Кошмар

            Тела очень близки друг к другу. Колени упираются во влажную, усеянную красными листьями, землю. Грязь чмокает под коленями, и то и дело приходится их сводить вновь. Холодок щиплет выставленную ему кожу. Свежее дыхание маленького пруда лобызает лопатки и живот, щекочет незримыми языками поясницу и грудь. Но двоим юношам не холодно. В висках стучит ненасытное желание, и в груди трепещет буйно и рьяно сердце. Теон держит ягодицы Робба, крепкие, упругие. Мышцы на них играют в напряжении. Движения навстречу рваные, короткие, беглые, как будто наугад. Внизу туго, сухо и так узко, что зубы сводит от возбуждения. Толчки медленные, но не аккуратные. Он старается протиснуться наспех, заполнить хрипло дышащего под ним Волчонка собой до основания, но он ещё чересчур зажат, и от того хочется поиметь его вдвойне жёстче. Теон заводит правой рукой его руки за спину, оттягивает левой, стиснув проворными пальцами каштановые кудри, голову поближе к себе и проводит языком по взмыленной гибкой шее, прикусывает губами кадык. Робб нервно вздрагивает. Он кряхтит, поверженный, и неуверенно движется навстречу Теону. Теон грубо входит до конца, до болезненного всхлипа, срывающегося с уст молодого Старка, и даёт ему почти милосердную передышку. Он хочет прочувствовать эту скованность чужого тела, сжатие чужих мышц. И губы растягиваются в приторной и одновременно надменной усмешке победителя, хотя Теон не осознает, взаправду ли он победитель или пленник похоти. Его руки плавно скользят вдоль обнаженного торса Робба вниз. У заросшего мелкими каштановыми завитками паха ладони его расходятся в стороны вдоль подрагивающих бёдер, ныряют на внутреннюю сторону и толкают те ещё дальше друг от друга. Робб нехотя поддаётся. Он чувствует, как Теон растирает ладонями место, где сосредоточена сейчас вся его кровь, и выгибает грудь, словно готовясь взвыть, как волк на луну. Вместо этого Волчонок скрипит зубами, лязгает челюстями. Кричать здесь слишком опасно. За ними наблюдают Старые Боги. И ненароком могут явиться лорд Эддард и леди Кейтилин. Теона должно это напугать, однако стыд совсем покидает его, когда Робб, наконец, расслабляется и впускает его в себя без труда. — Трахни меня, Грейджой, своим волшебным членом, — сдавленно произносит Робб.       Теону невдомёк, откуда у Старка силы на разговоры. Он, кажется, сам оборачивается волком и закусывает плечо Робба, как это делают кобели с течными сучками во время вязки. И плевать уже на разъезжающиеся в мокрой грязи ноги, на то, что кто-то может застать их в столь неприглядном виде. Робб ноет и скулит, терпеливо вынося норовистый темп, заданный Теоном, как покладистая шлюха широко расставляет ноги и выставляет вперёд зад. Его щеки покрываются румянцем, похожим на девический стыдливый. Теон отпускает его плечо и нашаривает губами сомкнутые губы Волчонка. Робб даже на мгновение приоткрывает свои голубые чистые глаза, заполненные искрящимися слезами, но не успевает поймать шустрый язык Теона. Несмотря на боль и тесноту, он требует «глубже». Теон прижимает его за плоский живот к себе и движется неимоверно грубо внутри, почти не выбираясь из Старка. Наслаждение липкой волной накатывает постепенно, и Теон уже не слышит никого и ничего, закрывает глаза, готовясь ловить губами воздух, но Робб в один миг сжимается до боли, стискивает его запястье на своем животе и отодвигает от него. Теон всё же изливается в него и раскрывает глаза. Перед ними застыли две фигуры: лорд Эддард и леди Кейтилин. Он наспех покидает Робба, всё ещё бурно изливаясь уже на его ягодицы, и замирает так же, как и фигуры перед ними. — Позор! — каркает ворон и упорхает с дерева. — Позор! — кричит он, взмывая в серое небо Севера. — Позор! — Теон дрожит от этих звуков, точно побитый, оседает в грязь и просит со слезами на глазах у холодно глядящего лорда Эддарда прощения.       Но лорд Эддард холоден и не внимает его мольбам. Он достает из ножен Лёд и, отпихнув Робба, замахивается дымчатой валирийской сталью. Меч шаркает по воздуху, и в Богороще застывает пронзительный вопль Теона Грейджоя.       Густая дымка застит ему глаза и вдруг рассеивается. Все вокруг качается и плывет. Нет, он не в Богороще. Вокруг слишком темно, лишь небольшая полоса света проскакивает по деревянному полу, прямо на уровне глаз. Он понимает, что сидит в постели, в собственной каюте, на борту «Морской суки». «Пекло! Кажется, это был сон», — молнией проносится мысль в его голове. — Точно, кошмар! — говорит он сам себе. Теон не узнает собственного голоса, дыхание сбитое, тело пробирает мелкая дрожь, пот сбегает по спине градом, и его мутит. — Что за дрянь? Приснится же такое! Надо это прекращать! — вновь обращается он сам к себе.       Резко сбросив с себя одеяло, он шарит одной рукой возле кровати, находит штаны и натягивает их. Руки все еще трясутся. Прохладный воздух обволакивает его почти нагое тело. Становится зябко. В этот миг он вспоминает, что скинул одеяло не только с себя. Бегло взглянув на мирно спящую рядом Сансу, он тут же возвращает одеяло на место. Сам медленно поднимается и выходит из каюты, босиком, прямо в одних портках.       Ветер попутный, корабль идет под полным парусом, и большая серебристая луна указывает путь. Она светит так ярко, что отблески видны даже на деревянной палубе, а что уж говорить о поверхности моря. Кажется, что они прыгают сквозь волны, как маленькие рыбешки, переливаясь при этом самыми разными цветами. И звезды на небе не такие, как на Севере. От них исходит света не меньше, чем от лунного диска. Кажется, что кто-то разбросал драгоценные камни по темному бархатному полотну.       Ночная прохлада освежает, но Теон не замечает этого. После кошмара он, как пьяный. Надо протрезветь и прийти в себя. Грейджой подходит к рулевому и жестом показывает ему уступить пост. Довольно улыбнувшись, видимо оттого, что у него появился неожиданный отдых, матрос освобождает место своему капитану. Теон погружается в свои мысли и не замечает, как ум глубоким омутом окунает его в воспоминания. Вереница событий прошлого настигает его. Вот он, еще маленький мальчик, играющий во внутреннем дворе Пайка с деревянными игрушками, а вот неизвестные люди с криками врываются в замок и забирают его. Дальше, он стоит на палубе корабля и смотрит на удаляющийся Лордспорт, покрытый руинами и пеплом. Позже, он уже в Винтерфелле, выезжает с Роббом и Джоном на первую охоту. Картинки сменяют друг друга, одна за другой. Вот и приезд короля Роберта, в корне изменивший жизнь всех, а за ним и новая война, в которую постепенно втягивается весь Вестерос. Наконец, ум останавливается на этой чертовой присяге, которую он дал Роббу. Возможно, если бы не она, он не чувствовал бы себя так паршиво, после того как захватил Винтерфелл. — Скорее всего, отсюда все эти сны, — говорит он сам себе. — «Теперь ничего не поделаешь, придется жить со всем этим».       Занимается заря. На горизонте виднеется тонкая линия предрассветного солнца. Возле Грейджоя вновь появляется вахтенный матрос. Теон молча отдает руль и направляется обратно в каюту. Санса все также мирно спит. Лунная дорожка на этот раз как раз пробегает сначала по ее сомкнутым векам, таким соблазнительным губам, а потом и по рыжим волосам, которые напоминают Теону пламя костра. Красный, желтый, оранжевый и синий вплетаются друг в друга. Именно его леди отвлекает Грейджоя от непрошенных мыслей, бесконечных душевных метаний и угрызений совести. Она поворачивается во сне так, что одеяло сползает, обнажая ее округлую грудь. Лунный свет, тем временем, пробегает по ее столь манящим выпуклостям, от чего они кажутся еще более желанными и соблазнительными. Его естество наливается кровью. «В Бездну все и всех!».       Скинув штаны, Теон быстро забирается под одеяло и ласково касается ее кожи. Она нежная, как шелк, впрочем, как и всегда. Он медленно проводит рукой по ключице, затем по груди, животу и спускается вниз, к ее лону. Там нежно, горячо и влажно. Санса издает протяжный стон, который, как самая сладострастная песня, врезается в его уши и заставляет продолжать. Его движения становятся более требовательными, ее стоны более глубокими. Она полностью расслаблена и до конца не осознает, что происходит с ее телом. Сон все еще владеет ей, но совсем недолго. С трудом отняв руку от ее женственности, Теон разводит ее стройные ноги в стороны и, удобно устроившись между ними, входит в нее, и грубо и нежно одновременно. Санса вскрикивает, подается вперед и обвивает его торс своими ногами, показывая, что приняла его. Теон не дает ей опомниться и начинает двигаться в ней резко и быстро. Она впивается ему в спину своими маленькими коготками, словно кошка в свою добычу. Он чувствует покалывание, но мысленно улыбается. Это приятная боль, которая заставляет его брать её еще сильнее. В какой-то момент их стоны сливаются и полностью заполняют каюту. Пик удовольствия близок, и нет ничего и никого, кроме них. Мир останавливается. Сансу пробирает дрожь. Теон приподымается на коленях, заставляя её отцепить пальцы от своей спины. Он перехватывает точёные кисти и придавливает к постели. Наверное, ей больно, но она, скорее всего, этого не замечает, так как всё еще дрожит от наслаждения, которое вскорости настигает и его. Тяжело дыша, он нехотя покидает её лоно и откидывается на спину. Они не слышат ничего, кроме дыхания друг друга, и только несколько мгновений спустя она поворачивает голову в его сторону и смотрит затуманенным взглядом, возможно, чтобы что-то сказать. Он молча притягивает ее к себе и понимает, что не хочет отпускать. В эту минуту Теон Грейджой замечает, что наступило утро. Кошмаров больше нет.