***
Джемин вдыхает полной грудью свежий осенний воздух, вдыхает настолько, насколько позволяют ветвящиеся в лёгких розы, а после ласково жмурится от тёплых солнечных лучей, улыбаясь хорошей погоде, и весь мир готов был подождать, пока На всеми силами убеждает себя, что он живёт. Днём он действительно живёт, ему почти достаточно кислорода, ему хочется растягивать свои губы в улыбке и верить. Верить, что всё будет хорошо. — Эй, малыш, так и не надумал сходить со мной на свидание? Как насчёт сегодня после занятий? — к талии Джемина прилипает один из немногих крепких орешков, всё ещё не бросающих попытки добиться самого неповторимого альфы — Ли Джено. Он бета, однако На справедливо думает, что Джено просто обязан был родиться альфой, он и выше был Джемина, и шире в плечах, и более настойчивый. — Извини, Джено, ты же знаешь мой ответ, — уклоняется На от объятий, ловко выворачиваясь из рук Ли и невинно улыбаясь. — Я вот и жду, когда он уже изменится. С тобой сегодня что-то не так, — Джено резко меняется, когда замечает некий оттенок болезни на идеальном лице своего возлюбленного. — Джемин, всё в порядке у тебя? Ли хоть и был безответно влюблён в это прекрасное создание, однако за столь долгое время ухаживаний за ним вполне достойно считал себя его другом. Поэтому ему не был безразличен ни Джемин, ни состояние его здоровья. — Ты чего? Всё в порядке, — врёт Джемин, а потом резко и удивлённо раскрывает глаза, театрально прикрывая рот ладошкой. — Мне такой сон страшный приснился, это просто кошмар! Хочешь, расскажу? И, знаете, что? Джено верит. Они медленно следуют по коридору до нужного кабинета, Джемин на ходу сочиняет какую-то бредовую историю из сна, лишь бы не вызвать подозрений, и в конце рассказа Ли улыбается, от чего его глаза-улыбочки становятся совсем тоненькими и забавными, и Джемин находит это симпатичным уже не в первый раз. Но Джено не имеет никакого отношения к розам, цветущим внутри На. — Джемин-а! — тянут откуда сбоку, а потом на шею На вешается парень, наглейшим образом оставляя на его щеке смазанный поцелуй. — И тебе привет, Ренджун, — улыбается Джемин и мягко скидывает китайца с себя. Ещё один. Джемину безумно нравятся его глаза, выражающие иногда такую любовь и отчаяние, что На становится немного страшно. Но Ренджун тоже не имеет ничего общего с цветами, поэтому, к сожалению, снова не то. Джено о чём-то спрашивает Ренджуна, и Джемин мысленно благодарен, что его ненадолго оставили без осыпания любовью. — Ребята, вы уже здесь! — этот голос На узнает из тысячи, ведь только Хэчан умел разговаривать настолько нежным голоском. И Хэчан был третьим. — Я хочу вас познакомить с моим новым другом. Это первокурсник, недавно перевёлся. Джемин-хён, я надеюсь, что мы все подружимся. Его зовут Пак Джисон и он точно никогда в тебя не влюбится. Джемин с интересом разворачивается, но в следующую секунду в лёгких резко заканчивается кислород, а розы словно сходят с ума и разрастаются ещё больше, не позволяя кислороду проникать в организм. Джемин смотрит на Джисона и понимает, что нашёл, нашёл его! Отголосками в сознании слышится: «...и он точно никогда в тебя не влюбится», и На даже не успевает открыть рот, чтобы что-то сказать и спросить, почему Хэчан так уверен, как давится резко застрявшей в горле розой, срывается с места и с ужасом убегает в туалет. Снова сгибается в судорогах над раковиной, выплёвывая раз за разом всё больше и больше маленьких красных цветков, которые застывают на холодной поверхности и смешиваются с кровью, и эта картина вызывает какой-то леденящий страх. Наконец, успокоив дыхание, На со психом сжимает валяющиеся в раковине цветы руками, отчаянно рвёт их на части, потом сгребает в одну кучу и выкидывает в урну. Красные розы. Красивые, шикарные, роковые цветы, любимые абсолютно всеми, приятно пахнущие, но... Сейчас такие отвратительные, такие мешающие, такие болезненные и пугающие, ведь в любой момент Джемин может просто превратиться в клумбу для этих цветов. Тот, кто связан с его цветами — жив, и даже подружился с Хэчаном, а потому На всерьёз собирается поговорить с этим мальчиком, потому что умирать ему совсем не хочется. Джисон стоит на первом этаже. Он слегка нервно прижимает к себе стопку книг и пугливо оглядывается по сторонам, словно загнанный в угол котёнок, и На уже сейчас готов подойти и разорвать любого, кто посмел его напугать. Ему что-то говорит одногруппник, на что Джисон лишь неуверенно машет головой, но Джемин отчётливо видит, что его губы не шевелятся — он ничего не говорит. Мальчишка худой, почти крошечный, рядом с расцветающим альфой-Джемином уж точно меньше почти раза в два размером, его волосы серебристого цвета и забавно топорщатся в разные стороны. На нём чёрные зауженные брюки, которые обтягивают худенькие ноги и длинная вязаная кофта со спущенными рукавами. И сердце Джемина замирает от трепета, он называет Джисона целиком и полностью словом «мило» и почти уже делает шаг в его сторону, шаг к спасению и жизни, как так и останавливается на месте. К Джисону подходит какой-то парень и немного отводит в сторону, а после обвивает руками его талию и мажет губами по щеке, от чего сам Пак смущённо улыбается и кладёт свои руки поверх рук своего, как думает На, парня. И вот сейчас мир в глазах Джемина расходится огромными и мерзкими трещинами с характерным пугающим звуком, а потом лопается, разрушается и осыпается куда-то в неведомую тьму. У Джисона уже есть пара. Ему не нужен никакой Джемин, болеющий всяческими дурацкими болезнями. Ему не нужно спасать его от неминуемой смерти, ведь у него и так всё хорошо. Ему абсолютно незачем дарить свой поцелуй Джемину, который уничтожит растение внутри него и подарит новое дыхание. Потому что Джемин впервые за всю свою жизнь влюбляется, и влюбляется в уже занятого омегу, и знает: смерть приблизилась ещё на несколько шагов.***
Джемин желает хотя бы попытаться поговорить, потому что роз становится заметно больше, и потому что стоит объясниться за свой вчерашний побег, так как со стороны это выглядело, будто Джемина от знакомства затошнило. — Хэй... Джисон? — аккуратно окликает его На и парень испуганно поворачивается на зов. — Я хотел извиниться. На не понимает, почему тот молчит и смотрит так странно, слегка испуганно, слегка изучающе и как будто с сожалением, словно заранее просит прощения за всё, что случилось и ещё случится в будущем. — Я правда не хотел так реагировать на тебя, прости, пожалуйста, — ещё раз пытается Джемин, однако Пак по-прежнему молчит, а потом достаёт листочек с ручкой, и у На дёргается сердце. Джисон немой. Если бы не столь удручающий расклад событий, то они могли бы стать идеальной парой: больной Джемин и немой Джисон. «Я не обижаюсь, всё в порядке», — пишет на листочке омега. — Я Джемин, — На расплывается своей широкой и лучезарной улыбкой, а после тянет руку, чтобы завершить знакомство. — Твоё имя я помню. Джисон тоже в ответ улыбается скромно и смущённо, протягивает в ответ тонкую ручку и вкладывает её в большую ладонь Джемина. Тот чувствует разряд тока, пробивший всё тело от прикосновения омеги, потому что как же его касания требуются, на самом деле, уставшему от болезни телу На. Розы в лёгких трепетно шевелятся, тянутся к Джисону, и Джемин сам почти весь тянется к своему источнику и болезни, и исцеления. «Помоги мне», — кричит сознание со всей силы, но пока что остаётся неуслышанным. Момент джеминова любования грубо прерывается нарушителем, который почти ревностно оттаскивает Джисона от Джемина и косится на последнего с неприкрытой неприязнью. Очень кстати нарисовывается тот самый парень Джисона, а На даже почти догадывается, почему тот так смотрел и почему так яро оттащил секунду назад Пака от него. Они здесь оба вроде новенкие и наверняка уже наслышаны о репутации местного солнышка и его обаяния. Серьёзно? Парень Джисона боится, что его уведут? Что за глупая степень недоверия? — Мы уходим, Джисон, — тянет за руку его парень, а сам Пак виновато смотрит на Джемина и машет ему рукой на прощание. А На думает, что он точно загнётся. Разворачивается и плетётся к аудитории, где должна проходить следующая пара, старается резко и много не вдыхать, чтобы очередной бутон от порыва воздуха не оторвался и не начал душить Джемина. По дороге попадается Хэчан, который, только увидев На, растекается в лужицу и виснет на его руке, мурлыча что-то беспрестанное о любви, весне и всякой чепухе, однако Джемин даже стряхнуть его не пытается, слишком сильно загружен тяжестью мыслей и банальным страхом того, что его жизнь может оборваться в любой момент. Джемин на самом деле не особо помнит, когда трое недодрузей появились в его жизни и находятся в ней и по сей день. Джено хвостом увязался за сияющим альфой, Ренджун вроде признавался в своей любви в одном из коридоров университета, а Хэчан самым наглым образом полез целоваться. Как-то так всё и произошло, но Джемин уже тогда заболевал и чувствовал, что ответить взаимностью на какие-либо симпатии или проявления любви в свою сторону уже не может — сердце навечно привязано к другому. И так за альфу решила сама судьба — его никто не спрашивал, никто не интересовался о том, как ему самому хотелось бы прожить эту жизнь. Он по сей день продолжает получать признания, открытки от тайных поклонников, подарочки и сладости, однако к чему ему это всё, когда от жизни осталось совсем немного? Когда уже вот-вот колючие кусты в груди с кроваво-красными бутонами цветов пробьются сквозь его кожу, прорастут между ребёр и Джемин попросту задохнётся, потому что от лёгких не останется совсем ничего? А теперь альфа понимает, что у него попросту отобрали последний шанс выжить, и это за что такая карма? За отверженные сердца? Так он вроде бы и не специально это делал, так за что его свалила эта чёртова болезнь? — Извини, Хэчан-и, — Джемин всё же мягко отцепляет от себя чуть ли не мурлычащего товарища. — Мне пора идти на пару, встретимся позже. И он одаривает наивного Хэчана обманчивой широкой улыбкой, чтобы отвести все подозрения, и тот ведётся, мягко улыбается в ответ и шепчет: — До встречи, хён. Но на пару Джемин не идёт. Он намеренно исчезает из поля зрения товарища и решает покинуть университет, потому что чувствует, что ему становится слишком тяжело. Он достаточно быстро добирается до дома, где позволяет себе вдохнуть в лёгкие побольше кислорода и тут же давится небольшой розой, всё же оторвавшейся от стебля. От боли сжимает на груди рубашку и сгибается пополам, на удивление с первого раза откашливая и сплёвывая на пол цветок. А ведь боль в груди теперь не только физическая, там поселяется ещё и духовная, переплетающаяся с и без того колючими и болезненными цветочными стеблями, теперь уже точно обрекая ни в чём не виноватого Джемина на смерть. Он смотрит в зеркало на своё бледное лицо, на котором нет и тени дневного сияния, собственное отражение вызывает у него жалость, перемешанную с обидой и злостью на судьбу, ведь правда, чем он заслужил это? Ему ведь тоже, как любому другому альфе, всенепременно хочется настоящей и огромной любви, робких первых поцелуев, прогулок за руки по вечерам, ведь он ничем не хуже остальных и тоже имеет право на счастье и на жизнь. Джемин ничем не хуже. И он бы даже не сказал, что лучше, просто он страшно болен. И осознавать, что вылечить его никто не сможет, было больнее вдвойне, ведь он рассчитывал, что найдя того, по чьей вине растут в его груди цветы, он всенепременно вылечится, получит тот самый искренний поцелуй от этого человека и будет вместе с ним счастливо жить дальше, однако сейчас он был найден, вот только своим появлением в жизни Джемина принёс ещё больше боли и отчаяния. На зачем-то вспоминает смущённый взгляд Джисона из-под длинных полуопущенных ресниц, вспоминает мягкие покусывания губ от волнения, вспоминает холодную маленькую ладонь в своей руке, забавный свитер со спущенными рукавами, и почему-то отчаянно хочет рыдать, ведь этот омега должен был достаться ему! Это должен был быть его человек! Это должен был быть тот, кто спасёт его от смерти и страданий! Но в итоге Джисон приходит в его жизнь, а Джемин не занимает в ней главное место, он лишь наблюдает издалека за чужими счастливыми отношениями. Наблюдает за тем, как кто-то другой целует и обнимает его омегу, как кто-то другой любит его омегу, как кто-то другой дарит радостные моменты его омеге. Вот такую роль в жизни отводит судьба Джемину: неясно, за какие такие грехи и оплошности заставляя постоянно страдать, и на самом деле сам Джемин и не страдал бы, и не плакал, и не грустил, но от осознания того, что его жизнь предрешена и обречена на смерть, хочется просто волком выть от несправедливости. И эта грёбаная боль, постоянно смешивающаяся с обидой и тоской, вряд ли могла бы сравниться хоть с чем-то. Иногда хотелось просто вспороть себе грудь и выковырять из лёгких эти поганые цветы, чтобы потом с гневом затоптать и безжалостно слить в водосточную трубу, но Джемин понимал, что даже если вдруг выживет после такого, то в его груди всенепременно нарастут новые цветы. На прополаскивает рот прохладной водой, сплёвывает смешанную с кровью воду обратно в раковину, умывается и решает немного прогуляться, потому что дома оставаться и загибаться совсем не было желания. Он пьёт двойную дозу таблеток, накидывает лёгкую осеннюю куртку и выходит за дверь. На улице он действительно всегда чувствует себя гораздо лучше, ведь здесь воздух гораздо свежее, чем в его квартире, которая уже, казалось бы, насквозь вся провоняла этим запахом роз. Джемин немного отвлекается, чувствуя, как тёплый ветерок колышет прядки его волос, даря такое необходимое сейчас чувство прохлады. А потом его внимание привлекают чьи-то достаточно громкие голоса, звучащие в весьма издевательской форме, и ради интереса На двигается на звук. За углом разворачивается картина, которую Джемин предпочёл бы вообще никогда не видеть, тем более в таком состоянии. Возле дома стоит кучка парней, скорее всего второкурсников, а возле стены, прижав голову к шее и испуганно глядя на обидчиков, жмётся Джисон. Он выглядит таким хрупким и маленьким, зашуганным и едва ли сдерживающим слёзы, что у Джемина внутри что-то ломается. Он быстрым шагом приближается к шайке малолеток и, не заморачиваясь о силе, здорово расшвыривает их по сторонам. И уже приходит время тех испуганно тушеваться, когда они видят, кто перед ними. — Вы что творите, малолетки недоразвитые? — Джемин впервые в жизни настолько сильно злится, что позволяет себе так разговаривать, в то время как при любой другой ситуации он всегда общается вежливо и воспитанно, в спокойной манере и ровном тоне. Названные едва ли не прижимают уши и дрожат, не в силах что-либо ответить, потому что их очень пугает сейчас такой грубый и холодный Джемин. — П-прости, Д-Джем-мин-хён, — таки выдаёт кто-то из шайки и тут же жмурится. На действительно хочет врезать им всем, просто перебить одного за другим, потому что эти мелкие выскочки посмели обидеть и напугать его Джисона. — Пошли вон отсюда, щенки, завтра все к директору пойдёте на ковёр, пусть знает, какие студенты учатся в нашем университете! Ну, прочь! И они действительно бегом срываются с мест, лишь бы унести ноги подальше от этого места и разозлённого Джемина, который переводит взгляд на всё ещё щемящегося Джисона, и сразу же остывает, взгляд его теплеет, а на губах расцветает всё та же обезоруживающая улыбка: — Ты как? В порядке? И Джемин чувствует, что читает Джисона как открытую книгу, вот он благодарно кивает головой и слегка улыбается. — Дай угадаю, приставали из-за того, что ты новичок? Джисон согласно кивает головой и немного снова съёживается. — Если ты не занят, мог бы ты сейчас со мной прогуляться? Джемин почему-то чувствует, что завтра никаких малолеток он к директору не поведёт, что завтра он уже не поздоровается с друзьями, Ренджун не попытается к нему приставать, а Хэчан больше на нём не повисит, потому что Джемин чувствует, что утром он уже не проснётся. Поэтому он искренне надеется сейчас провести последние часы своей жизни рядом с тем, кому эта самая жизнь принадлежала, кому было отдано и сердце, и душа без остатка. И Джисон к великому счастью Джемина кивает головой и снова легонько улыбается. На неспеша ведёт его по улочкам своего района, а потом неожиданно даже для себя, цепляет омегу за руку, потому что так жаждет его прикосновений, а Пак почему-то не отдёргивает руку и прячет смущённые глаза. Джемин не придаёт этому значения — он привык, что на его шарм ведётся почти каждый, а если На ещё и постарается — то вообще каждый, а от того думает, что можно не переставать любить кого-то, и лишь на время потомиться от внимания самого необыкновенного и красивого альфы. — Сколько вы с Ченлэ вместе? — спрашивает Джемин, надеясь, что имя его парня сказал правильно, потому что слышал всего раз от Хэчана. А потом вспоминает, что с немыми нужно разговаривать вопросами, которые требуют ответом либо «да», либо «нет», поэтому на вопрос «долго?» Джисон неоднозначно кивает головой, рукой показывая что-то среднее, а потом на вопрос «год?» показывает два пальца, и Джемин, сложив дважды два, понимает, почему заболел. Потому что Джисон должен был быть рядом с ним, но завёл отношения с другим человеком, поэтому брошенный в одиночестве Джемин заболел, и болеет он тоже уже два года. На смотрит на спокойного, милого, до боли трепетного Джисона и прикусывает губу, которая начинает дрожать, когда предвещаются слёзы.***
Хэчан сидит на скамеечке возле дома Джемина и покорно ждёт возвращения того домой, так как он постучался и понял, что того дома нет. Он уже миллионный раз повторил всё то, что хочет сказать ему, он почти выучил красивые слова для описания своей любви, потому что действительно очень сильно хочет добиться внимания На. Хочет быть единственным таким, которому он подарит любовь, откроет себя и свою душу, хочет и сам подарить ему самую настоящую и огромную любовь. И Хэчан видит Джемина, идущего в сторону своего подъезда. Вот только омега ни на шутку пугается от его вида: красные опухшие глаза, мокрые от слёз щёки, бледная болезненно-синяя кожа и дрожащая неровная походка. Хэчан от страха подрывается со своего места и несётся к На, чтобы выяснить причину того, почему тот настолько плохо выглядит. Потому что На выглядит не живым и от него за километр разит ледяным запахом смерти. — Хён! Хён, боже мой, что с тобой?! — Хэчан почти рыдает, когда подбегает к возлюбленному и сжимает руками его плечи. — Хэчан-и, иди домой, прошу тебя, — хрипит в ответ На и достаточно грубо скидывает с себя его руки, а после открывает ключом дверь домофона и не без труда заходит в подъезд. Омега стоит со стеклянными испуганными глазами, а потом нетерпеливо идёт следом, дожидается, пока Джемин, не видя его сзади, заходит в квартиру, и следом ныряет за ним. И видит ужасающую и душераздирающую картину. На безнадёжно сгибается пополам, начинает хрипеть и хвататься за футболку на груди, содрогается в диком приступе кашля, а после брезгливо сплёвывает на пол цветок розы. И сердце Хэчана тут же разбивается, потому что он внезапно всё понимает, и ему хочется взвыть от того, как сильно жаль своего всё ещё любимого альфу. — Кто он? — тихо спрашивает омега, присаживаясь на ковёр рядом с тяжело дышащим Джемином. А На понимает, что терять уже нечего. Он потерял уже всё, что можно, он потерял любовь, счастье, здоровье, он потерял жизнь. — Джисон. Хэчан, прошу, уходи, я не хочу, чтобы ты это видел. Под словом «это» Джемин подразумевает свою скорую кончину и он действительно не хочет разбивать влюблённому в него Хэчану сердце ещё больше. А сам омега не догадывается, на какой стадии находится его возлюбленный, а потому думает, что пока у того ещё есть время, и покорно слушается, прикрывая дверь с внешней стороны. А времени у Джемина как раз-таки не было. На едва как ковыляет до ванной, чтобы умыться, а после в очередной раз смотрит на своё отражение в зеркале. Он всё ещё красив. С большими тёмными глазами, аккуратными скулами, королевским разрезом глаз и идеальной формы губами, хоть те сейчас и выглядят бледными. И он был красив только для Джисона. Уже лёжа на кровати, Джемин почти не плачет, уставшие и измученные слёзы сами катятся по его лицу, а потом он снова задыхается. Снова скребёт руками грудную клетку, когда чувствует очередной оторванный цветок, который слишком резко останавливается в горле, и На чувствует — дышать вообще не может. Он снова начинает дёргаться и дрожать в попытках выплюнуть цветок, но тот оказывается слишком большим, и Джемин всё ещё не вдыхает ни капли кислорода. В глазах начинает темнеть, когда он опускает голову с кровати и тянется пальцами в рот, чтобы своими же руками выцарапать из горла этот мерзкий бутон. Как бы он не принимал смерть, умирать было очень страшно, а потому На из последних сил цепляется пальцами за цветок, чувствует, что тело слабеет от недостатка кислорода, и если он сейчас же не выскребет из горла эту проклятую розу, то точно умрёт. И бутон поддаётся пальцам Джемина, с кровавыми сгустками падает на пол, а сам На отчаянно хватает ртом кислород. Надо же, всё ещё не умер. — Только для тебя. Джемин переворачивается на бок, с силой сжимая грудную клетку в надежде, возможно, задушить самого себя, чтобы перерезать кислород этим чёртовым цветам, и чтобы они сдохли внутри него вместе с ним. Да, Джемин действительно очень хочет убить эти розы. На удивление глаза снова открываются, дыхание по-прежнему худо-бедно циркулирует, а сердце всё ещё слишком живо стучит. На считает почти каждую минуту, которую живёт, ожидая в любой момент своего страшного конца. При таком раскладе событий нежелательно бы и на учёбу идти, но Джемин не собирается терять последние мгновения жизни и загибаться в стенах своей собственной квартиры. Поэтому он пьёт тройную дозу таблеток — а что, организм и так уже уничтожен, что ещё терять? Затем приводит себя в порядок, прибегая к использованию небольшого количества косметики — пользуется только тональным кремом и лёгкими румянами, чтобы придать коже живой цвет. Ждёт, пока подействуют таблетки, затем смотрится в зеркало, кривит улыбку и вроде бы видит всё того же прежнего и всеми любимого На Джемина. На улице немного прохладно, от чего альфа запахивает посильнее белоснежную ветровку, чтобы не подрагивать. Солнышко светит, однако с каждым днём греет всё меньше, отнимая у осеннего периода всё больше и больше тепла точно так же, как судьба отбирает у Джемина жизнь. Но он на удивление легко себя чувствует, даже думает, что, быть может, он и завтрашний день тоже проживёт. Всё внезапно превращается в какую-то борьбу за выживание, хотя На вообще не понимает, зачем сегодня ему снова дали шанс проснуться. Показать, что не всё ещё потеряно? Что можно что-то исправить? Или же наоборот судьба смеётся над Джемином, во всей красе раскрывая то, как она сильна, что она может подвести бедного альфу к смертельной грани, а потом внезапно дать возможность ещё пожить? Да, это чистой воды издевательство, и На настолько от этого устал, что просто хочется закричать: вы либо дайте выжить, либо уже убейте окончательно. Нет ничего страшнее во всём мире, чем знать, что ты неминуемо умираешь и жить в ожидании своей собственной кончины. К университу Джемин подходит достаточно быстро, видит Хэчана, который тут же подбегает к нему, облегчённо выдыхает и говорит: — Я рад, что тебе лучше. Выглядишь совсем не так, как вчера. Нет, Джемину не лучше, ему гораздо хуже, но милому Хэчану знать необязательно, что утром делал На, чтобы убрать хотя бы на время свою болезненность. Джисона нигде не видно, что облегчает с одной стороны состояние Джемина, а с другой ухудшает, но лучше уж так. Первые две пары пролетают мимо На незаметно, он много думает, загружается своими мыслями, иногда вникает в речь преподавателя, но в конечном итоге всё равно попадает в плен своих же раздумий. В холле какая-то толпа. Джемин потихоньку между ними проходит, потому что они видят, кто идёт, и покорно расступаются по сторонам, открывая дорогу, а На благодарен. Просто искренне благодарен. Несмотря на то, что он хотел провести это время с какой-то пользой, всё происходящее всё равно становится окутано каким-то туманом, и Джемин отчётливо чувствует, как прямо за его спиной топчется смерть, дышит холодом ему в затылок и медленно заносит над ним свою косу. И чувствует не зря. Резкая боль в груди слишком неожиданно сгибает На пополам, кашель снова начинает сдирать горло, и Джемин пытается убежать от толпы, но ноги подкашиваются, и он обессиленно валится на колени, заходясь очередным мерзким кашлем. Кто-то испуганно отбегает в сторону, кто-то наоборот от волнения подбегает к На, шепча наперебой: — Джемин-хён, что с тобой? Ответить сам На, естественно, не может, только с трудом откашливает розу, которая падает на пол, заставляя замереть в ужасе всех, кто находился в холле и имел возможность видеть эту картину. Прежде, чем кто-то успевает отреагировать, толпу расталкивают двое близких для Джемина людей, поднимают его бережно на ноги, Джено придерживает его за талию и ведёт за собой, а Ренджун заботливо вытирает кровь с губ На своими руками и совсем не брезгует — слишком отчаянно любит. — Почему ты нам ничего не сказал? — почти слёзно спрашивает Хуан, пока они вместе с Джено буквально на себе тащат Джемина к нему домой. А куда ещё? В больницу, скажете вы, в скорую? А кто ему там поможет? — Я хотел скрывать это до последнего, — через усилия хрипит На, и вот теперь точно понимает: час пробил.***
— И что, ты так и будешь стоять? Не пойдешь со мной никуда? — с укором говорит Ченлэ, глядя на своего парня, который трётся возле подъезда и действительно не двигается с места. — Что-то хочешь мне сказать? А Джисон действительно хочет сказать. Ему очень много всего хочется сказать, но он не может, он ещё не во всём разобрался, однако то, что идти сейчас с Ченлэ не хочет — понимает. В его душе расцветает ароматными красными розами вчерашний вечер, проведённый с Джемином, и Джисон действительно путается в себе. А ещё до безумия любит красные розы. — Всё было прекрасно, пока твои родители не решили перевести тебя сюда. Пока не пришлось следом переводиться и мне. Это место проклятое, здесь все омеги и беты, и честно не удивлюсь, если даже и альфы бегают за этим На Джемином, и ты теперь туда же? Хочешь быть, как все? Смешаться с толпой его слепых поклонников и ходить следом, как покорная собачка?! Пак кривится от слов Ченлэ, ему не хочется верить, что каждому из своих этих «фанатов» Джемин дарил такие трепетные прогулки. — Что ж, иди! Давай, иди!! Я же вижу, что больше тебе не нужен. Джисон хочет сказать, что не всё так просто, но просто не может открыть рот и заставить свои связки работать. Он хочет кричать от всего происходящего, но у него даже невнятное шипение не выходит. — Кто бы мог подумать, что твои чувства разрушит альфа. Хотя ты писал, что даже если я бета, ты не променяешь меня на альфу, но в итоге предал меня, — горько говорит Ченлэ, разворачивается и стремительно уходит, не желая больше смотреть на своего парня. Бывшего уже теперь, видимо. Но на самом деле, Джисон два года назад предал только Джемина, неосознанно и неспециально. А больше Джисон никого не предавал. Пак сдвигается с места и идёт в неизвестном направлении, идёт и думает о жизни, совершено ни в чём не разбираясь.***
Джемин как только чувствует родные полы под ногами, больше действительно не может самостоятельно передвигаться и безвольно валится на пол от слабости. Ренджун и Джено в ужасе, они поднимают его с пола и усаживают, облокачивая на стену, а На мысленно находит силы усмехнуться: он не кашляет больше. Потому что цветы больше не будут выходить с помощью кашля. — Скажи имя, мы приведём, — с мольбой говорит Ренджун, а Джено кивает головой. В отличие от Хэчана, эти двое понимают, что Джемин уже на максимальной грани, и что запас возможного времени очень сильно ограничен. Джемин лишь растерянно хрипит, понимая, что всё равно никто уже ничего не успеет: — Джисон. Их помощь сейчас хотя бы уведёт подальше от Джемина, они не увидят этого страшного конца, а когда всё-таки увидят, уже потом, позже — На уже будет всё равно, он будет мёртв. Больше всего он не хотел умирать у них на глазах. — Мы приведём, Джемин, только держись, пожалуйста, — просит Джено, сжимая руками щёки На и пытается заставить того смотреть ему в глаза. — Дождись, умоляю тебя. Джемин слабо кивает, чтобы внушить уверенность, зачем кому-то знать о его мыслях, о его боли? Зачем вызывать лишнюю жалость к себе? К чему вообще жаловаться на свои проблемы, когда это всё равно уже ничем не поможет? Друзья срываются с места и в действительности бегом бегут на поиски того, кто сейчас один единственный может помочь Джемину. — Где он вообще может быть? — вопрошает Ренджун, совершенно не понимая, откуда начинать искать. — Наверное, он на учёбе, стоит идти туда. Они быстрым шагом направляются в сторону университета, и чем дольше идут, тем сильнее у Ренджуна сдают нервы. Его всего трясёт изнутри от страха, он действительно боится опоздать, не успеть, хотя понимает, что от него почти ничего не зависит. Да, пусть так, пускай Джемин ему не принадлежит и никогда не будет рядом, но терять его — не просто отпускать, а переживать его смерть, казалось слишком страшным и слишком тяжёлым концом. Он заметно нервничает, дрожит, раздражается на судьбу и расклад событий, ведь ещё вчера он таил слабую надежду на взаимность своих чувств, а уже сегодня его надежду и любовь разбивают на части вместе со смыслом жизни, и ещё пытаются отобрать Джемина окончательно, да кому ж такое по силам? Поэтому когда ему на глаза попадается медленно шагающий по улице Ченлэ, у Ренджуна в мозгу что-то щёлкает. Он подлетает к мелкому, хватает того за воротник и нехило прикладывает о стенку, начиная несдержанно на него кричать: — Где Джисон?! Отвечай немедленно, где он, иначе не поздоровится! Говори, чёрт возьми, где он может быть!! Джено оттаскивает обезумевшего друга от ни в чём не виноватого пацана, который от испуга действительно вжимается в стену. И, на самом деле, хочет вообще проклинать всё и вся. — Я не знаю, — говорит Ченлэ. — Возможно, дома. Мы разошлись не так давно, я его больше не видел. Ренджун порывается ещё что-то сказать, однако его рукой останавливает Джено, который более спокойно говорит Ченлэ: — Нам нужен адрес его дома. — Да чего вы все залезли в нашу жизнь и наши отношения?! — почти сквозь слёзы говорит парень. — У нас всё было отлично, мы ждали совершеннолетия, чтобы заключить брак и жить своей семьёй, а потом появляется этот ваш проклятый Джемин и отбирает у меня всё, ради чего я жил всё это время!! Как я должен к вам относиться? Можете меня избить, если хотите, мне уже всё равно! — Знаешь, что, — рычит Ренджун, вновь угрожающе притягивая Ченлэ за грудки. — Ты живёшь полноценной жизнью, тебе не хочется сдохнуть от боли в груди и ты не выплёвываешь изо рта окровавленные цветы, поэтому не смей сравнивать. Поверь, если ты сейчас не скажешь адрес и мой друг умрёт от этого всего, ты будешь первым, кого найдут по частям в ближайшей канаве, я тебе обещаю. Ченлэ тушуется, когда слышит симптомы этой редкой, но страшной болезни, и не хочет верить в то, что из-за его Джисона всё это время кто-то умирал. Точнее, не кто-то, а сам На Джемин — любимец всея и всех, создающий впечатление самого настоящего оптимизма и самой живой жизни. Чжон называет адрес и остаётся в одиночестве, всё ещё не веря в услышанное, и честно, ему становится уже не так обидно за свою судьбу. Они идут дальше, меняя направление в сторону нужного адреса, однако волнение не покидает Ренджуна, его по-прежнему трясёт, и он останавливается, срываясь на истерику. Нервы сдали. — А что, если з-зря мы торопимся?! Что, если не успеем? Джено, вдруг мы никогда больше его не увидим?! Мне страшно, мне очень страшно! Плечи Хуана мелко подрагивают, он закрывает лицо руками, начиная несдержанно рыдать, потому что действительно очень сильно боится. Но внезапно вздрагивает от того, что Джено обвивает его руками и прижимает к себе, пытаясь успокоить объятиями: — Прошу тебя, успокойся. Не загоняй сам себя. Всё будет хорошо, обязательно будет, — Ли сам себе-то не верит, однако ему очень сильно захотелось успокоить плачущего Хуана и вселить в него надежду. Он не знал, зачем. Просто захотелось. Просто заболело сердце от его расстроенного вида. — Ребята? — послышался вопросительный голос со спины, на который пришлось обернуться, чтобы увидеть подошедшего Хэчана. А вот и последнее звено. — Джемину плохо, он болен этой... — начинает было Джено, однако Хэчан его перебивает. — Я знаю. Так вышло, что всё узнал. Он дома? Что с ним? — Мы ищем Джисона, ты с нами? Хэчан молчит, а потом выдаёт: — Да, но я буду искать в другом месте. Нет смысла бегать всем троим сейчас. Будьте на связи, ребята. Напускное спокойствие Ли заканчивается, когда товарищи кивают и уходят, а он сам сначала действительно идёт спокойно, не торопится, а потом всё равно срывается на бег. Он не знает, куда бежит, потому что определённо точно не знает, где сейчас Джисон, однако очень боится опоздать. Они все боятся опоздать. Его сердце уходит в пятки, когда он видит. Видит Джисона на остановке и тормозящий рядом автобус, в который тот намерен залезть. Хэчан дёргается с места, бежит так быстро, как только может, запинается, но всё равно бежит, кричит уже: «стой!», а потом дёргает Пака за воротник, в буквальном смысле вытаскивая из транспорта. Тот ошеломлённо смотрит на Хэчана и действительно не понимает, что случилось. — Послушай... — начинает Ли и слышит, как дрожит его голос, ведь сейчас перед ним стоит тот человек, который забрал любовь Джемина. — Послушай, ты должен его спасти!! Хэчан не выдерживает и начинает истерить, выливая все накопленные эмоции и выплёскивая их прямо на ни в чём не виноватого Джисона: — Спаси его, умоляю тебя! Только ты один можешь это сделать, понимаешь? Он давится этими проклятыми цветами из-за тебя, Джисон, помоги ему, он ведь умрёт, понимаешь, умрёт?! Они убьют его, эти чёртовы розы убьют его, если ты ничего не сделаешь, Джисон, пожалуйста!! Хэчан ревёт и трясёт Джисона за рубашку, пытаясь до него достучаться, а потом просто утыкается в его грудь и отчаянно просит: — Помоги, помоги, помоги...***
Это конец. Это просто конец всего. Дыхание то прерывается, то снова возобновляется, издеваясь над Джемином, который даже не может уйти в забытие и потерять сознание, потому что кислород в организм снова возвращается и снова заставляет всё это терпеть. На хрипит и дышит с открытым ртом, иногда кашляет, но розы выходят легко, потому что они маленькие — потому что большие заняты своим расцветанием в чужом организме. Джемин очень ясно ощущает, как колючие стебли прорастают в его груди, обвивают рёбра, пробираются сквозь ткани и готовы уже вот-вот выбиться из тесного тела наружу. На даже не может описать, как ему больно — это словно в твою грудь и между рёбрами вставляют несколько тонких и острых спиц, проворачивая их внутри тебя, причём медленно, с особым издевательством. У Джемина нет сил ни поднять руки, чтобы сжать грудную клетку, ни чтобы даже кричать от боли, он лишь сдавленно скулит и роняет слёзы, которые текут и от обилия физической боли, и от душевной, где смешались обида, разочарование, жалость к несостоявшемуся будущему, несправедливость и безответная любовь. Джемин тянется рукой к аккуратному цветку и впервые смотрит на него не с отвращением, а с какой-то нежностью, ведь это часть Джисона. Розы валяются вокруг него повсюду, вся его любимая белая ветровка безжалостно заляпана кровью, а На любуется цветком в руке. И ведь действительно прекрасен, как сам Джисон. Потому что Джемин влюбился по-настоящему, а не из-за своей болезни. Влюбился в смущённый взгляд светлых карих глаз, влюбился в выбившуюся из-за уха серебристую прядь, влюбился в худые тонкие руки, влюбился в ямочки на щеках, влюбился в пухлые аккуратные губы. И из-за этого сердце стучало с особым трепетом, от этого слёзы бежали особенно обречённо. Совсем чуть-чуть. Правда, ещё немного. Джемин снова не дышит и от этого закрывает глаза, а после, на обрывках сознания, слышит стук своего сердца. Тихий. Последний.***
Джисон несётся со всех ног. Он сам ещё не до конца всё понимает, но он ужасно боится, его изнутри всего трясёт, слова Хэчана очень сильно его поразили, напугали, заставили сейчас чуть ли не ломать ноги от бега. Может ли он сказать, что любит? Пак не знает, но его тянет к этому обворожительному альфе, словно магнитом, тянет сильно, тянет так, что он не думает ни о чём, и понимает где-то на подсознании, что влюбился. Он поднимается по ступенькам до нужного этажа прыжками через несколько, распахивает дверь и... замирает на месте. Джемин лежит, оперевшись на стену, его глаза расслабленно закрыты, а руки безвольно болтаются на полу. У Пака сердце пропускает сразу несколько ударов, а после начинает ещё громче стучать от волнения, дыхание так вообще останавливается. Он кидается к Джемину и обнимает его холодные щёки руками, поворачивает его голову к себе, но глаза тот не открывает. Не открывает. Джисон плачет. Начинает истерику тихо, всхлипывает и роняет слёзы на чужую холодную кожу, с необъяснимым трепетом прижимает к себе Джемина, хоть и понимает, что от его объятий это тело уже больше не согреется. Пак покрывает поцелуями его лицо, одними губами беззвучно шепчет: — Прости, прости, прости... Я опоздал, я не успел, прости... Я люблю тебя, люблю, прости. Джисон чувствует, что действительно любит. Что полюбил за те мгновения, которые видел этого человека, полюбил сразу, бесповоротно, и только сейчас это понимает. Понимает слишком поздно. Джисон не боится, он бесстрашно прижимается к чужим обескровленным губам своим поцелуем, который должен был его спасти, он не сдерживает слёзы, которые стекают к его губам, придавая прикосновению солоноватый привкус. Он аккуратно двигает губами, со всей своей нежностью прикасаясь к Джемину, хоть тот ничего и не почувствует. Пак размыкает губы, понимает, что ничего не меняется и обессиленно утыкается своим лбом в плечо альфы. «Я не успел. Я ничего не успел... Я опоздал, чёрт возьми, опоздал, опоздал!!» Джисон плачет громко, сжимает чужую одежду руками, потому что как же ему тяжело и больно. Он не может остановить свою истерику, продолжая лить слёзы на плечо Джемина и тыкаться в него носом. Внезапное слабое движение заставляет Джисона нервно дёрнуться и задрожать. Пак тут же, словно сумасшедший, кидается к Джемину и не веря тому, что видит, наблюдает, как тот медленно разлепляет веки и пытается сфокусировать взгляд. А ведь Джисон помнит, что его сердце не билось. Пак хватает его за щёки, заставляя посмотреть в свои глаза, чтобы тот очнулся и хоть что-то сказал. — Джисон-и? — хрипло спрашивает Джемин, когда ему удаётся более менее сфокусировать взгляд. «Я что, не умер?» Джисон обвивает его шею руками и плачет ещё громче, уже не знает от чего именно, но именно из-за этого смешения чувств сейчас так отчаянно бьётся сердце. Джемин только пытается обнять его в ответ, как резко снова заходится кашлем, да таким, что горло начинает гореть, словно в него залили лаву. Пак пугается и отскакивает, пугается и сам Джемин, задыхаясь в приступах, а после начинает выплёвывать уже не только цветы... А стебли, корни и листья цветущих внутри него роз. Он с трудом откашливает покидающее его организм растение, а Джисон всё это время сидит рядом и обнимает его за плечи, показывая, что он рядом и больше не посмеет причинять ему боль. — Нана... — Пак округляет глаза, когда слышит, что издаёт звуки своими собственными связками, хрипло ещё, тихо, но издаёт. Джемин лишь сжимает хрупкое тело в своих объятиях, плачет уже от счастья, чувствуя такую лёгкость, как никогда раньше, и пусть в груди всё ещё болели повреждённые внутренности, которые ещё стоило восстанавливать. Самое важное сейчас тихо плачет в его руках, сжавшись в комочек, а остальное не имеет никакого значения. Ведь ему дали шанс на жизнь.***
Джемин весело щебечет что-то смущающемуся Джисону на ушко, крепко держит его за руку и иногда прижимает к себе, что мазнуть губами по его лицу, неважно, куда, главное оставить поцелуй на молочной коже. Счастье слишком быстро опьяняет его, заставляя забыть двухлетнюю чёрную полосу, и сейчас наслаждаться своим счастливым будущим. Он не может налюбоваться своим персональным солнцем, старается никуда от себя его не отпускать, чтобы постоянно наслаждаться его присутствием рядом. — Джемин-а, — тихим и всё ещё прорезающимся голосом говорит Джисон. — Я люблю тебя. На тянет его на себя, наклоняется и трепетно касается чужих губ поцелуем, а после отвечает: — Я тоже люблю тебя, малыш. А после оба видят весьма интересную картину: им навстречу шагают очень довольные, о чём-то смеющиеся и держащиеся за руки Джено, Ренджун и Хэчан. Джемин немного не понимает столь странного расклада событий, поэтому когда те подходят ближе и наперебой сыпят приветствиями, он спрашивает: — Что у вас происходит? — Мы решили создать культ отверженных тобой и реабилитироваться все вместе, как видишь, выходит неплохо, — говорит Хэчан и от взора Джемина не укрываются его нежные взгляды на тех, кто держит его за руки, потому что он стоит в центре. — Втроём? — Сначала самим странным казалось, — смущённо говорит Ренджун. — А сейчас вроде бы всё в порядке. Я смотрю, и у вас тоже, мы рады! Джемин безумно благодарен этим троим. Они были всегда рядом, помогали, они нашли Джисона, они бросились помогать Джемину даже когда не имели никаких шансов на взаимность, они не бросили его в беде, и На бесконечно был благодарен. Если бы не они, Джисон ничего бы не узнал, и Джемин бы всенепременно умер. И теперь он в полной мере может назвать их друзьями, да, самыми настоящими друзьями. Они первые подаются вперёд и заключают в тройные объятия Джемина и Джисона, которые от чего-то счастливо улыбаются, потому что жизнь, наконец, дала всем шанс. Шанс на счастье.