признания

Тринадцатого февраля вся академия стояла на ушах. Каждый перерыв Бакуго слышал одно и то же: День святого Валентина, любовь, шоколад, бла-бла-бла, и уже готов был взорвать лицо каждому, кто только открывал рот на эту тему, — бесило. Сам он никогда этот тупой день даже за праздник не считал и искренне не понимал, какого черта все настолько были на нем помешаны. Бред. Взорвать лицо, к сожалению, никому не удалось — учеба для него оказалась важнее. Когда уроки закончились, Бакуго вздохнул с облегчением, выходя из класса с Киришимой по правую руку, который уже висел на нем и приглашал Серо и Каминари присоединиться к нему на выходных в походе в ближайший ТЦ — собирался рюкзак новый купить. Облегчение, однако же, длилось недолго. Как только они завернули в сторону лестницы, все началось снова. Как обычно, с Каминари: кого еще в первую очередь интересовали тупые сопливо-романтические праздники, если не его? — Ну в этот раз мне точно должна куча девчонок открытки прислать! — взмахнул руками Каминари, случайно задевая девушек-первогодок, идущих в сторону своего кабинета. — Ой, прошу прощения, дамы! Он им подмигнул, и одна из них поморщилась, схватила свою подругу за локоть и поспешила прочь. Серо прыснул и похлопал расстроившегося Каминари по плечу. — Без сомнений! — А у тебя с этим как, Киришима? — спросил Каминари и развел руками. — Тебе кто-то дарил их раньше? А то тебе ж в прошлый раз вроде ничего так и не перепало... Киришима отвлекся от плеча Бакуго, который тут же недовольно цыкнул — слишком уж привык ходить с этим придурком чуть ли не в обнимку. А ведь встречались они всего несколько месяцев. — А? Чего? — Праздник завтра, дурень! День всех влюблённых! — А-а-а! Да я это… не праздную? Честно сказать, ни разу в жизни никаких признаний в открытках не получал. Я не такой популярный парень, как вы! — весело улыбнулся Киришима. Бакуго поморщился: больше тупых праздников и всеобщего помешательства его бесило, когда Киришима так выражался. «Непопулярный», как же. Да по нему каждая девчонка сохнуть должна! Хотя Бакуго точно не был бы рад такому раскладу: вообще-то, в первую очередь это ему Киришима нравился. И конкуренция к черту не сдалась. Не то чтобы кто-то на полном серьезе смог бы ему ее составить. — Фигово, мужик, — расстроился Каминари, хотя сам Киришима, похоже, вообще на этот счет не парился. — Странно, что ни одна девчонка тебе не написала ничего, — почесал подбородок Серо. — Я слышал, в том году даже Бакуго одна открытка пришла! Бакуго заскрипел зубами. — Это от мамы была, — шепнул Каминари Серо на ухо, но так громко, что все всё равно услышали. Серо едва сдержал смешок, закрыв рот ладонью. — Я вам сейчас жопы ваши подорву, — нервно дернул уголком губ Бакуго, растопырив дымящиеся пальцы, с которых уже готовы были сорваться искры. Киришима с очаровательно-хитрой улыбкой тут же повернулся к нему, прищурившись, — Бакуго уверен был, что сейчас последует нечто, от чего ему захочется половину Мусутафу взорвать, но из-за угла вышел Мик и тут же ткнул указательным пальцем в их компанию, крича: — Никакого насилия в стенах школы! Рука Бакуго прекратила дымиться. Он исподлобья зыркнул на Киришиму, который, в свою очередь, уже громко ржал над какой-то только что брошенной шуткой Серо, весь светясь от веселья — так сильно, что греться о него можно было. Черт. И за что он такой, а? Открыток ему не дарили, ага… Какого хера? * Сидя за столом, Бакуго вертел ручку — колпачком она то и дело хлопала его по щеке — и смотрел на пустой лист бумаги, не зная, с чего начать. Его никогда не интересовал День всех влюбленных. Во-первых, влюблен он до недавних пор ни разу не был. Во-вторых, атмосфера праздника не вызывала ничего, кроме раздражения, а от каждого увиденного плюшевого медведя или такого же сердца хотелось вывернуться наизнанку. В средней школе ему пару раз подарили открытки, и они взорвались вместе с шоколадом спустя несколько секунд после получения — прямо на глазах у девушек, которые, борясь со смущением, ему это все вручили. Жестоко. Но жизнь в целом штука жестокая и несправедливая — примерно так Бакуго оправдывал себя четырнадцатилетнего. Самостоятельно открытки он никогда не подписывал и даже не думал об этом. И, честно, впервые в жизни ощущал, что ему кому-то, кроме родных, хочется сделать приятно. Это было странно. Но приемлемо. Потому что Киришима заслужил как никто другой, и здесь с Бакуго лучше не стоило даже начинать спорить — живым бы из такого спора никто не вышел. Сам Киришима сейчас валялся на его кровати, держа в руках айпад и смотря видео на ютубе. А Бакуго пялился на пустой лист уже минут пятнадцать. Ему… нечего было писать. Идиотизм. В башке столько всего крутилось, когда он на Киришиму смотрел! А на бумаге — ни слова. Черт. Писать кому-то оказалось сложнее, чем Бакуго предполагал. Особенно когда этот «кто-то» находился в метре от него. И — особенно! — когда Бакуго понятия не имел, что обычно писали люди в таких открытках. Положив локоть на спинку стула, Бакуго обернулся. — Ты когда-нибудь открытки дарил кому? Эти… валентинки тупые. — Хм-м, не! Ну, пара людей мне, конечно, нравились, когда я мелким был, но я не думал, что что-то выйдет, поэтому симпатии эти предпочел скрыть. — Почему? — спросил Бакуго. Свои чувства к нему Киришима не скрывал и их не стеснялся, даже, скорее, выпячивал так, что не заметить невозможно было — это оказалось одной из причин, почему они в итоге сошлись. С фига ли раньше было наоборот? Киришима отложил айпад в сторону. — В средней школе я как-то не шибко был уверен в своих силах. Да и был не особо привлекательным по сравнению с другими, — с улыбкой развел он руками. Бакуго помрачнел. — В смысле? — Ну, как минимум у меня волосы тогда ещё фиговые были, я их не красил. И совсем ничем не выделялся. О! — Киришима вынул из кармана свой смартфон. — Мне ж мама недавно прислала старые фотки как раз! Сейчас покажу. Давай сюда. — Он похлопал по месту рядом с собой, и Бакуго через несколько секунд оказался рядом. Облизнув губы, Киришима сосредоточенно начал листать что-то в своем телефоне. Бакуго поправил выбившуюся прядь волос в его прическе, однако хаоса на этой башке крашеной меньше не стало. — Во! Глянь! С дисплея на Бакуго смотрел четырнадцатилетний Киришима с мягкими, слегка завивающимися на концах черными волосами и спокойным лицом — фотка, похоже, была для какого-то пропуска или ученического билета. И. Бакуго с яростью шумно вдохнул через нос и забыл выдохнуть. Черноволосого Киришиму стоило запретить на законодательном уровне. Ужасная и неестественная для Бакуго мысль посетила его голову: Киришима на фотке выглядел слишком… мило. И без промедления эта мысль к чертям взорвалась, восстав из пепла другой: «Красиво». Вот так-то лучше. Ну нет. Было бы лучше, если бы Бакуго этого не видел! Какого черта! «Не особо привлекательно», Киришима, ты с ума сошел?! Глаза разуй! Какого хера его не закидывали этими тупыми открытками с тупыми признаниями?! Да он сам его закидает! Чем дольше Бакуго смотрел на фотографию, тем больше злился. Господи, ну и угораздило его же влюбиться в такого придурка, который себя порой не ценил. Бакуго злобно зыркнул на Киришиму, и тот убрал телефон. — Теперь-то понимаешь? — рассмеялся он, как будто в этом было что-то смешное. Бакуго с силой сжал челюсти. — Нет, — отрезал он. — Нормальный ты! — Хах! Спасибо, мужик. Киришима немного смущенно почесал кончик носа. Сведя брови к переносице, Бакуго наклонился и быстро поцеловал его в губы. А затем поднялся и вернулся к столу, пока Киришима ошарашенно смотрел ему вслед. Взяв ручку, Бакуго подпер голову рукой и снова уставился на бумагу. Киришима, выйдя из оцепенения, мигом вскочил с кровати и чуть не рухнул, запутавшись в собственных же ногах, но все-таки добрался до Бакуго с такой улыбкой, словно его эйфорией накрыло. — А еще можно?! — с энтузиазмом воскликнул он. — Поцелуй! У меня там фоток целый альбом, на всю ночь хватит! Бакуго медленно перевел на него серьезный взгляд. Звучало заманчиво. Сейчас с Киришимой поваляется, а попозже напишет все, что надо. И не одну открытку. Десять. Двадцать! Сотню! «Попозже» в итоге так и не наступило. С Киришимой они уснули в обнимку, а утром выбежали все растрепанные в коридор, не успев даже толком собраться, потому что проспали будильник. Так же опаздывающий Шоджи, стоя с ними в лифте, к счастью, ничего не сказал, пока Бакуго деловито завязывал Киришиме галстук, а тот мечтательно пялился на его руки. Остались перерывы. И обед. Но — Бакуго сунул руку в карман пиджака, где лежала пустая открытка — он успеет обязательно. Когда Шоджи вышел, Киришима по-быстрому чмокнул Бакуго в щеку и, громко хохоча, убежал вперед. Придурок. * На перерывах Киришима не прекращал тусить у его парты, грея влюбленным взглядом. Пришлось подключать Ашидо и писать ей в лайне с просьбой отвлечь его как-нибудь на обеде — однако Киришима сам, только прозвенел звонок, извинился и убежал за Деку, а Бакуго взял своих друзей за шкирку и потащил на этаж выше. В просторном холле Каминари уселся у стены и открыл коробочку с бенто. — И чего тебе в столовке не обедалось? — спросил он у Бакуго и разломил палочки. — Дело есть. Из рюкзака Бакуго достал несколько открыток, позаимствованных у Яойорозу, и сунул каждому в руки. — Чего это? — удивился Серо. Ашидо задорно прищурилась. — О-о! Я поняла! Бакуго хочет подарить открытки Киришиме! — Э-э, лады, но я здесь причем? — Каминари сунул в рот кусок рыбы и забубнил: — Вот я тут с вами сижу, а меня, может, по всей школе девчонки ищут! — Заткнулись и взяли ручки. Один я не успею нихрена написать. Все послушно достали ручки. Серо начал жевать онигири. — И сколько таких открыток написать надо? — Много. — А чего писать-то? Я не знаю! — невинно захлопала глазами Ашидо. Бакуго цыкнул и крепко сжал кулаки. — Не знаю! Что он… мужественный! Сильный! Красивый! Че, так сложно это заметить?! Привлекательный он! Бесит! Пиши давай, че сидишь! — О-о-ой, Бакуго, ты такой влюбленный! — пропищала Ашидо, положив ладони на свои щеки. — Это так мило! — Заткнулась! — А ты ему хоть раз что-нибудь из этого сам-то говорил? — поинтересовался Серо, проглотив онигири, и приступил к делу. — Я вот не слышал. А вы встречаетесь уже сколько? Четыре месяца? Пять? Бакуго открыл было возмущенно рот, но застыл, не зная, что ответить. Действительно, он хоть раз Киришиме говорил что-нибудь, кроме «ты нормальный», «не бесишь» и «ты мне нравишься, я тебе тоже, поэтому теперь мы встречаемся»? Даже вчера он не сказал Киришиме, что на фотке той он, вообще-то, красивым был. Тц. — Не твоего ума дело, — буркнул он, нахмурившись. — Я бы на твоем месте хоть бы пару комплиментов отвесил! Мужик-то он ого-го! — Господи, избавьте меня от всего этого, — пробормотал Каминари, уткнувшись в свою открытку. — Я тебя сейчас от всего избавлю… — с угрозой прохрипел Бакуго. Ашидо дернула его за рукав. — Ну что?! — Ты-то писать ему будешь? Или уже написал? А почитать можно? На автомате Бакуго сунул руку в карман пиджака, но тут же вытащил. Ашидо проследила за этим жестом взглядом и расплылась в улыбке. — Бли-и-и-ин, Бакубро! Это так мило, что ты пытаешься хотя бы вот так показать свои чувства!!! — фальшиво разрыдалась она, вдруг подскочив к Бакуго и крепко его обняв. Тот на секунду растерялся, но тут же заорал: — Руки убрала!!! — Можно я пойду? — поднял руку Каминари. — Нельзя! Каминари приуныл и снова принялся писать что-то в открытке. Серо, хихикая, не отвлекался от занятия и даже кончик языка высунул — настолько он увлечен процессом был. Ни разу, нахрен, не подозрительно. — Ты че там пишешь такое, рожа соевая?! — разозлился Бакуго, шагнув к нему. — Все, что ты надиктовал! — улыбнулся ему Серо. Прищурившись, Бакуго отобрал у него открытку и пробежал глазами, там было всего одно предложение: «Ты красивый, сильный, мужественный и лучший пацан в мире». Сойдет. Хотя Бакуго лично такую фигню бы никогда не подарил. Но для массовки к главной открытке — сойдет. Которая до сих пор была пуста. — Я тут подумал, — произнес Каминари. — Он же все наши почерки знает… — Насрать! Пиши! По коридору эхом пронеслись чужие быстрые шаги — Бакуго напрягся, однако какая-то его часть была на все сто процентов уверена, что это не Киришима — его походку Бакуго уже знал. Из-за угла выглянуло знакомое лицо — Тецутецу. — О, мужики! А вы чего тут?! — удивился он. — Не тво… — начал Бакуго, но Каминари выдал его с потрохами, даже не задумавшись: — Киришиме валентинки пишем. — О-о-о!!! Круто! — Поможешь? — предложила Ашидо, и Тецутецу сжал кулак. — Да без проблем! Для бро ничего не жалко! А сколько надо? — Много, — тяжело вздохнул Каминари. — Кстати, Бакуго, ты их как дарить будешь? Сам? — спросила Ашидо, и Бакуго резко покачал головой. — Нет, конечно! — Тогда у меня есть идея! Слушай, Тецутецу... * Каждый перерыв в класс врывались знакомые и незнакомые люди: кто-то из параллельного класса, кто-то с курсов помладше, один раз даже заглянула сама Полночь — и все с одной фразой: — Киришима-кун, тебе просили передать! Краснющий от смущения Киришима принимал открытки и складывал их сначала себе в рюкзак, потом — в ящик стола, потом — уже на него. Открыток было много. Очень много — словно половина академии поучаствовала в флешмобе, хотя на деле они за полчаса управились вдесятером: к ним, благодаря Тецутецу и позванной им Кендо присоединились девчонки из В-класса и класса поддержки. Бакуго довольно ухмыльнулся. Кому нужна вообще одна открытка, когда можно подарить сотню. К тому же, Киришима заслужил куда больше. Только вот. Сам он до сих пор нихрена не написал. Диктовать было просто — не его почерк на всех этих открытках красовался. А вот лично… лично — тяжело. Ни одно шедшее на ум слово не казалось достаточным. Правильным. Да, Киришима был красивым, сильным, веселым, хорошим — но. Разве мог Бакуго просто перечислить очевидное? То, что во всех этих открытках уже было сказано? Разве Киришима без него не знал этого? Он сунул руку в карман и застыл. В толпе скопившихся у парты Киришимы людей он выцепил взглядом одну рогатую башку и заскрипел зубами, борясь с желанием взорвать что-нибудь. Открытки не было на месте. И, походу, это именно Ашидо ее стащила — больше к Бакуго на обеде и после него никто не прикасался. Кроме Киришимы, конечно, но ему-то точно никакого дела не было до чужих карманов. Тц. * После уроков Ашидо незаметно ускользнула, сославшись на невозможно важные дела — придушить ее за такую подставу у Бакуго не получилось. Угрюмее обычного он шагал рядом с Киришимой в сторону общаги. Весь рюкзак Киришимы был забит одной частью открыток, плюс Яойорозу создала для него бумажный пакет, куда отправилась другая часть. — Так круто! Я столько внимания еще никогда не получал! — восхитился Киришима. — Привыкай, — буркнул Бакуго, слегка успокоившись. Радостный Киришима действовал на него благотворно — убивать хотелось меньше. В конце концов, цели своей Бакуго достиг: сделал ему приятно. От этого ему и самому хорошо стало. Странная фигня. В общаге Бакуго направился в свою комнату, но Киришима схватил его за запястье и потащил к себе. — Ну уж нет! Я все это с тобой читать буду! Бакуго только цыкнул и ссутулился, но сопротивляться не стал. На кровать посыпалась гора открыток. Киришима снял пиджак и, закатав рукава рубашки, выбрал оттуда самые заметные. Прочитав про себя текст в одной из открыток, он прыснул и прислонил кулак ко рту. — Че там такого смешного, — тут же помрачнел Бакуго, напрягшись. Не помнил он, чтобы говорил шутки писать вместо комплиментов. — Да ничего такого! — замахал руками Киришима. — Читай. — Ох, ну… — Киришима замялся. — «Ты самый лучший, Киришима, я обожаю тебя и не знаю, как выразить все свои чувства, они сродни взрыву, что обжигает меня изнутри, заставляя злиться на всех, кроме тебя одного», — зачитал он. Бакуго удивленно моргнул и расширил глаза; по спине пробежал холодок. Что за сопливая хрень. — Какого?! — Он грубо вырвал открытку из рук Киришимы и, пробежавшись глазами по тексту, написанному рукой Ашидо, прошипел: — Я убью ее. Клянусь, я от нее ни пылинки не оставлю… Киришима, как ни в чем не бывало, с выражением продолжил читать другие открытки. — «Ты крутой, и только рядом с тобой я веду себя как хороший мальчик, плиз, будь рядом почаще, чтобы другим от меня не доставалось». — Киришима хохотнул, но прочистил горло и продолжил: — «Постскриптум. Спаси, меня держат в заложниках, я хочу жить». Бакуго хлопнул себя ладонью по лицу. И почему он решил, что кучка этих придурков сделает все нормально? Ему придется убить их всех… — «Ты самый мужественный братан в мире!» О! Это, похоже, от Тецутецу! Круто! — Киришима взял ещё одну открытку. — Хм-м… А в этой тоже почерк какой-то знакомый. «Ты красивый, сильный, мужественный и лучший пацан в мире. А ещё, кстати, я смотрю на тебя каждый урок — и все это замечают; люблю, когда ты меня трогаешь, и бешусь, когда прекращаешь…» — Все! Хватит! — взревел Бакуго, явственно ощущая, как у него горели уши. Нет, он не будет этих трех идиотов убивать. Он будет их мучить. Каждый день. Каждый час! На что он вообще рассчитывал?! Что это за херня?! — Но тут ещё куча открыток! — весело воскликнул Киришима. — Они интересные! Кто-то совершенно и абсолютно мне незнакомый так сильно запарился, не могу же я проигнорировать все его усилия. Это будет совсем не мужественно! — Он сжал кулак. — О, тут какая-то черная… Бакуго стрельнул в него взглядом, замечая, что это его открытка. Черт, он ведь до сих пор не... — Хм? Ничего не написано, — удивился Киришима. — Ну ладно. — Не ладно, — прохрипел Бакуго. — Да забей! Похоже, кто-то просто забыл написать что-нибудь. Бакуго и правда обожгло изнутри. Злость на себя безжалостно его ошпарила — так горячо, что задрожали руки. Он сжал кулаки, понимая, что и правда в итоге ничего бы и не написал. Потому что каждая его мысль на бумаге обращалась каким-то сопливым бредом из романтических дорам — совсем не в его стиле. Но что ещё думать, когда Киришима на него смотрел, кроме того, какие у него глаза красивые и взгляд охренительно добрый? Что ещё думать, когда он видел, как Киришима тренируется, кроме того, что он невозможно сильный и отлично выглядит? Да даже это чертово «мило» — неужели это то, что он должен был написать?! Что вообще думать, когда Киришима рядом? Кроме того, чтобы рядом он был до самого конца вселенной. Всегда. Ох. Бакуго постепенно остыл и разжал кулаки. Киришима перебирал остальные открытки, бормоча их содержимое, а Бакуго смотрел за тем, как двигались его губы — то произнося слова, то обнажая острые белые зубы в радостной улыбке. Смотрел на его руки, которые так часто оказывались на различных частях тела Бакуго. На шею, прямые плечи, закатанные рукава рубашки — все, что было уже родным и выученным наизусть не хуже формул интегрирования. То, что уже попросту никогда не забудешь. И его осенило. Он знал, что ему нужно было высказать. То единственное, что ощущал уже давно. Теплое, спокойное чувство, не похожее ни на бурю, ни на взрыв. То, что всегда рядом с Киришимой казалось самим собой разумеющимся и очевидным. Но нуждалось в том, чтобы всё-таки быть сказанным вслух. То, что Киришима и правда заслуживал знать и слышать. — Я… Киришима поднял на него любопытный взгляд. Бакуго сурово свел брови и решительно произнес: — Я люблю тебя. Всерьез. Вот и все. Его первое в жизни признание. Киришима раскрыл рот. Закрыл. Поджал губы. Лицо его порозовело, и он сглотнул. Бакуго и сам себя ощущал как-то неловко: не каждый день он кому-то всерьез в любви признавался. Он! Бакуго Кацуки! Человек, внушающий некоторым людям страх. Человек, который считал, что любовь — это для других, не него; а потом она нагрянула, ударила по башке и оставила его барахтаться в бездонном океане из эмоций и чувств, что вызывал в нем Киришима Эйджиро. Какого хрена вообще. Але! Киришима сжал кулак и зажмурился. — Кацуки!!! Он смял Бакуго в тесных объятьях и поднял немного вверх; тот тут же встрепенулся, попытавшись воспротивиться, и застучал по макушке Киришимы. — Отпусти меня! — Нет! Никогда! Ни за что! Мужик, у меня сейчас сердце остановится, ты хоть предупреждай! — И как я тебя предупреждать должен был?! «Сори, но через пять минут я собираюсь признаться тебе в любви»?! Бред! — Хоть как-нибудь! Боже, умираю! Кацуки, сердце! — Щас я тебя сам убью! Киришима расхохотался и повалился вместе с Бакуго на кровать, все еще не отпуская его. Открытки разлетелись по всей комнате. — Скажи это еще раз, а? — хитро сверкнул улыбкой он. — Я не расслышал! Правда! — Слышал ты все! — Ну че ты! Пожалуйста! — Люблю я тебя, придурка кусок!!! — громко закричал Бакуго, и Киришима коснулся его губ своими, чтобы поцеловать. Бакуго долго не думал: тут же начал отвечать. Он вцепился в Киришиму, двигая губами и ловя его горячие вздохи, а в груди горело обожание этого придурка, который умудрился каким-то неведомым образом стать важной частью его жизни. И который, отстранившись, глянул на него таким теплым взглядом, что Бакуго невольно напрягся. — Я тоже тебя люблю, — уже серьезно произнес Киришима. — Типа… серьезно. Вместе до самой смерти и все такое. Давно уже. Любил и до того, как мы начали встречаться. Кончик его носа прикоснулся к кончику носа Бакуго. Невозможно интимно, но отчего-то так же невозможно приятно. Бакуго облизнул губы, чувствуя себя каким-то слишком уж счастливым из-за таких простых слов. Чтобы не выдать себя с потрохами, он сосредоточенно нахмурился и сжал челюсти. А Киришима разглядывал его полным обожания взглядом и гладил его спину — от всего этого взорваться самому хотелось, слишком уж хорошо, чересчур, ему не вынести. Ему даже ответить нечего было — только орать хотелось, да погромче. — Я бы прямо сейчас за тебя замуж вышел, чувак, — признался Киришима. — Мы несовершеннолетние, придурок, — фыркнул Бакуго. Так далеко он еще не заглядывал, но мысль однажды стать с Киришимой семьей на удивление воспринималась нормально. До этого, конечно, еще дожить надо было — глупо о женитьбе в школе думать. — Немного осталось. Вот как выпустимся, так я сразу… В геройском костюме. Вот прям как закончится какая-нибудь битва. У всех на глазах. Конечно, если ты сам захочешь! — Посмотрим. Бакуго устроился поудобнее в Киришиминых объятьях. Тот немного помолчал и снова заговорил: — Ты круто придумал с открытками. Мне и правда очень приятно! Передам ребятам спасибо, они так старались! О, кстати… Киришима убрал руки от Бакуго и приподнялся, доставая из штанов помятую открытку. — Ох… черт, она помялась, я совсем забыл о ней, пока твои читал. В общем, — он разгладил открытку и протянул ее Бакуго, — вот. Сорян, что без шоколада. Внутри были билет на закрытый показ биографического фильма о Всемогущем и всего несколько слов: «Ты — мой номер один». Бакуго приподнял брови. — Ничего умнее я не придумал, — неловко поскреб макушку Киришима. Бакуго фыркнул и не смог сдержать довольной ухмылки. — А билет-то че один только? — О! Ну я и второй взял, — широко улыбнулся Киришима. — Чтоб тебе одному там нескучно было! — Ты как эти билеты достал вообще? — Оооо… Тебе лучше не знать, — отвел взгляд Киришима и почесал щеку. Бакуго прищурился и сложил два и два: во всем Мусутафу только у одного задрота могли оказаться билеты на закрытый показ фильма про Всемогущего. Киришиме пришлось, походу, немало потрудиться, чтобы их выкупить — Деку такие вещи даже под страхом смерти не отдает обычно. — Спасибо, — буркнул Бакуго, убрал все на тумбочку и снова лег рядом с Киришимой, который сразу же его обнял. — Ты рад? — Ага. — Бакуго повернулся к нему лицом, разглядывая алые радужки его глаз, и сердито поджал губы. — У тебя глаза красивые. Эйджиро. Брови Киришимы поползли вверх, и он смущенно заморгал. — Э? — И на той фотке ты тоже красивый был, понял? Вчерашней. И сейчас тоже. И всегда. Только посмей еще раз сказать, что ты «непривлекательный», придурок, — прохрипел Бакуго, оттянув порозовевшую щеку Киришимы. — Ты сотней открыток не отделаешься уже. Я весь мир заставлю перед тобой на коленях стоять. — Серьезно как... — прокомментировал Киришима и сглотнул. — Мне весь мир точно не нужен. — Тогда буду стоять я. Киришима поджал губы, пытаясь побороть смущение, но не смог — он вздохнул и, отвернувшись, с довольной улыбкой провел ладонью по лицу. Бакуго приподнялся и навис над ним, весь решительный и непоколебимый. — Я не шучу. — Я знаю! — откликнулся Киришима, уже улыбаясь открыто. — Это круто! Бакуго прищурился, но ничего сказать не успел — Киришима снова утянул его к себе в объятья, прижимая тесно, крепко и горячо. Приятно. Бакуго уткнулся носом в ворот его рубашки и обнял его в ответ. — Спасибо, Кацуки. Реально. — Было бы за что, — пробормотал Бакуго. — За все! Бакуго закрыл глаза, чувствуя, как Киришима щекой прижался к его макушке. Похоже, День святого Валентина не такой уж и хреновый праздник. Правда, в следующий раз Бакуго не будет искать причины, чтобы высказать то, что к Киришиме он ощущал. А ощущал он дофига всего. Больше, чем, как он раньше думал, был способен. И сотней открыток тут и правда не отделаешься.