99,9 процента

Уже несколько недель подряд Анна получала однотипные сообщения: «Дорогая Анна! Вас беспокоит музыкальный журнал «Angst & Schmerz». Будьте добры, свяжитесь с нами для сотрудничества. Мы хотим взять у вас интервью. Настаиваем на личной встрече. Это важно не только для нас, но и для наших читателей — ваших преданных поклонников. Надеемся на понимание. С уважением, редакция журнала «Angst & Schmerz». Эти сообщения приходили с разных аккаунтов на адрес лейбла. Анна давно не проверяла почту лично. Тем не менее Алекс Шторм, глава лейбла Apocalyptic Vision, постоянно напоминал ей об этом. Сначала она просто смеялась над самонадеянным отправителем, потом это стало ее раздражать, затем это стало ее пугать и, наконец, это превратилось в параноидальный страх перед навязчивыми журналистами. Что за нелепое сообщение! Неужели они не знают, что божественная Анна-Варни Кантодеа никогда не дает интервью вживую! Насколько тупы и упрямы люди! Не зря она говорила, что некоторые мужчины (она нутром чувствовала, что писал мужчина) как шоколад, а некоторые как говно. И, к сожалению, к последней категории относятся 99,9%. Она хотела переключиться на что-то другое, но никак не могла избавиться от навязчивых мыслей. Анна нервно ходила по комнате в черном кружевном пеньюаре, который красиво оттенял ее белоснежную кожу и подчеркивал ее недавно сделанные татуировки в виде звезд. О, как нелегко быть звездой! Для нее, высокоорганизованной и высокочувствительной натуры повышенное внимание невежественной толпы было просто невыносимо. Но увы, за все приходится платить, в том числе за успех. И каково было ее удивление, когда утром она вышла в сад подышать свежим воздухом и нашла аккуратный белый конвертик на пороге своего дома. Анна просто остолбенела. Ее сердце дало сильный толчок, потом остановилось на мгновение и бешено заколотилось в груди. Так и до инфаркта можно дойти. Хотя она еще молода (на протяжении 30 лет ее возраст практически не менялся), но о здоровье не мешает задуматься. Нужно оградить себя от ненужных стрессов. Но как можно избежать волнений, когда ты всемирно известная готическая дива! Огромный черный ньюфаундленд, чуя, что с хозяйкой происходит что-то неладное, подошел к ней и завилял хвостом. Анна посмотрела на него с укором. Может быть, он спал или ловил мух. Этот старый добрый пес не смог оградить ее от нежданных гостей. Профессиональную охрану, которая ей полагалась по статусу, она не могла себе позволить не по финансовым соображениям, но по причине своей нелюбви к людям. Никому нет дела до того, что у Анны тонкая нервная организация и ей нужен покой. Переборов отвращение, Аннушка подняла конверт за уголок своими маленькими когтистыми пальчиками и сморщила свой хорошенький многократно проколотый носик. От конверта несло мужским парфюмом. Фу! Какая мерзость! Не открывая конверта, Анна отнесла его к мусорному контейнеру и выбросила. Ее била нервная дрожь. Анна ходила по саду ускоряющимся шагом. Почему они не могут оставить ее в покое? Как будто ей мало призраков, которые всегда сопровождают ее? Как будто ей мало музыки, которая постоянно звучит в ее голове? Что они хотят от нее? Почему им недостаточно ее музыки? Разве она не отдала себя всю ей? Но они ненасытны. Позволь им, и они влезут в ее грудную клетку и вынимут ее живое трепещущее сердце, эти жестокие алчные людишки. От них можно ожидать все, что угодно. День был испорчен. Она знала, что теперь не сможет успокоиться до вечера. Ей ничего не оставалось, как ходить взад-вперед, пытаясь справится со своим нервным возбуждением, и думать. Она вспомнила «Парфюмера» Патрика Зюскинда. Увы, такова участь всех гениальных личностей: сначала тебя возводят на эшафот, а потом разрывают на части в экстазе любовного безумия. Толпа слепа и беспощадна. А все из-за чего? Из-за сочетания определенных тонов, созвучий, гармоний, будь то парфюмерия или музыка. По странной иронии красота делает людей подобными животным, они сходят с ума, как крысы, идущие на звук флейты. Еще в юности Анна приняла правильное решение: никогда не выступать перед толпой. Анна чувствовала в себе огромную всепобеждающую силу, которую даже она не могла контролировать: ее харизма была неотразима. Ее хотели буквально все: мужчины, женщины и даже дети. Только мертвые ее не хотели. Но Анна предпочитала именно мертвых, потому что они безопасны. Мертвые не могут оскорбить, унизить, предать. Хороший мужчина — это мертвый мужчина.   Но почему эти назойливые живые не могут оставить ее в покое? Разве она не намекала много раз на то, что между ними невозможны никакие отношения?  Зачем она писала о своем геморрое и выкладывала фотографии окровавленных салфеток в фейсбуке — анальный тест Роршаха? Неужели им непонятен посыл: «Не трогайте меня! Вы видите, мне больно, я кровоточу!» Послание не было принято. Тогда она высказалась прямым текстом: «Прочь от меня!» Но они опять не поняли. Живые еще более тупы, чем мертвые. К вечеру нервное напряжение стало спадать. Сумерки действовали на Анну успокаивающе. Она вошла в дом. Ей совсем не хотелось зажигать свет. Она предпочитала мягкое сияние свечей. Анна села за массивный дубовый письменный стол и принялась за любимое занятие: письма мертвым. У нее уже лежала целая стопка аккуратно сложенных и запечатанных писем. Как приятен запах свежей бумаги, скрип пера по чистому листу. Это так успокаивает, приводит мысли и чувства в порядок. Это совсем не то, что электронные письма. Их может писать любой идиот, и рассылать куда угодно и сколько угодно, хоть по сто раз на дню, не задумываясь о их значении — это ведь ничего не стоит. Другое дело в старые времена: каждый кретин должен был сто раз подумать прежде, чем написать и отправить письмо — это было непростое и недешевое занятие, отправка письма была сопряжена со многими трудностями и опасностями, иногда смертельными. Письма шли очень медленно, иногда они задерживались на долгие недели, месяцы, годы, а иногда вовсе не доходили до своего адресата. Как это прекрасно! Анна полностью ушла в свои мысли, погрузилась в атмосферу средневековья и декаданса. Перед ее внутренним взором проходили лица давно умерших людей. Какое наслаждение беседовать с понимающими тебя людьми, которые никогда не говорят глупостей, которые никогда не осуждают, не лгут. Плавное течение мыслей оборвал ужасающий грохот, доносившийся со стороны кухни. «Verdammte Scheisse!» («Вот дерьмо!») — Анна вслух выругалась отборным немецким матом. Что бы это могло быть? Может быть собака забралась на кухню и что-то опрокинула? А может быть это грабители? Маньяк, желающий снять с нее шкуру, чтобы потом пустить ее на обивку для кресла? Как ужасно быть одинокой беззащитной женщиной в огромном пустом доме. Анна инстинктивно стала искать орудие защиты. На столе лежал серебряные серп — не столько оружие, сколько символ, но выбирать не приходилось. Анна судорожно зажала серп в руке. Послышались шаги. Кто-то искал ее. Анна стиснула зубы, чтобы не закричать от страха. Вдруг дверь открылась, и в комнату ввалилось странное существо в одежде, заляпанной грязью, с копной спутанных седых волос, скрывавших пол лица.  — Добрый вечер, моя прекрасная фрау! Я ждал этого момента много лет. От существа разило таким перегаром, что Анна чуть не лишилась чувств. Но все-таки усилием воли ей удалось вернуть самообладание: она не хотела лишиться девственности в бессознательном состоянии. Анна решительно прижалась к стене, угрожающе выставив перед собою серп.  — Кто вы и что вам угодно? — спросила она максимально басовитым тоном, какой только могла из себя выдавить. — Анна, разве ты не узнаешь меня? — Я не знаю, кто вы. Во всяком случае, не смейте приближаться ко мне. Я вооружена. В моих руках ритуальный серп, которым я отрезаю гениталии мужчинам, недостойным их носить. Потом я их высушиваю и подвешиваю к потолку на веревочке. У меня уже образовалась целая коллекция. Да-да! Так и напишите в своем паршивом журнале: «Божественная Анна-Варни Кантодеа, королева готов, вечно юная девственница коллекционирует мужские гениталии. Коллекция насчитывает более сотни образцов разных форм, цветов и размеров, и продолжает пополняться за счет недоумков мужского пола, которые не знают, куда девать свои яйца. А из их спермы она делает специальный омолаживающий крем, обладающий чудесным спермотоксикозным свойством, за счет чего и достигается эффект: мужская глупость ведь никогда не стареет. Вы можете оказаться следующим». Это как раз подойдет для имбецилов, читающих ваш дерьмовый журнал.  — Анна, ты как всегда неподражаема! Если бы ты знала, как я мечтал о тебе все эти годы. Да, я кретин! Я, Хольгер! Анна застыла на месте в состоянии шока. Рука с серпом медленно опустилась. Как? Это грязное вонючее существо — Хольгер? Анна не верила своим ушам. На нее смотрели мутные опустошенные глаза нетрезвого человека, в которой Анна не узнавала прежней живости и ясности энергичного, предприимчивого, легкого на подъем друга. При неверном свете свечей она пыталась как можно лучше разглядеть это чужое лицо и, наконец, стала различать знакомые черты, искаженные возрастом и алкоголизмом. Да, это был он, Хольгер! Сердце Анны болезненно сжалось в груди. Это была встреча, которой она менее всего желала. Лучше бы это был маньяк. По крайней мере на этот случай у нее уже был готов план действий.  — Тебя невозможно узнать, — сказала она заметно смягчившимся тоном. — Ты изменился.  — Ты тоже! — ответил Хольгер,  опасливо поглядывая на серп, и тихо попросил, — Убери это, пожалуйста! Анна положила серп на стол.  — Но в отличие от меня, ты с годами становишься только лучше, — более уверенно продолжал Хольгер, — Что стало со мной, ты видишь сама. Когда я расстался с тобой, моя жизнь пошла под откос. Я был слишком молод, честолюбив и самонадеян. Ты знаешь, я хотел сделать из тебя звезду, чтобы мы стали гламурной парой. Но я немного не рассчитал свои силы, мне не хватило терпения, чтобы выдержать твои перепады настроения. Я не знал, что ты серьезно больна. Я думал, что это блажь. Я был зол на тебя. Ведь ты разбила мою мечту. Как же я ошибался все эти годы! Ведь я любил тебя по-своему. Ты знаешь, что я трушный  гетеросексуал. Мне нравятся некоторые мужчины, но сплю я исключительно с женщинами. Тогда я видел в тебе лишь угловатого подростка, но теперь, когда ты стала настоящей фрау… Хольгер сделал шаг вперед, рука Анны тут же потянулась к серпу. Хольгер остановился.  — Так все глупо получилось! — промямлил Хольгер.   — Говорила же я, что 99,9% мужчин — говно, — проговорила сквозь зубы Анна.  — Что ты сказала, дорогая?  — Так, ничего. Мысли вслух. Просто ты дерьмо.   — Ты права. Я виноват. Хочешь я стану перед тобой на колени? С этими словами Хольгер тяжело рухнул на колени и пополз прямо к Анне.  — Только не надо этих глупостей, — истерично завизжала Анна, — Ты знаешь, что я вооружена! Хольгер опять замер, но с колен не поднялся. Видимо, у него не хватило на это сил.  — Когда мы расстались, я нашел молодую, перспективную, как мне казалось, группу и стал ее продвигать. Я по-прежнему мечтал стать звездой. Я вбухивал в нее все средства, набрал кредитов, женился на дурнушке Грете, потому что у нее были состоятельные родители, вылизывал им задницу, пресмыкался перед всеми, из кого можно было вытянуть хоть какие-то деньги, пытаясь наскрести на запись первого альбома, а они оказались подлецами и наркоманами. Они просто растратили все деньги, оставив меня ни с чем, сделали дерьмовую демо-запись, которая не пользовалась успехом, немного пошумели в клубе и разбежались, предварительно посадив меня на иглу. Грета сделала аборт и бросила меня, ее родители даже хотели подать на меня в суд, но в конце концов дело удалось решить миром. Мне пришлось долго бороться, чтобы выкарабкаться из этого дерьма. Но годы зависимости не прошли бесследно. Теперь я полностью уничтожен, разбит, опустошен, мне пришлось заменить наркотики на алкоголь: пребывать в ясном состоянии сознания слишком мучительно для меня. Единственное, что меня поддерживает — это журнал «Angst & Schmerz» — у меня сохранились кое-какие связи в музыкальных кругах — и мысль о тебе, Анна…  — Я, конечно, польщена, но приближаться ко мне все-таки не стоит, — жестко парировала Анна. Она оценивающе посмотрела на Хольгера, униженно стоящего перед ней на коленях: худого, сморщенного, но жилистого старика. Сейчас он был похож не на харизматичную звезду местных тусовок, а потрепанного морскими бурями Джона Сильвера, только ноги у него, слава богу, были целы. Это был совсем не тот Хольгер, которого она знала когда-то — тот Хольгер был давно уже мертв — как и она не была тем Варни, которого знал Хольгер. И все-таки за слоем грязи и физической деформации, она смогла разглядеть своими близорукими глазами прежнее лукавство.  — Сколько тебе заплатить, чтобы все осталось между нами? — спросила она прямо. Потухшие глаза Хольгера вдруг загорелись жадным блеском. Он озвучил не очень скромную сумму.  — Хорошо. Отправь мне номер своего счета на электронный адрес. Эта сумма будет перечислена в ближайшее время. И не вздумай меня шантажировать! Мои слуги достанут тебя из-под земли и будут поджаривать на медленном огне.  — О, как ты могла об этом подумать, божественная! Хольгеру было невдомек, что слуги Анны, как и друзья — воображаемые.  — А теперь убирайся! — сказала Анна громовым голосом. Хольгер трусливо покосился на Анну, потом оглянулся вокруг, как бы ожидая выхода из тени невидимых слуг, встал с колен и убежал.  — 99,9%, — задумчиво произнесла Анна, — Где же этот 0,1%? Я верю, что он существует. Когда-нибудь я его встречу. Я верю в дружбу.