это, каждый раз видела, и не только не вмешивалась, но звонко и пьяно смеялась, наблюдая за происходящим. Ей было весело, словно Сора не был ее ребенком. Мать сообщила о своей беременности за завтраком. Завтрак приготовил Сора. Ему было шестнадцать, и он уже знал и умел все, что должен знать и уметь взрослый. Домашнее хозяйство было полностью на его плечах, кроме разве что закупки алкоголя и наркотиков. В частности, Сора убирал за родителями следы рвоты, всеми правдами и неправдами скрывал от них деньги, чтобы было чем оплатить счета, и, конечно, готовил еду из тех скудных продуктов, что можно было купить на средства, оставшиеся после оплаты счетов и тщательно спрятанные, чтобы их не пропили. В возрасте Соры парни прятали от родителей деньги, чтобы выпить самим, а он, наоборот, прятал, чтобы купить молока и яиц, риса и хотя бы немного рыбы. Ничто не предвещало ни беды, ни радости — обычное утро обычного дня, отец страдал похмельем, Сора раскладывал по тарелкам омлет, и тут мать, наливая себе рюмку саке, тайком от сына достав бутылку, лениво сообщила, словно про между прочим: — Дорогой, я беременна. Отец хохотнул: — Ну и дела! От меня или от хахаля какого-то? — Черт его знает, — пожала плечами мать. — Их, кроме тебя, много… Сора побелел, как бумага, и едва не выронил чашку с кофе. Ребенок? У матери будет ребенок? У него будет брат или сестра?.. — Может, аборт сделать? — задумчиво проговорила мать, собираясь сделать глоток рисовой водки, но Сора резким движением вырвал у нее из рук стакан, швырнул его оземь, вскочил и впервые за всю жизнь накричал на мать: — Ни за что! Никогда я тебе этого не позволю, слышишь? Ты можешь быть алкоголичкой, можешь быть наркоманкой, можешь быть шлюхой — да, шлюхой! — но ты не станешь убийцей, ясно тебе?! Ты родишь этого ребенка, и больше в рот не возьмешь эту дрянь, — он ткнул пальцем на бутылку. — Поняла?! Отец все-таки ударил Сору, и он не ходил в школу целую неделю, пока синяки не сошли. Но школа для него уже не имела значения — ничего больше не имело значения, кроме ребенка, что рос внутри матери, не подозревая, в каком аду ему придется жить. Бедное невинное дитя, ради которого Сора был готов на все — не потому, что сам хотел стать отцом. Потому, что устал от одиночества. У него не было друзей, он сам не допускал людей близко, стыдясь родителей и их образа жизни, а мать и отца родными Сора не считал, но брат или сестра, тот ребенок, что родится, мог стать ему по-настоящему близким. Его союзником. Его другом. Существом, что будет любить его, не за что-то, а за то, что он — его брат. В следующие девять месяцев Сора заботился о матери, как только мог — вернее, как только она ему позволяла. Мать не желала отказываться от привычного образа жизни, она хотела пить, курить травку, закидываться колесами, спать с мужчинами, и на нее Соре было плевать, но не на ребенка, который мог родиться больным из-за ее похождений. Что Сора стал бы делать, если бы на свет появился инвалид? Не говоря уже о жалости к пока что нерожденному малышу, страдающему от спиртного и табака. Сора ходил за матерью по пятам, следил за ее здоровьем, ругался с ней, получал побои от отца, но не успокаивался. Школу пришлось бросить, вместо этого Сора устроился сразу на несколько подработок. Орихиме родилась в прекрасный солнечный день, такой светлый и ясный, что Сора и не сомневался — сестра будет хорошим человеком. Роды прошли очень легко, словно малышка не хотела причинять матери лишнюю боль. Сора взял сестренку на руки, прижал ее к своей груди, и она улыбнулась ему беззубым ротиком. С этой секунды он знал, ради чего живет. Ради нее. Ради ее улыбки.***
Других детей из детского садика забирают мамы или папы. Взрослые дяденьки и тетеньки, которые почему-то кажутся маленькой Химе очень старыми; конечно, по сравнению с ее братом. Они целуют своих детей, обнимают, поправляют их неумело надетые курточки и улыбаются им, слушая, как сыновья или дочери взахлеб рассказывают им о том, как провели день. У Иноуэ Орихиме все происходит точно так же, но с одной-единственной поправкой. Ее из детского садика забирает брат. Сора целует ее в лоб, крепко прижимает к себе, берет за руку, следя, чтобы сестренка не споткнулась, и расспрашивает ее о делах, слушая ее веселый щебет. Сора всегда ее слушает, а не делает вид, как многие взрослые. Сора действительно интересуется, как Орихиме провела время, с кем она дружит, с кем ссорится, что нового узнала, что планирует на завтра… Но Сора ей — не отец. Он слишком молод, чтобы быть ей отцом. Химе в свои четыре года еще не знает, что иногда родителями становятся слишком рано, не знает, что сначала между другими родителями ходили неприятные слухи о семье Иноуэ, которые Сора игнорировал, но знает точно: у детей есть мама и папа. У всех. Или были, но ушли, как папа Мико, или умерли, как мама Сецуко. А у нее — нет и не было никогда.***
— Химе, а где твоя мама? — спрашивает Тору-кун, прихлопывая лопаткой песочный куличик. — Я никогда ее не видел. — У меня нет мамы, — растерянно отвечает Орихиме, сидя рядом с ним и наблюдая за лепкой куличика. Солнце такое ясное, что ее рыжие волосы блестят, как языки пламени. Птицы вовсю поют веселые песни. Тепло настолько, что хочется сбросить курточку, но воспитательница не велела. Орихиме смутно представляет себе, кто такая — мама. Она читала о мамах в книжках, видела в мультиках, но мама для нее — скорее сказочный персонаж, чем реальная личность. Как для Питера Пэна. И, как Питер Пэн, она не понимает толком, зачем нужна мама. — Она умерла? — с наивной детской жестокостью спрашивает Тору. Химе с той же наивной детской жестокостью пожимает плечами. — Не знаю. Может, умерла. — А тебя из садика забирает папа? — продолжает Тору. — Нет, — улыбается Орихиме. — Меня забирает Сора-нии-сан. Тогда им было всего четыре года, и Тору быстро забыл о своем любопытстве. Химе же, вернувшись домой, спрашивает у брата: — Сора-нии-сан, а где наши мама и папа? Сора старается не показать растерянности, но моргает точно так же, как Орихиме после вопроса Тору. Что ответить четырехлетней сестренке на такой вопрос, особенно, если ее родители… далеко не сказочные герои? Сказочные герои… А это идея. Сора рассказывает Орихиме историю о двух супергероях, любящих друг друга и своих детей, но вынужденных скрываться от злого гения, что ведет на них охоту. Поэтому они и не видятся с Сорой и Химе — чтобы злодей не узнал, где их дети, и не причинил им вреда. Химе не стоит бояться, успокаивает ее Сора, просто не гулять одной после наступления темноты и никуда не ходить с незнакомцами, а так мама и папа никогда и никому не позволят их обидеть. Особенно ее. Ведь Химе — маленькая принцесса, это имя дали ей родители… …хотя имя сестре дал Сора. Матери было все равно, а отец после ее рождения ушел в длительный запой, тем самым выражая свою радость — и злость. Орихиме была рыжей, в то время как и он, и его жена, и Сора — темноволосыми. Соответственно, Химе не была его дочерью — и Сора был этому рад. Рад, что в сестре нет ничего от жестокого отца-тирана. А может, и в нем, Соре, тоже нет. Кто знает, от кого родился он. Сора надеялся, что мать и в его случае изменила мужу. — А когда мама и папа вернутся? — взволнованно спрашивает Орихиме. — Когда победят всех злодеев, — обещает Сора. — Всех демонов. Тогда они вернутся. Это означает — никогда, думает Сора. Никогда не победят они своих демонов. И не нужно, чтобы они возвращались — им с сестрой и без них прекрасно.***
Когда Орихиме исполняется десять, у одного из ее друзей случается несчастье — его отец погибает в автокатастрофе. Кейичи не появляется на занятиях, а, появившись, говорит, что теперь он — наполовину сирота. Орихиме сочувствует другу, как только может, делает для него бенто и помогает с домашними заданиями, а спустя неделю спрашивает у Соры: — Нии-сан, наши родители умерли? — Что? — удивляется Сора. — С чего ты взяла? Насколько ему известно, родители живут и здравствуют. И об отсутствии детей и потере опеки над Химе вряд ли горюют. Сора, в свою очередь, рад расставанию с ними. Но Химе… она не помнит их. Не помнит, какие они, не помнит, что они — чудовища, которые однажды посмели ударить двухлетнего ребенка. Сора не хочет ее ранить. Сестренка такая светлая — к чему открывать ей темные стороны мира в столь юном возрасте? — Ты когда-то сказал, что они — супергерои, — дуется Орихиме. — Но это же неправда. Не бывает супергероев в реальности. Ты не хотел меня расстраивать, да? На самом деле они умерли? Разбились на машине, как отец Кейичи-куна? Или в самолете, как в том американском сериале? — Нет, — Сора качает головой. — Они живы. Клянусь тебе, Химе, это правда. Просто они… Они заняты. Только обещай, что никому-никому не расскажешь! Это тайна! Сора снова врет. Рассказывает Орихиме, что их родители — гениальные ученые, и заняты изобретением лекарства от всех болезней, поэтому живут в закрытом герметичном пространстве и не имеют права контактировать со внешним миром. Соре удается быть убедительным — Химе ему верит.***
Орихиме двенадцать, и она случайно подслушивает разговор двух учительниц. Не хочет подслушивать, но, когда проходит мимо учительской, слышит свою фамилию и замирает на месте, решив, что речь идет о результате теста. — Иноуэ? — спрашивает учительница географии. — Та еще семейка у бедняжки, — отвечает физичка. — Отец — алкоголик, мать — проститутка, да и тоже злоупотребляет, плюс оба были замечены в хранении наркотиков… Когда Иноуэ-чан было два года, они ее чуть не убили, с тех пор с братом живет, он над ней опеку оформил… Дальше Орихиме не слушает — не помня себя, срывается с места и бежит прямиком домой, забыв об уроках, о ждущей ее Тацуки и вообще обо всем. Сейчас был важен лишь Сора — и его ложь. У Соры выходной на работе, и он собирается приготовить для сестренки ее любимые пирожные, но от готовки его отвлекает появившаяся на пороге кухни рыдающая Орихиме. Сора никогда не видел ее такой — глаза Химе блестят от злости. На кого — она сама пока не понимает. На родителей? На брата? На себя и свою глупую веру в сказки? — Химе, — шепчет Сора, опускаясь на колени так, чтобы заглянуть ей в лицо. — Химе, что случилось? Тебя кто-то обидел? — Ты мне врал! — всхлипывает Орихиме. — Ты мне всегда врал! Наши родители… Никакие они не супергерои… И не ученые… Я верила, Сора! Я верила, а они… Они… Ты всегда называл пьющих людей отребьем, а наркоманов и вовсе за людей не считал, но ты скрывал, что наши родители — такие! Не герои! Чудовища! Сора повинно склоняет голову, протягивая руку к сестре и со стороны напоминая рыцаря, дающего клятву принцессе. — Химе, прости меня, что не сказал правду. Я не хотел тебя расстраивать, вот и все. Наши родители того не стоят. Ни одной твоей слезинки они не стоят. Я забрал бы тебя у них раньше, если бы мог, но я был вынужден дожидаться своего совершеннолетия. — Они правда могли меня убить? — с замиранием сердца спрашивает Орихиме. Сора кивает, не в силах ответить вслух. До сих пор больно вспоминать это, хорошо, что Химе забыла. Орихиме громко всхлипывает и обнимает брата, обвивая его шею руками и прижимаясь всем телом. Целует в макушку, и черные волосы смешиваются с огненно-рыжими. — Ты меня простила? — спрашивает Сора. — Ты меня спас, — просто отвечает Орихиме. — Ты спас мне жизнь. Не те родители из сказки — супергерои, а ты, Сора. Сора обнимает Химе так крепко, словно в ней — вся его жизнь. Прижимает ее к себе и гладит по спине, как в детстве, когда она боялась монстров под кроватью. В Химе и правда заключена вся его жизнь. Она и есть его жизнь. Рыжая девочка-жизнь, светлая, добрая и теплая. Солнечная, яркая и созидающая, не умеющая и не способная ненавидеть. — И ничего страшного, что у меня нет папы и мамы! — уверенно говорит Орихиме. — Они нам совсем не нужны! Ты мне как папа и как мама! И никто нам не нужен больше! Правда, Сора? Сора поднимает Орихиме на руки, хотя давно этого не делал — ей уже двенадцать и она взрослая для такого. Заглядывает сестре в глаза и улыбается, не видя слез. — Правда.