Блюдо №32

Коктейль переливается совершенно невообразимыми цветами. Харли не знает, виноваты в этом его предшественники, химия жидкостей или же попросту блики от дискошара. Сейчас, в ночь ее триумфа, это не имеет никакого значения. Важен лишь огонь, который разжигает в горле каждый глоток, важна лишь музыка — настолько громкая, что в ней теряются и мысли, и ритм собственного сердца. Важны улыбки парней с соседнего столика, важно первое в ее жизни короткое платье, остриженная до плеч коса и неумело нарисованные стрелки. Важен тот факт, что в приют возвращаться больше не придется, что искать ее уже никто и никогда не будет. Поступила — пусть не в лучший колледж, зато со стипендией и личной комнаткой в кампусе. Доказала всем — и себе в первую очередь — что не такая она и бестолочь. Теперь впереди студенчество — и свобода, сладкая, долгожданная, выстраданная над учебниками, оплаченная часами зубрежки и одной пренеприятнейшей ночью свобода. Наверняка они с одногруппницами еще побывают в клубах — но этот раз не переплюнет уже никакой другой, ведь новое всегда круче повторов. — От джентльменов, — перекрикивая стоящий шум, произносит бармен — и перед Харли как по волшебству вырастает чистый бокал на высокой ножке. Шейкер взлетает в воздух, бутылки сменяют одна другую — на эти фокусы она уже успела налюбоваться, а потому без сожаления отворачивается, салютует остатками коктейля и шлет воздушный поцелуй главным спонсорам сегодняшнего веселья. Как все же приятно быть в центре внимания! Новый коктейль божественно пахнет персиком. Гора сливок нежно касается губ, сладкая жидкость пьется так легко, будто градусов в ней нет и вовсе. Но блаженство быстро прерывает сомкнувшаяся на запястье рука. — Ты совсем спятила? — без капли такта интересуется рыжеволосая девушка, которой минуту назад у стойки не было. — Чего тебе надо? — спрашивает Харли, пытаясь сквозь зарождающееся головокружение сфокусироваться на ее лице. — Чтобы ты завтра не пожалела об этой ночи, — горячий гневный шепот щекочет волосы на виске, аромат роз становится даже слишком сильным — равно как и духота зала. — Ты здесь сама? Тогда возьми меня под руку и сделай вид, что рада встрече. Она хотела бы поспорить, но заплетающийся язык никак не может расставить слова в нужном порядке. Первые шаги даются нелегко — и дело не только в неудобных шпильках из массмаркета. Мир раскачивается в такт музыке, замирает вместе со вспышками света. Перед глазами плывет хоровод пятен и бликов. Веселье не останавливается, но теперь от вида танцующей толпы становится нехорошо — до горячей боли где-то за глазными впадинами. Единственное, что остается стабильным — локоть под зеленым в клеточку рукавом рубашки. Не останавливаясь, рыжая что-то резко отвечает подошедшим парням. Те в конце концов отступают, а Харли едва успевает за ней — и почти виснет на руке, когда они наконец останавливаются у заднего выхода из клуба. Как на зло, воздух вместо предрассветной свежести полон гнилостного смрада. От этого тугой клубок в желудке становится еще ощутимей, а сознание ни капли не яснеет. — Два пальца в рот, — без тени издевки в голосе подсказывает новая знакомая. — Станет легче. Придерживаясь за стенку, Харли склоняется над урной — и запах делает все за нее. Она не помнит, чтобы ей когда-то было так плохо от алкоголя. Разве что в тот далекий раз, когда они с другими послушницами стащили из госпиталя флакон спирта и распили его на четверых во время голодного поста. Хорошо хоть догадались разбавить святой водой. Ну и влетело им всем тогда… Но что произошло сейчас? Ведь все было из бутылок с этикетками — и самогоном ни разу не пахло… — Тебе не объясняли, что в такие места лучше самой не ходить? — Мне только говорили, что это обитель дьявола. Вот, решила проверить. Губы рыжей тронула усмешка. Она стала что-то искать в своем клатче, а Харли впервые за вечер смогла нормально рассмотреть ее. Кеды, джинсы-скинни, фланелевая рубашка поверх белой майки — наряд не очень-то подходит для клуба. Да и макияжа на красивом лице почти нет. — Держи, — девушка наконец закончила раскопки и протянула пачку бумажных платков. — И на будущее — лучше не принимай алкогольные комплименты. Могут или просто споить, или подмешать чего-то. — Спасибо. А ты-то что в таком месте забыла? — Пришла с подругами, да только компания уже рассосалась. Ты в клуб возвращаться собираешься? Взглянув на пошарпанную дверь, Харли покачала головой: — Нет, с меня на сегодня хватит. Жаль, подземка еще не работает, придется где-то шататься до утра. — Если хочешь — могу показать одну забегаловку, — произнесла рыжая после короткой паузы. — Там тихо, и готовят неплохо. — Это было бы славно! Меня, кстати, Харлин зовут. Можно просто Харли. — Памела. Можно просто Пэм. Ресторанчик, о котором говорила Памела, располагался в трех кварталах от клуба. К концу первого Харли все же сняла туфли, ремешки и задники которых уже были обильно окроплены кровью из растертых ног. Теперь приходилось идти, внимательно глядя на мостовую, но это все равно было лучше пронизывающей пятки боли. — Я кажется поняла, — поделилась она открытием с Пэм, — на каких ножах танцевала Русалочка. Ведьма в подарок к ногам вручила ей вот эти шпильки. — Вполне возможно, — кивнула головой та. — А заодно внушила, что без них Принцу никакие ноги интересными не будут. Вот мы и продолжаем добровольно мучиться ради воображаемой красоты. — Ты на философа учишься? — попыталась угадать Харли. — Совсем мимо. На биолога. А ты? — А я только-только в медицинский колледж поступила. Хочу стать психологом. Или психиатром. Пока не решила. — Интересный профиль. Мечтаешь помогать людям? — Ага. И с собой заодно разберусь. Но это еще вилами по воде писано. Кто меня знает, может, отучусь два года и брошу все к чертям. — Я в первое время тоже сомневалась. А потом встретила своего научного руководителя — и буквально заразилась интересом к генной инженерии, — с улыбкой ответила Пэм. — Ну, а мы уже пришли, — она махнула рукой в сторону яркой вывески на торце дома. — Не пугайся тесноте, там все на вполне достойном уровне. Харли только пожала плечами. С первого взгляда сквозь стекло двери ее очаровал разномастный интерьер крохотного зала. Попугайчик в клетке с колокольчиком, груды поблескивающих банок за стойкой, небольшие круглые столики — все было ново и интересно. И пахло здесь хорошо — какими-то специями и благовониями. — Добрый вечер, моя дорогая Роза! — поприветствовал Памелу немолодой азиат, выйдя откуда-то из подсобки. — О, вы сегодня не одна? Всегда рад новым гостям. Чего же желает прекрасная Лотос в такой час? — Блюдо №32 два раза, и острого соуса побольше, — по-хозяйски распорядилась ее новая знакомая, указывая пальцем на квадрат меню. А Харли была слишком пьяна и счастлива, чтобы вспомнить, что не очень-то любит перец. Да чего уж там, она согласилась бы даже на сапог под чили в качестве завтрака — лишь бы еще побыть в компании рыжеволосой красотки. Она не могла вспомнить, когда в последний раз с таким удовольствием с кем-то болтала — и ей до безумия хотелось, чтобы странное знакомство не оборвалось навсегда с наступлением рассвета, чтобы с его приходом абсолютное одиночество не вернулось с новыми силами. Тогда никто не мог предположить, что после пары коротких встреч и неловкой переписки наступит не конец, но пауза длинной в десять лет. Что после, разбирая досье на своих новых пациентов, доктор Квинзель далеко не сразу соотнесет Ядовитую Плющ и Памелу Айсли. И уж конечно, Харли не догадывалась, что незадолго после этого станет с нею самой. В те предрассветные часы будущее напоминало о себе лишь смутной, необъяснимой тревогой где-то под ребрами. Такой тихой, что смех с легкостью ее заглушал. Непривычная еда оказалась весьма вкусной, разговор тек все так же плавно и хорошо, номера телефонов уже отпечатались в записных книжках — и волноваться было просто не о чем. — Почему он называл нас цветами? — поинтересовалась Харли, когда они уже неспешно шли в сторону ближайшей станции метро. — Не знаю, — улыбнулась Пэм. — Меня, думаю, из-за духов. А ты ему просто понравилась. Лотос в Китае — символ чистоты и просветления. — Совсем на меня не похоже. — Доку виднее. Он никого не называет просто так. Над Готэмом поднималась первая, желтовато-белая заря. Город от этого становился еще меньше похож на мечту с обложек — уже ушла ночная тьма, еще не пришла всескрывающая суета. Поддерживая разговор, Харли думала о том, стоит ли на прощанье поцеловать свою новую подругу, и желание вкупе с промиле алкоголя в крови победили здравый смысл. Ведь лучше сделать и пожалеть, чем не сделать и все равно пожалеть. Поцелуй в шуме прибывающего поезда вышел коротким и смазанным. Что такого особенного находят в метро любящие пообжиматься там парочки Харли так и не поняла. И пусть Памела не отшатнулась, на прощание с улыбкой махнула рукой — все же не стоило так спешить. За этот порыв пришлось заплатить неловкостью при новой встрече — а дальше все покатилось как снежный ком. Уйдя в написание диплома буквально с головой, Пэм, казалось, вообще утратила интерес к миру за пределами лаборатории. У Харли тоже начались занятия, и она не слишком расстроилась, когда их общение прервалось, и на нее перестали литься реки рассказов о новых экспериментах и написании статей на какие-то очень заумные темы. Но кое-что эти короткие и сумбурные отношения ей все же оставили. Все свои годы учебы она по паре раз в месяц забегала к Доку — просто для того, чтобы окунуться в почти семейный уют его ресторанчика. О Памеле с хозяином не заговаривали, а блюдо №32 действительно оказалось лучшим из всего меню — особенно с двойным острым соусом — и вскоре перешло в разряд «как обычно». Но самым вкусным оно все равно было той ночью — то ли из-за новизны, то ли из-за сопутствовавшего разговора. Даже после обращения эта забегаловка осталась одним из немногих мостиков, которые соединяли Харли Квинн с ее прошлым. И она всегда знала, куда пойдет и что закажет, когда в ее жизни все в очередной раз встанет с ног на голову. А Док все так же продолжал называть ее Лотосом — будто бы не замечая, что от девушки, которая пришла к нему одним необычайно жарким августом, уже ничего не осталось…