***
Феликс очухается в белом помещении, свет которого неприятно режет глаза. В нос ударяет знакомый запах. Запах больницы. Сфокусировав зрение, он замечает, что к нему прицеплено несколько аппаратов, поддерживающих жизнедеятельность парня. Горло неприятно саднит, хочется пить, прокашляться, а лучше сдохнуть поскорее от ощущений. Затем в комнату проходит врач, он что-то спрашивает у Ликса о состоянии, о возможности говорить. Ли понимает, что хрипит, больно произносить слова, видимо, Джинхек передавил ему связки, и совсем тихо просит мужчину стакан воды. В течение двух дней, Ликс лежит овощем на кровати, к нему пока никого не подпускают, помогают передвигаться, пить и есть. Он чувствует себя настоящей куклой, такой же безжизненной и пустой. Последствия того вечера сильно отразились на парне, ведь он пережил, можно так сказать, собственную смерть и сумел выбраться из лап тени. Ликс понимал, что и прошлый раз тоже оставил на нем сильные отметины, но почему-то в этот раз по-другому. На пятый день к нему все же пускают родителей и брата. Женщина тихо плачет, крепко держит сына за руку и умоляет того быть осторожнее. Феликс видит, как сжимает кулаки Чан, потому что старший знает обо всем, нежели родители. Он подходит ближе к младшему и целует того в макушку, поджимая губы. — Прости, что не защитил тебя, мелкий, — тихо говорит Ликсу Бан и смотрит в большие невинные глаза первого. — Я ужасный брат, должен был с ним раньше разобраться. — Рано или поздно это произошло бы, Чанни. Все в порядке, я поправлюсь, наверное, — будто бы без эмоций шепчет Фел и отводит взгляд. Он любит брата и родителей, но сейчас ему не хочется слышать рыданий матери и наставлений отца. — Мне нужно немного времени. Кристофер понимающе кивает и лохматит белые волосы младшего брата, а через какое-то время покидает палату, где его ждали Уджин и нервный во всю Хенджин. — Как он? — встает со стула Хван и подходит к австралийцу. — Все хорошо? Меня не пустили к нему, но Уджин провел сюда. — Жить будет, но это сильно подкосило его. Уджин замечает мрачность Чана и решает притянуть к себе грустного австралийца. Крепкие объятия сейчас нужны были Бану как нельзя кстати, а Уджин его успокаивал, словно тот был личным наркотиком. — Иди к нему, уверен, он нуждается в тебе, — шепчет младшему Ким, а после зарывается в любимые волосы. Хенджин заходит в небольшое помещение и замечает лежащего на кровати Феликса. Бледного, похудевшего снова за дни пребывания в больнице, на его лице совсем не виделось намека на жизнь. Он будто бы опустел. Хван садится на край кровати. Феликс только сейчас замечает присутствие второго человека и смотрит на старшего больным взглядом. — Я рад, что ты живой, — начинает разговор Хенджин и поджимает губы. Смотреть на такого Феликса очень тяжело. — Когда я узнал, что с тобой случилось и кто это натворил, то не мог найти себе места. Прости, что я тогда ушел на тренировку и оставил тебя одного. — Ты не виноват, — хрипит Фел и ему самому становится тяжело при виде грустного Хенджина. Старший был единственным, к кому тянуло Ли так сильно, к кому хотелось прижаться и выплакать все слезы, накопившиеся за последнее время. — Ты не обязан меня опекать, Хенджин. — Но будь я рядом с тобой в тот день, этого бы не произошло, — Хван берет чужую маленькую ладонь в свою и прижимает к щеке, пытаясь согреть младшего своим теплом. — Обещаю, что больше не оставлю тебя одного. Никогда. — Но почему? Почему ты так печешься обо мне? — по щеке Ликса скатывается слезинка, которую старший сразу вытирает. Хван улыбается уголками губ. — Потому что я люблю тебя и хочу оберегать. Феликс долго смотрит на парня и не может поверить ушам. Значит, Хенджин и вправду его любит? Все, что между ними было — это взаимно и все по-настоящему? Он поджимает губы, сдерживая свою внутреннюю истерику и не позволяя ей выбраться наружу. Хван понимает все без слов и аккуратно целует Фела, стараясь не приносить ему много боли. На этот раз поцелуй выходит таким теплым, щемящим в груди, от чего разлетаются те самые бабочки, о которых читал Ликс по ночам в фанфиках. — Я полюбил тебя еще очень давно и не мог переставать думать, когда настанет день моего признания. Ты прекрасен, Ли Феликс. И что бы ты ни говорил, ты правда чудесный, — Хван берет лицо младшего в свои ладони и смотрит в глаза. — Я люблю, когда ты мило морщишь нос, хмуришь брови, когда недоволен, слушаешь Джисона и шутливо ругаешься с ним. Я хочу оберегать тебя ото всех проблем, укрыть в теплом месте и не отпускать. И я понимаю, что момент не особо романтичный, но ты готов быть со мной? — Готов, — кивает младший и начинает ярко улыбаться, прижимаясь к родному телу. — Я тоже тебя люблю. — Я знаю, малыш, знаю.***
Парень стоит на балконе и смотрит на небольшую картонную открытку, приглашающую пару на торжественный праздник. Он улыбается уголками губ и проводит пальцем по блестящей полосе на картоне, вычерчивающей фразу: «Приглашаем на главную тусу белочки и кошечки. Свадьба пела и плясала», искренне радуясь за друга. Вокруг его талии обвиваются чьи-то сильные руки, прижимающие тело первого к груди. — Я совсем не удивлен, что они самые первые решили устроить свадьбу. Думал, первыми будут старики, — сонно протягивает Хенджин и зарывается носом в малиновые волосы. — Минхо сучка, взял и обогнал нас всех. — Тем не менее, я рад за них. Они мило смотрятся вместе, а еще оба долбоеба, — смеется Феликс и поворачивается в кольце рук лицом к старшему и целует это сонное чудо в уголок губ. — Ты чего так рано поднялся? — Тебя рядом не было, — обижено дует губы Хван и тянется за ленивым поцелуем. Прошло два года с тех событий. За это время Феликс, Хенджин, Минхо и Джисон сдружились еще сильнее. Они стали проводить время вместе, даже переехали в другой город всей четверкой, дабы не расставаться совсем. Уджин и Чан через какое-то время присоединились к ним. Феликс постепенно приходил в себя, привыкал к активной социальной жизни, начал заниматься собой, с чем ему любезно помогал Хенджин. Мысли о Джинхеке ушли быстро, не оставляя следа на кое-как восстановившемся сердечке младшего, теперь там был только Хенджин. Феликс зажил новой жизнью, с любимыми людьми, окружавшими его, с новой целью и новой любовью, заставившей измениться. — Люблю тебя, мой покемон, — шепчет на ухо Хван и берет младшего на руки, совсем не прилагая никаких усилий, потому что Фел легкий, как пушочек. — Очень сильно. — Взаимно, — мило морщит нос австралиец и накидывает на голову капюшон с пикачу. — Пика-пика, — произносит тонким голосом Фел, вызывая смех у старшего. — Люблю тебя, дылда. — Ну блин, Феликс. Я, значит, к тебе с милыми обращениями, а ты называешь меня дылдой. — Не бесись, Хван-дурак. Я любя. — ФЕЛИКС ЛИ.