Finito la tragedia

— Проходи уже! — грубо прикрикнул фотограф. Николай II отвлёкся от своих мыслей и проворно спусился в подвал, где уже несколько минут присутствовала вся его семья: «грязный холоп поднимать голос на меня смеет! Был бы здесь лишний взвод Лейб-гвардии, я б тебя...». Но Лейб-гвардии и пулемётов здесь не было, поэтому Великий император сделал вид, что не заметил этого ужасного быдляцкого тона. Он решил вспомнить всех своих кошек, которых он убил: «Так одну ещё Петрограде 2 года тому назад убил из ружья». Эти мысли помогли ему прийти в себя. На душе стало поспокойнее, но мысли о Россиюшке не давали ему покоя: «Проклятые террористы! Что их не устраивало? Православие было? Конечно! А народность? Да! Самодержавие? А я кто тогда? Очевидно, что это агенты Германии и лично самого Кайзера или как я его называю кузен Вилли!». — Император, император, я вам покушать принесла! — в подвал вошла гувернантка и закричала так, что император чуть не споткнулся об ванну с серной кислотой. Перед собой гувернантка держала большую порцию русского хлеба. Император отказался от трапезы он сильно был занят мыслями о России и кошках: «Интересно, как там, в Париже? Кто меня будет защищать и умирать за меня? А рабочих можно расстреливать? А кошки не хуже наших?». Он в печали ходил по подвалу, пока его семья становилась перед фотоаппаратом, а фотограф настраивал свой «фотоаппарат» как успел окрестить его царь-батюшка. — Государь, пора! — произнёс один из нескольких фотографов: «Наконец! Скоро ведь прибудет корабль до Франции, а там пиво, французские булки и парад в нашу честь. Я на белом коне. Ведь я полк... тьфу, Всероссийский император! Посмотрите на мою форму!». Он неторопливо подошёл к своей семье и заметил, что на всех фотографах были шапки-чеченки с красной звездой. Он почувствовал себя неуютно, будто бы ему грозила опасность. Последний раз так было, когда он принёс к себе в палаты слепого котёнка. — Мы все в кадр вмещаемся? Может, мне встать как цапля? — предложил Николай. — Нет, всё хорошо, — ответил фотограф и достал наган. Его примеру последовали остальные фотографы. Император засомневался в качестве будущего снимка. — Судари, а что... — Николай не успел договорить пули ударили ему в грудь, выбив воздух из легких. Когда он повалился на пол, судорожно пытаясь вздохнуть простреленными легкими, выстрелы продолжались. Сквозь писк в ушах доносились оглушительные крики его семьи, которых сражали вражеские пули и они рикошетили по всей комнате ибо в корсетах Великих княжон и императрицы были зашиты бриллианты, его разум быстро угасал. Ему вспомнился берег чёрного моря в Ливадии, игристые напитки вроде шампанского имени князя Голицына, море, вечер и юные гимназистки и, конечно, дворовые кошки и вороны. Перед тем, как его разум окончательно затуманился и погас, в голове мелькнула одна единственная мысль: «За что?!».