незабываемый

Се Лянь думал, что хуже быть уже не может. Но, как оказалось, у Вселенной есть ещё тысяча и один способ заставить его почувствовать себя полным неудачником. Вполне себе может быть хуже, раз он опоздал на свой автобус, который ходит раз в час, — он прибежал на остановку, но автобус показал ему лишь свой хвост и, выпустив облако выхлопных газов, уехал, оставив его одного. Мало того, что ему своих хлопот хватает с головой, так ещё и неожиданно, за день до начала нового учебного года, его вдруг сделали куратором первокурсников. Се Лянь взглянул на часы и вздохнул — пока что он не опоздал, но через десять минут его уже можно будет считать непунктуальным наставником. От одной только мысли, что целых двадцать пышущих жизнью восемнадцатилетних ребят ждут его у дверей закрытой аудитории, и без того волнуясь, Се Лянь поёжился. Кто же мог знать, что проклятый замок решит сломаться именно в тот момент, когда ему нужно будет выходить? Оценив ситуацию, Се Лянь принял решение потратить последние деньги на такси, чтобы хотя бы просто добраться до университета. Ну и как, скажите на милость, его группа сможет проникнуться к нему доверием, если он даже приехать вовремя не в состоянии? Уже в машине Се Лянь написал Лин Вэнь смс, чтобы она открыла аудиторию сама — быть может, неприятный осадок чуть-чуть растворится из-за того, что Се Лянь не заставил ждать их в коридоре всё то время, что он ошалело добирался до места? Се Лянь ненавидел себя. Он ненавидел свою чрезвычайную неудачливость, неумение предугадать, что может случиться, если не поменять замок, который висел сломанный вот уже несколько дней и окончательно отвалился в важный для Се Ляня день. Он ненавидел свою жизнь, которую и жизнью назвать нельзя, но всё равно не решался её прервать. Когда такси остановилось у ворот университета, время опоздания Се Ляня составляло всего пять минут. Он подумал, что это не так много и что в целом первокурсники смогут его простить, если он заикнётся о пробках в центре города. На пропускном пункте он приложил к турникету свой пропуск — «Се Лянь, аспирант, кафедра зоологии беспозвоночных» — и побежал. До главного корпуса примерно три минуты бега — это Се Лянь усвоил ещё в свои студенческие годы, когда постоянно опаздывал на пары. Теперь это всё далеко позади, но он всё ещё ощущает себя посмешищем — вот он, пример для своей курируемой группы, бежит со всех ног на собрание, опаздывая уже на восемь минут. В такие момент его тело вдруг обретало невероятную силу и выносливость — раньше он не мог без отдышки преодолеть и два пролета лестницы, а сейчас без труда взлетел на четвёртый этаж. Как и предполагалось, ребята уже зашли в аудиторию — Се Лянь услышал приглушённый закрытой дверью смех и звуки разговоров. Почему-то, стоя прямо перед дверью, Се Лянь почувствовал невыносимую слабость в коленях. Его дыхание участилось, и ему понадобилось время, чтобы привести себя в порядок и наконец толкнуть дверь, сделав шаг вперёд. Два десятка глаз устремились на него в этот же момент. Се Лянь хотел было опустить взгляд и просто пройти к трибуне, но вместо этого оглядел аудиторию и тепло улыбнулся. Всего лишь напуганные вчерашние школьники — вот его сегодняшние слушатели. Некоторые уже сбились в небольшие группы, но всё ещё чувствовали себя немного неловко друг с другом. Совсем неуместно и не вовремя Се Лянь стал жертвой приступа ностальгии — когда-то и он сидел точно такой же, напуганный и растерянный, на своём первом собрании в университете. — Доброе утро, — сказал он, откашлявшись, остановившись за трибуной. — Прошу простить за опоздание, я забыл сделать ставку на пробки в центре города в такой час. Надеюсь, вы не будете на меня обижаться. Перебегая глазами от одного лица к другому, Се Лянь, по спине которого прокатилась волна облегчения, улыбнулся, осознав, что ни одно из этих лиц на него не злилось, а улыбалось в ответ. Он подошёл к доске, взяв в руку маркер, и аккуратным почерком написал своё имя. — Меня зовут Се Лянь, я аспирант на кафедре зоологии беспозвоночных — произнёс он. — Меня назначили вашим куратором, а это значит, что я буду рядом с вами в процессе всего вашего обучения в университете. Сегодня нам нужно решить несколько организационных вопросов, и выбор старосты — один их них. Может быть, кто-то уже готов предложить свою кандидатуру? В аудитории кто-то кашлянул, после этого воцарилась идеальная тишина. Се Лянь даже мог слышать, как бьётся его собственное сердце. Конечно, никто из них не хочет заниматься этим — когда он был на первом курсе, из его группы тоже никто не согласился стать старостой мгновенно. — В этой работе нет ничего сложного, — пояснил он. — Староста станет лицом вашей группы, будет официально представлять интересы каждого в деканате и ректорате. Также староста будет тесно сотрудничать с куратором группы, и… Он не договорил, потому что в толпе вдруг кто-то поднял руку вверх. Се Лянь встретился со взглядом чёрных глубоких глаз. — Я хочу быть старостой группы, — сказал молодой человек, не отрываясь глядя на Се Ляня. По аудитории пронеслась волна шёпота, все начали переглядываться, глядя на смельчака. Он резко выделялся среди остальных из-за своего красного бомбера и волос цвета вороного крыла, собранных в высокий хвост. В ушах поблескивали красные жемчужины-серёжки. Се Лянь сглотнул — почему-то находиться под этим взглядом ему было не по себе. — Что ж, раз никто больше не хочет быть старостой, тогда, кажется, мы приняли решение, — пробормотал Се Лянь. — Назовите ваше имя, пожалуйста. — Хуа Чэн, — отозвался парень, обнажив два ряда белых зубов. — Прекрасно, — Се Лянь улыбнулся, черкнув его имя на бумажке. — Одной проблемой меньше. Теперь я немного расскажу вам о вашем учебном плане. Когда собрание подошло к концу, Се Лянь попросил старосту остаться, чтобы обменяться контактами. Когда аудитория опустела, Хуа Чэн не спеша подошёл к нему с записной книжкой в красной кожаной обложке в руках. Он стоял напротив Се Ляня, устремив на него свой проницательный взгляд. Се Ляню вдруг показалось, что этот парень видит его насквозь — настолько сверлящим был его взгляд. И в глубине этих чёрных глаз он не смог разглядеть никаких эмоций, будь то дружелюбие или заведомая враждебность. — Что ж, Хуа Чэн, я оставлю тебе свой номер и адрес электронной почты, чтобы ты мог связаться со мной, если у группы будут какие-то проблемы или если появятся вопросы, — сказал Се Лянь, перебирая свои бумажки, лишь бы не смотреть ему в глаза. — Ты готов записывать? — Может быть, вы сами напишете ваши контакты в моём блокноте? — Хуа Чэн слегка улыбнулся, и у Се Ляня отлегло от сердца — теперь, когда его сдвинутые в центр брови разгладились, он выглядел менее устрашающим, чем раньше. Улыбка придала его лицу мягкость. — Боюсь, что со своим почерком я потом не смогу разобрать написанное. — Да, конечно, — Се Лянь протянул руки вперёд, и Хуа Чэн вложил в них раскрытый на пустой странице блокнот. Затем, написав всё, что счёл нужным, отдал его обратно. — Красивый почерк, — хмыкнул Хуа Чэн, разглядывая написанное Се Лянем. — Кажется, вы очень сдержанный человек, обычно скрывающий свои истинные чувства. Се Ляню стоило огромных усилий сдержать свою челюсть от резкого падения вниз. Он попеременно смотрел то на свой почерк, то на Хуа Чэна, всерьёз удивляясь, как он сумел найти взаимосвязь между его характером и манерой письма. — А ты, должно быть, увлечён графологией? — наконец выдавил из себя Се Лянь, попытавшись улыбнуться. — Увлечён — довольно громко сказано, — усмехнулся Хуа Чэн, пряча блокнот в свой рюкзак. — Так, интересуюсь. — Должно быть, это действительно интересно, — кивнул Се Лянь. Хуа Чэн что-то хмыкнул себе под нос и двинулся к выходу из аудитории. Затем обернулся и сказал: — До свидания, господин куратор. И закрыл дверь, не дав Се Ляню ответить. Он всего лишь хотел сказать, что эта учтивость ни к чему — называться господином куратором Се Ляню было вовсе не по душе. Теперь, когда в аудитории никого не осталось, Се Лянь вдруг почувствовал слабость во всём теле. Он мгновенно обмяк и тяжело опустился на стул, без которого наверняка оказался бы на полу. Губы содрогались в быстро сменяющих друг друга нервных улыбках. «Почему я так переживаю? Всё прошло хорошо и уже закончилось», — думал он, пока его сердце бешено ускоряло ритм. В памяти проносились размытые лица ребят из его группы, с которыми ему предстояло работать как минимум ближайшие два года, если не возникнет никаких проблем. И в общем ворохе мыслей отчётливо поблёскивали, словно маячок, красные серёжки.