Сердце тихо плачет, Словно дождик мелкий, Что же это значит, Если сердце плачет? Падая на крыши, Плачет мелкий дождик, Плачет тише, тише, Падая на крыши. И, дождю внимая, Сердце тихо плачет, Отчего, не зная, Лишь дождю внимая. И ни зла, ни боли! Всё же плачет сердце. Плачет оттого ли, Что ни зла, ни боли?
- Чей он? - тихо спрашивает Джемин, как всегда. - Поля Верлена, - как всегда тихо отвечает Донхёк. - Красиво. Донхёк нехотя открывает глаза. Всё вокруг также застилает полумрак. Где-то равномерно капает вода. Люди сидят на скамейках и табуретках, оставленных здесь для жителей, или прямо на пыльной земле. И каждый прислушивается. Так страшно… Сегодня пришлось отсиживаться дольше обычного. Джисон проснулся и потребовал своего медведя, а Донхёк был рад, что всё же прихватил эту игрушку с собой. Мальчик счастливо прижимал его к себе крошечными ручками, втискиваясь между братом и его другом. Когда они вернулись домой было уже темно. Лёгкий весенний ветер через окно проникал в кухню, где Донхёк продолжил убирать посуду. Джисон сразу же уснул, отчим убирал разбросанные вещи в квартире, а мать сидела за обеденным столом и, казалось, отключилась. На её долю выпало столько испытаний. Росла бедно, первый муж, отец Донхёка, умер от рака, когда сыну исполнилось три, а второй ребёнок должен расти в таких условиях. Женщина хотела бы увести детей подальше от войны и всего этого. Но заработанных средств едва хватало на проживание. И это оказалось самым тяжелым. Она — мать, а защитить своих сыновей не может. Донхёк иногда слышит, как мама плачет по ночам, когда думает, что он спит. Она садится на его кровать, осторожно гладит его выкрашенные в рыжий волосы и тихо роняет слёзы. Парню хочется подняться, обнять её и сказать, что она самая лучшая. Но каждый раз он продолжает лежать с закрытыми глазами, пересиливая себя. Маме это нужно. Ей нужно иногда выплеснуть эту грусть. И Донхёк всё понимает. Парень плохо спит. Вот уже 2 года он как на иголках. Всё время должен быть готовым бежать. От этого даже во снах он прячется. От врагов, от полиции, от семьи, от криков, от себя… Донхёк боится. Ровно в 01:00, судя по электронным часам над телевизором, парень поднимается с постели. Он подходит к плотно закрытому окну. Уснуть не получается. Донхёк отворяет раму, впуская свежий майский воздух в помещение. Сонная тишина. Лишь иногда слышно, как проходят в тяжелых берцах военные или проезжает патрульная машина. Комендантский час. Даже птицы не нарушают законов военного времени. Донхёк поднимает голову к небу. Оно безоблачное, с миллиардами звёзд. Выглядит так, будто небеса обнажаются перед каждым жителем этого небольшого города. И внутри они воистину прекрасны. Тёмные, неизведанные, полные опасностей, но такие прекрасные, манящие, захватывающие. Парню хочется растворится в этом космическом мраке. До слуха доносится новый звук. Звук неуместный в этой ночи. Не привычный, а чужой и лишний. Взрыв. Донхёк опускает глаза на горизонт и видит вспышки. Совсем недалеко бомбят город. Сердце пропускает удар. Сирена вновь начинает выть. А парень стоит и наблюдает, как одна за другой бомбы разрушают, убивают, уничтожают. Донхёка резко хватают за предплечья и тянут от окна. Мать быстро затворяет его и нервно проговаривает: - Бери Джисона, одень его, оденься сам и беги в подвал. Мы придём после. Парень заторможено разворачивается и спешит сделать всё, как сказали. Малыш Джисон сидит в постели и растеряно оглядывается. Ли быстро натягивает на себя первые попавшиеся одежды и начинает одевать младшего. - Хён, что происходит? Почему меня разбудили, я спать хочу? - доносится до Донхёка сквозь пелену детский голосок. - Не волнуйся, Сон-и. Всё будет хорошо. Нам просто нужно вернуться в то убежище, где мы были сегодня. - Но почему? Я не хочу. Мне там не нравится, - бормочет Джисон, но продолжает следовать за братом. - Я знаю, малыш. Мне тоже там не нравится, но надо. Чтобы плохие люди нас не нашли, помнишь? - проговаривает Донхёк, уже спускаясь по лестнице на улицу. У парня быстро колотится сердце и маленький ангел в руках. Ли не помнит, как дошёл до подвала, как нашёл Джемина, как успокоился Джисон. У него в голове гул сирены и приглушенные взрывы. Сегодня слишком много страха.Скажи, ты помнишь ли ту вещь, что приковала Наш взор, обласканный сияньем летних дней, Ту падаль, что вокруг зловонье изливала, Труп, опрокинутый на ложе из камней. Он, ноги тощие к лазури простирая, Дыша отравою, весь в гное и в поту Валялся там и гнил, все недра разверзая С распутством женщины, что кажет наготу. И солнце жадное над падалью сверкало, Стремясь скорее все до капли разложить, Вернуть Природе все, что власть ее соткала, Все то, что некогда горело жаждой жить! Под взорами небес, зловонье изливая, Она раскинулась чудовищным цветком, И задыхалась ты - и, словно неживая, Готовилась упасть на свежий луг ничком. Неслось жужжанье мух из живота гнилого, Личинок жадные и черные полки Струились, как смола, из остова живого, И, шевелясь, ползли истлевшие куски. Волной кипящею пред нами труп вздымался; Он низвергался вниз, чтоб снова вырастать, И как-то странно жил и странно колыхался, И раздувался весь, чтоб больше, больше стать!.. (Шарль Бодлер «Падаль»)
И снова он шептал стихи. Хотелось забыться. Чтобы не слышать войны, не видеть напуганного Джисона, не думать о родителях. Они так и не пришли к нему. Парень убеждал себя, что они либо не нашли их в большом скоплении людей, либо в другом месте. Но никак ни там. Взрывы прекратились только утром. Из убежища медленно выходили люди, боясь смотреть. Донхёк видел. Видел их разрушенный дом. Руины, как из старых учебников по истории. Только эта картинка станет новой историей. Парень наткнулся взглядом на тела. Недалеко лежали погибшие. Первые в их городе. Донхёк вдруг почувствовал, как Джисон крепче сжал его ладонь, привлекая внимание. - Хён, смотри, у аджумы платье, как у нашей мамы, - тихо сказал он, указывая пальчиком на тела. Донхёк попытался улыбнуться мальчику. Он осторожно передал его руку Джемину. Тот понимающе кивнул и повёл малыша в сторону, где раздавали бутылки с чистой водой. Донхёк проводил их взглядом и медленно повернулся к погибшим. Он направился к тому, на которое указал Джисон. Парень опустился на колени рядом. Он понимал, но поднять простыню не мог. Сердце бешено стучало, а руки крупно дрожали. Ли осторожно взял края ткани и одним движением открыл лицо человека под ней. В глазах моментально всё поплыло, а на щёки покатились горячие слёзы. Донхёк начал громко плакать, не сдерживаясь. Он положил голову на грудь матери, поливая её платье солёной водой. Как же больно. Он не хочет терять её вот так. Самую близкую и самую живую из всех. Слёзы обжигают глаза и щёки. - Нет, нет, нет, нет, нет. Пожалуйста… - шептал, словно в бреду Донхёк. Из груди вырывается судорожный вздох и, кажется, что и сам он сейчас умрёт. У парня внутри тяжесть и пустота одновременно. Слёзы всё стекают и стекают, не останавливаясь. Донхёк не мог уйти. Он сидел рядом с холодной оболочкой, бывшей раньше его мамой, и плакал, уткнувшись в колени. А потом влага высохла и осталась лишь пустота. У парня не было сил подняться. Солнце уже опустилось за горизонт, а он будто прирос к земле. Вдруг к его плечу кто-то прикоснулся. - Эй, парень, с тобой всё в порядке? - обеспокоенно спросил молодой мужчина. Ли резко поднял голову и наткнулся взглядом на красивого солдата. У него тёмные волосы, светлая кожа, тёплые руки и обеспокоенный взгляд. - Нет, со мной не всё в порядке, - тихо ответил Донхёк, всхлипывая. Он опустил глаза на мать и слёзы снова вернулись. Солдат понимал, что не так. Он опустился рядом с Донхёком и приобнял его. Парень прильнул к широкой груди незнакомца, пряча лицо в складках зелёной формы. Военный успокаивающе гладил дрожащего парня по спине. Он ненавидел всё это. Он ненавидел войну и то, что она делала с людьми. За два года парень увидел много смертей, но тяжелее всего ему было видеть горе близких. И когда он увидел это рыжее плачущее чудо не смог пройти мимо. Он его не знает, но не может оставить в трудную минуту. - Как Вас зовут? - тихо спросил Донхёк, немного успокоившись. - Ли Минхён, - тихо ответил солдат. - А я Ли Донхёк, - шмыгнул носом парень. Объятья были тёплыми и успокаивающими. Донхёк прижимался к старшему, чувствуя уют. Постепенно воздух становился холоднее, а мрак опустился на руины. Минхён осторожно отстранился: - Нам нужно уходить, а то ещё простынешь. Донхёк лишь кивнул и начал подниматься. Он направился от дома в противоположную сторону. Минхён следовал за ним, стараясь не мешать. - Хён! - позвал младший. - Я не знаю куда идти, - тихо сказал он, не поднимая головы. - Ничего, я проведу, - мягко сказал Минхён, кивая куда-то вправо. Донхёк не хотел сейчас думать. Он просто устал. А этот военный помогал ему и этого было сейчас достаточно. Его провели к Джемину и Джисону. Мальчик уже спал, прижимая своего мишку, а На устало смотрел на керосиновую лампу. Когда Донхёк подошёл, друг без слов просто обнял его. Он понимал, что испытывает Ли, ведь сам потерял родителей несколько лет назад в авиакатастрофе. Донхёк был так благодарен Джемину за это понимание, что не смог сдержать новый поток слёз утраты и благодарности. Утро наступило тупой болью в голове и оглушающей пустотой в груди. Джисон тёр кулачком глаз и испуганно осматривался. - Хён~, - потянул он сонно. - А где мама и папа? Они что уже ушли на работу? Донхёк боялся этого. Боялся говорить малышу об этом. Он сел рядом с Паком и взял его за маленькую ладошку. - Да, они ушли, - осторожно начал он. - Но не на работу… - А куда? - спросил Джисон, невинно хлопая ресничками. - Далеко… Помнишь, я говорил тебе, что нам нужно прятаться от плохих людей? Младший кивнул. - Так вот, мама и папа тоже должны были прятаться с нами. Но они не смогли... Не успели. Но ангелы помогли им и теперь наши родители на небесах. Понимаешь, малыш? - спросил Донхёк, приобнимая мальчика. - И теперь они не вернутся? - Нет… Джисон смотрел большими глазами на брата, а его губа начала дрожать. - А им там хорошо? Эти плохие люди не смогут их там найти? - Не волнуйся, они в безопасности и сейчас смотрят на тебя из облаков. Они будут оберегать нас, поэтому не плач, чтобы не расстраивать их, - тихо говорил Донхёк обнимая малыша. Сегодня хоронили погибших и мальчики тоже присутствовали там. Джисон больше не плакал, поэтому Ли тоже держался. Он должен быть сильным для младшего. Больше у них никого нет. Но Донхёк снова и снова натыкался на знакомую тёмную макушку. Минхён постоянно оказывался где-то рядом, чтобы удержать. Тяжёлую коробку, подать ложку, отдёрнуть перед автомобилем, подставить плечо, когда Хёк оступится. Минхён был везде. Ночью Донхёк не мог уснуть. Он встал, оделся и вышел с барака. Прохладный ветер залетал под его толстовку. Над горизонтом начал зажигаться рассвет. - Почему не спишь? - раздался сзади знакомый голос с лёгкой хрипотцой. Донхёк обернулся и встретился с уже родными тёмными глазами. - Не знаю, - также тихо ответил он вдыхая уже привычный запах дешёвых солдатских сигарет. Минхён понимающе кивнул, присаживаясь на деревянную скамью. Ветер путался в его смольных волосах, наводя ещё больший беспорядок. Но Донхёку так нравилось это. Он опустился рядом с парнем так, что их плечи соприкасались. Тепло старшего стало уже просто необходимым. Они молча наблюдали зарождающийся закат. Минхён привычно выпускает обжигающий дым и смотрит уже на младшего. Первые солнечные лучи красиво опускались на рыжие прядки и смуглую кожу. Ему так это идёт. Солнце и весна. Парень создан, чтобы им любовались, а не прятали от пуль. Минхён снова считает родинки Хёка. Их так много на лице, шее, руках. Парень уверен, что и на остальном теле тоже, но пока он не имеет права смотреть на них. Он так погружён в свои мысли, что не замечает, как Донхёк тоже уставился на него в ответ. Младший хитро ухмыляется и опускает голову на плечо Минхёна. Тот слегка вздрагивает, но сразу же утыкается носом в рыжую макушку. - Хён, не оставляй меня, пожалуйста, - шепчет Донхёк куда-то в шею. - Я не смогу без тебя. От этих слов сердце пропускает удар в обоих. Но это так необходимо и так правильно. Минхён обнимает младшего, целует в лоб и также шепчет: - Не оставлю. Никогда… И только восходящее солнце свидетель этих тихих признаний.Глухими тропами, среди густой травы, Уйду бродить я голубыми вечерами; Коснется ветер непокрытой головы, И свежесть чувствовать я буду под ногами. Мне бесконечная любовь наполнит грудь. Но буду я молчать и все слова забуду. Я, как цыган, уйду - все дальше, дальше в путь! И словно с женщиной, с Природой счастлив буду. ( Артюр Рембо «Предчувствие»)
Донхёку снова страшно. Ему страшно за малыша Джисона, ведь тот ещё совсем кроха, и за Минхёна, которого в любой момент могут забрать. Если с первым ему помогает Нана (так называет Джемина сам Джисон) и Тэён (милый сосед с второго этажа их разрушенного дома, который часто присматривал за мальчиком), то со вторым никто не поможет. Ли любит смотреть на Минхёна. Когда он чистит оружие, когда марширует в строю, когда стоит в наряде, когда спит, когда курит… Когда всегда. Донхёк хочет подойти к старшему, прижаться к нему всем телом и вечно вдыхать его запах и запах его сигарет. Он хочет запускать пальцы в тёмные волосы и носить его огромные футболки. Донхёк так хочет… Минхён уговорил Донхёка начать тренировки. Младшему необходимо научиться самообороне. Так Минхёну будет спокойней. Занимаются они лишь тогда, когда старший свободен. Это случается и рано утром, и днём, и вечером, и даже ночью. Донхёк внимательно следит за движениями Минхёна и прислушивается к голосу над ухом. Он быстро учится и хорошо подготовлен физически. Но каждый раз Ли не хочет, чтобы тренировка заканчивалась. Парень устало падает на землю. - Я полежу немного, - говорит он со сбившимся дыханием. - В бою такого права не дают, - ухмыляется Минхён, опускаясь рядом. - Уверен, что готов сейчас погибнуть? - нависает над ним. - В твоих руках и умереть не страшно, - говорит Донхёк на грани слышимости. Но старший всё слышит. Он осторожно проводит пальцами по влажным рыжим волосам, заглядывая в шоколадные глаза напротив. - Хён, полюби меня, прошу… - шепчет Хёк. А Минхён уже. Он наклоняется к смуглому лицу и накрывает искусанные губы своими обветренными. Донхёк шумно выдыхает и притягивает старшего ближе, обхватив широкие плечи. Парень теряется в пространстве и времени, чувствуя приятную тяжесть Минхёна на себе и лёгкое покалывание на кончиках пальцев. Где-то в груди взрываются бомбы и пустота, образованная после смерти, вновь наполняется. Старший отрывается от пухлых губ, дышит тяжело, смотрит прямо в глаза и шепчет: - Уже… Всегда… - припадает лёгкими поцелуями к подбородку, носику, щекам, лбу и снова к влажным от слюны губам. Донхёку крышу сносит от новых ощущений и он, словно безумец повторяет одно: «Люблю, Минхён, как же сильно я люблю тебя...» между поцелуями. Он находит ладонь хёна и сплетает пальцы в замок надёжней всех паролей. Минхён в последний раз коснулся губами лба и опустился рядом, прижимая Донхёка крепко-крепко к своей груди. Будто хочет запихнуть его в сердце и никогда никуда больше не отпускать. Наконец-то наши наступают. Переломный момент в войне. Враг начал активно сдавать позиции и вот-вот придёт победа. Донхёк счастливо улыбается, слушая командира местного взвода. Но тут он натыкается на Минхёна, который грустно смотрит в ответ. До слуха долетает «… уходим дальше к фронту. Ваш город в безопасности, но есть другие точки...». парень с ужасом оборачивается на Минхёна, но тот лишь опускает голову. Он уходит. Донхёк снова боится. Тэён соглашается посмотреть за Джисоном до утра. Он слишком привязался к нему. Сам Донхёк спешит в барак для тренировок. Он ждёт его там. Минхён стоит спиной к входу и курит. Он не оборачивается, хотя точно услышал, что Донхёк пришёл. Парень быстро подходит к старшему и прижимается щекой к лопаткам, обнимая со спины. - Не уходи… Прошу, останься… - Ты же знаешь, что не могу. Хочу, но не могу… - Ты обещал, - всхлип и первые слёзы Донхёка за столько времени. Минхён резко оборачивается и берёт заплаканное лицо в ладони. Он бережно сцеловывает каждую слезинку с бронзовой кожи, с любимых родинок, с мягких ресниц и закрытых глаз. - Прости, солнышко, прости… Я вернусь к тебе, слышишь? С тобой ничего не случится, я всегда защищу тебя, - тихо, но твёрдо говорит Минхён. Донхёк лишь кивает и жмурится. Верит. Он хватает старшего за предплечья и просит: - Выбрось сейчас все мысли и просто люби меня. Пускай за окном хоть торнадо, хоть весь мир горит, ты люби меня, не останавливаясь и не осматриваясь. Лишь сегодня. Минхён кивает и целует. Настойчиво, страстно и отчаянно. Он подхватывает своё солнце на руки и несёт к матам в углу. Донхёк жмётся близко, вкладывая в каждое прикосновение всю свою любовь. Старший нежный и осторожный. Он не спешит и шепчет самое важное. Он любит настолько сильно, что готов вырвать сердце и отдать его Донхёку, если тот попросит. Это чувство слишком сильное. Утром Донхёк проснётся от холода. Минхёна рядом не окажется. И лишь воспоминания сквозь сон о поцелуе в висок и тихом «Навеки твой...» останутся напоминанием о любви. Спустя год… Донхёк на кухне готовит ужин и слушает Джеминов рассказ о прекрасном Джено с улыбающимися глазами. Из комнаты доносится звонкий смех малыша Сон-и и шаги Тэёна. Ли довольно улыбается. После войны они переехали в другой город и теперь всё хорошо. Только дыра в сердце слишком большая. Всепоглощающая. Летний ветер колышет занавески, а луна освещает одинокую фигуру. Донхёк вышел во двор, чтобы подышать. В кармане ветровки полупустая пачка дешёвых сигарет. Таких, как он всегда курил. Парень никогда не любил эту привычку, но зависимость от запаха слишком сильная. Он достаёт одну и зажимает между губ. Спичка всё не зажигается и это сильно раздражает. Вдруг на дрожащие пальцы ложится тёплая ладонь. Донхёк поднимает взгляд и встречается с родными чёрными омутами. - Не нужно. Тебе не идёт, - любимый голос с хрипотцой и такая родная улыбка. Минхён забирает сигарету из пухлых губ и отбрасывает в сторону. - Привет, солнце, - мягко говорит, поглаживая большим пальцем тонкое запястье. - Как ты нашёл меня? - ошарашенный Донхёк не может поверить своим глазам. Минхён лишь тихо смеётся и прижимает младшего к себе. Как раньше. - Я же обещал, что никогда тебя не оставлю, - нежный шёпот на ухо. Так привычно. Теперь Донхёк не боится...