***
— Саске! Саскее! — мальчик лет десяти со сбитым напрочь дыханием бежал к вершине холма, на котором рос здоровенный дуб. Под этим самым дубом сидел ещё один, того же возраста что и бегущий к нему. Он повернул голову на оклик, с вопросом глядя на запыхавшегося друга. — Ну чего тебе, добе? — Смотри, что я нашёл! — Наруто с блеском в глазах протянул другу несколько листков белоснежной бумаги. Учиха скептично оглядел предоставленную канцелярию, после чего вынес ёмкое: — Ну и? — А вот! Смотри! — Узумаки с энтузиазмом сел на коленки и принялся делать что-то с листком. Саске пытался выглянуть из-за корня, что мешал обзору, но выходило так себе, поэтому ему оставалось только ждать. Через пару мгновений перед его носом возник бумажный самолётик. Наруто, держащий его, улыбался во все тридцать два, прищурив сверкающие глаза. Учиха вновь вопросительно выгнул бровь. — Ох боже, а ещё себя умным считаешь! Смотри, я недавно дома нашёл старые папины чертежи — только представь себе! — самолётов! Один из них был очень похож на этот, и я захотел проверить, полетит-ли он. Давай посмотрим? — Уссуратонкачи, но ведь это обычный бумажный самолётик. Такие же у нас в школе на уроках делают. И они постоянно падают. — Ну и что? А вдруг этот полетит? Ну давай проверим! Ну чего тебе стоит? Тяжело вздохнув, Саске всё же согласился. — Ладно, кидай. Счастливо улыбнувшись, Наруто поудобнее перехватил бумажный край и, хорошенько заведя руку, запустил самолётик в полёт над городком. Саске уж был готов видеть, как он накренится и пойдёт вниз, но этого не произошло. Чуть прошелестев ровными крыльями, тот, будучи подхваченным потоками прохладного ветра, взмыл в небо, изящно рассекая его острым носом, и летя, летя, летя вперёд. Узумаки, как и Учиха, заворожённо глядели за блестящим в лучах закатного солнца самолётиком, и с губ слетела любимая обоими песенка: Лети, лети бумажный самолётик Сквозь дымку мечт и детских грёз. И, не знаю, быть может, Твой пилот тебя найдёт.***
— Саске! Саске! Смотри! А у меня не низший балл, как я думал! — широко улыбаясь, Наруто тыкал в лицо Учихи листочек с проходными баллами. Саске лишь наигранно раздражённо отмахивался от него, как от надоедливой мухи, хотя на самом деле был безумно горд. А кто по вашему подтягивал этого балбеса по учёбе? Конечно он. Ведь Узумаки очень хотел вместе с Учихой поступить в академию пилотов. И именно поэтому нужно было как следует сдать все экзамены, чтобы без проблем туда пройти. А Наруто ой как сложно на месте усидеть, это ж просто ужас какой-то! Но всё же, у них получилось. Оба сдали на отлично, и теперь шли подавать заявку. На улице был яркий день. Облака, похожие на летящие снежные горы, медленно плыли по небесному океану. Парни неторопливо шли по дороге, вглядываясь куда-то вверх. Оба думали о том, что совсем скоро исполнится их мечта: они станут лётчиками. Несколько лет изнурительной учёбы, изучения любых материалов и чертежей, зубрёжки и натаскивания формы. И вот, скоро-скоро… они станут ближе к небу. Наруто широко улыбнулся, чем вызвал тихий фырк у друга. — Ну чего ты фыркаешь, теме? — А ты чего лыбишься? Саске-теме, хватит притворяться, что тебя это раздражает, я же знаю, тебе нравится моя улыбка. Широкая улыбка превратилась в лукавую и, спустя миг, Узумаки подошёл вплотную к парню и на ходу чмокнул того в губы. Учиха застыл на месте, шокировано глядя перед собой. Через пару секунд до него дошло произошедшее, и он, густо покрывшись краской, побежал за хохочущим на всю улицу Наруто. — Добе! —***
— Саске! Саске! Саске-Саске-Саске! — Наруто с кличем ворвался в дом Учихи. Тот, до его прихода, спокойно пишущий что-то на бумажках, вздрогнул, из-за чего ручка проехалась по всему листу. — Твою ж, Уссуратонкачи, ты что творишь?! — Саске гневно посмотрел на запыхавшегося друга. Тот выглядел очень возбуждённо и счастливо. На лице появилась широченная улыбка, а глаза засветились ещё больше. Он резко вытянул руку с двумя листами вперёд, прямо перед лицом Учихи. — Смотри! — Саске послушно посмотрел бумагу. Глаза его округлились — Мы поступили! Саске, Саске, мы прошли, даттебаё! Наруто радостно обнял Учиху и поцеловал его в губы, всё так же улыбаясь. Саске смутился, но всё же ответил. Поцелуй был лёгкий, без языка или игры доминирования. Просто… поцелуй, который выражал всю радость обоих. — А что это ты тут пишешь? — оторвавшись от губ Учихи, парень обратил внимание на листок перед ним. — Это… письмо для Итачи. Которое, из-за тебя, пришло в негодное состояние. — он недовольно взглянул на Узумаки, который лишь виновато улыбнулся и почесал затылок. — Ну прости. Я ж так обрадовался, что просто не мог тихо войти. — А ты никогда тихо не входишь. — Саске выразительным взглядом посмотрел на урну, в которой находилась добрая половина разбитой посуды. — Хех, ну простиии. — Ладно, так уж и быть, добе. Учиха приблизился и коснулся чужих губ своими. Думаю, то, что он это сделал в первый раз, говорить не стоит.***
Поётся громкая песня свободы, Детям небес не подходят окопы, Тянется к облакам и синеве небосклона Храброе, смелое сердце пилота… Старую детскую песенку, которую часто они напевали, сидя на холме, заменила песня, которую пела вся казарма. Она стала чем-то вроде гимна, который часто пели по вечерам под гитару. Учиха и Узумаки довольно быстро освоились в отряде лётчиков и довольно быстро стали уважаемыми в коллективе личностями. Более того, они стали лучшими пилотами среди всего штаба. Чаще всего они работали в паре друг с другом. Иногда в одном с двумя местами, иногда отдельно в двух истребителях. Их полёты всегда были чем-то завораживающим, прекрасным и интимным, понятным только им двоим. За их тренировками всегда наблюдали почти все со штаба, удивляясь, как можно так слаженно работать друг с другом, будто читая мысли, чувства, движения, зная, каким будет следующий шаг. Будто один механизм… Мало кто знал, что догадки верны. Они действительно чувствовали друг друга на интуитивном уровне… и они оба хотели быть ближе к небу. Они поступили то сюда ради этого. Ничего другое не имело значение, кроме них двоих, шума двигателя и бескрайней синевы небосклона, к которой так и хочется протянуть руку и коснуться сквозь стекло. Незабываемое чувство… Когда они в первый раз сели в самолёт — небольшой истребитель с двумя пилотными кабинами — Узумаки не мог оторвать глаз. Наконец-то… Он всю жизнь стремился к небу, которое навсегда отпечаталось у него в глазах, будоражило кровь и разделяло все его печали. И вот, он наконец-то здесь, среди дурманящей бесконечности атмосферы, наравне с гигантскими облаками, на которые они так мечтательно смотрели в детстве. Боже, они сделали это… Наконец, хватило сил оторвать взгляд. Наруто обернулся назад, кидая взор на соседнюю кабинку. Учиха точно также, с широко раскрытыми глазами смотрел наверх. Его глаза всё ещё были цвета полуночного неба, которое так контрастировало с окружающим их сейчас днём. Узумаки, несмотря на расстояние между ними и шлем, вглядывался в эти глаза, которые — он понял — были ему намного дороже неба, которое их окружало. Ради них, ради них он готов покорить его. Даже если бы Саске не хотел стать лётчиком, Наруто бы пошёл за ним. Небо было везде, а эти глаза только у Учихи. Узумаки без Учихи не мог. Узумаки заразился этой любовью к небу от него. Узумаки любил его и небо внутри него. Небо с миллиардами звёзд. А Учиха любил его. И его небо, озарённое солнечными лучами. Две стороны, два сердца, которые складываются в одно. В одно небесное сердце.***
Довольно символично был назван их дуэт: «SkyHeart». И они гордились этим названием, потому что оно целиком отображало их суть. Песня, которую пели в казарме, как гимн, постепенно превратилась в посвящение Узумаки и Учихе. Поётся громкая песня свободы, Детям небес не подходят окопы, Тянется к облакам и синеве небосвода Храброе, смелое сердце пилота. Многие поют эту песню и думают о них. Их уважают. У них нет врагов или неприятелей в штабе, потому что невозможно враждовать с этой парочкой. Узумаки любого может расположить к себе, а Учиха стать приятным и интересным собеседником. Начальство их ценило и хвалило. Наверное, именно поэтому их первых записали в кандидаты в отряд военного назначения. Начиналась война… Юные бойцы ещё не знали о ней. Им ещё не сообщили. Они всё ещё сидят в казарме, веселясь и общаясь друг с другом, посвящая друг друга в свои планы на будущее. Какаши тяжело вздохнул. Он, как руководитель отряда номер семь, в котором находились Наруто с Саске, должен сообщить о начале войны. Но, боже, кто бы подумал, что это так тяжело! Ведь Хатаке знал, знал, через что придётся пройти юным пилотам… Вдруг, на другом конце коридора, мужчина увидел приближающегося Узумаки. Тот смотрел в потолок, держа руки в карманах, и, кажется, не замечая его. Какаши, собравшись с духом, чуть кашлянул, привлекая к себе внимание парня. Наруто посмотрел на него и радостно улыбнулся. — О! Какаши-сенсей! Здрасте, какими судьбами, даттебаё? — Узумаки подошёл к Хатаке и протянул руку. Тот ответил рукопожатием. — Здравствуй, Наруто. Я к вам с вестями. Хочешь послушать?***
— Саске! Саске! — Наруто с грохотом открывает дверь в казарму. Все присутствующие удивлённо посмотрели на него. В том числе и Учиха. — Саске! У нас завтра боевой вылет! Первое военное задание, даттебаё! — Почему боевой? — спросил лежащий на соседней от Учихи койке Шикамару. Неужто… — Не уверен, но Какаши-сенсей вроде сказал, что начинается война… Все шокировано смотрели на принёсшего весть Узумаки. В казарме встала гробовая тишина. Каждый осмысливал полученную информацию. Кто-то со страхом, кто-то с нетерпением, кто-то с надеждой на то, что ослышался. Саске никогда не хотел участвовать в войнах. В пилоты он пошёл лишь ради синего неба. Но не ради того, чтобы окрашивать его в красный и рыжий — кровь и пламя. Было такое ощущение, что только Наруто не понимал, что их может ждать. Хотя, как знать, может так и было. Прошло ещё минут десять напряжённого молчания. Даже дыхания не слышно. Парень так и стоял в дверном проёме, разглядывая… друзей? Да, определённо. За пару лет, что они провели в одной казарме, они определённо стали друзьями. Пусть и не лучшими, но определённо хорошими. И он ценил их. И он не понимал, почему они сейчас так напряжённо молчат. Может, война — действительно страшно…? Сомнения закрались в его душу. Он слышал о ней лишь мельком, что удивительно, в нашем-то жестоком мире. Может, руку к этому приложил Саске, может, мама в детстве, а может, сама судьба. Но в любом случае, Узумаки даже на слухах не знал всех её ужасов. Бедный Наруто… будучи не готовым, ему придётся испытать их на себе… Но тсссс, это небольшой спойлер, и ему знать об этом незачем. Пусть насладится последним днём и ночью со спокойной душой.***
— Саске, Саске, давай полетаем перед миссией? Наруто подошёл к сидящему на ступеньках штаба Учихе. Тот посмотрел на него, не меняя положения. Посмотрел внимательно, всматриваясь как можно тщательнее в его образ. Всё как всегда, но что-то поменялось. Или ему только кажется.? Подул слабый ветерок. Его потоки подхватили иссиня-чёрные локоны Саске, едва играясь с ними. Узумаки заворожённо смотрел на товарища. Спустя несколько секунд Учиха хмыкнул. Хлопнув по бёдрам, он поднялся и обернулся к Наруто, смотря на него с лёгкой ухмылкой. Тот, в свою очередь, знал, что это можно трактовать как согласие. Оба направились в сторону аэродрома. Решили взять их истребитель на два места. Легко запрыгнув в кабины, они надели шлемы и включили двигатели. Тихий гул разнёсся по ветру, сопровождаемый лёгким шуршанием шин по асфальту взлётно-посадочной полосы. Серебристый металл гордо блестел в лучах полуденного солнца, а блики так и скакали на изящных крыльях самолёта при каждом движении. — Готов? — раздалось в наушниках. Наруто закатил глаза на этот издевательский вопрос. Кому, как не Учихе знать, что да? — Не нарывайся. — Принято. — снова со смешком. Тихо рыкнув, Узумаки щёлкнул пару выключателей и стал аккуратно направлять истребитель вперёд. Тот, как ручной зверь, послушно ускорялся, тихо рыча в руки своих хозяев. Белые полоски на асфальте слились в один колышущийся узор, и через пару мгновений металлическая птица взмыла в воздух, со свистом рассекая летящий на встречу ветра. Впереди маячила пленительная синева, словно свобода перед удерживаемой в клетке пташкой. Вот всё выше и выше. Земля стремительно удаляется, и вокруг всё синеет. Она, подобно глубинами океана, охватывает их в своих объятия, даря это прекрасное чувство свободы и адреналина, ту близость, в которой они нуждались, как в воздухе. Тонкие крылья со свистом разрезали слои атмосферы, оставляя за собой едва различимый белый шлейф. В ушах лишь собственное дыхание, гул двигателей и звон адреналина. Казалось бы, какой уже по счёту полёт, а ощущения всё как в первый раз. Невероятно. Глаза, словно два зеркала, широко распахнуты, жадно всматриваясь в такое близкое сейчас небо. Протяни руку, и прикоснёшься к нему… — Хей, добе. — Чего тебе? — Посмотри вниз. Наруто почувствовал, как истребитель слегка наклонился в бок, и послушно обратил взгляд на землю. Губы тут же озарила глупая улыбка. Внизу был едва различимый отсюда бугорок, на котором рос огромный дуб с широкой кроной. — Хах, давно мы там не были, теме. — Да. Знали бы они ещё в детстве, какого это, быть в небесах… Наверняка, сейчас где-то такие же два ребёнка лежали на таком же холме, и мечтали, смотря в небо и запуская на встречу потокам воздуха бумажные самолётики… — Саске. — М? — Я люблю тебя. — … Спустя минуту раздался ответ. — Я тебя тоже. Лишь солнце в небесах подмигнуло.***
— Саске, Саске! — М? — Не хочешь выпить? — Хн… почему бы и нет? Два молодых лётчика направились в сторону небольшого бара, в котором частенько сидели за разговорами. Особая атмосфера помещения помогала расслабиться: приглушённый разноцветный свет с преимущественно тёплыми тонами, лёгкая, ненавязчивая музыка, приятный персонал и, конечно, хорошие напитки и еда. Шик в общем. Парни сели за свободный столик в углу и заказали виски. Приятной внешности официант с вежливой улыбкой попросил немного подождать и удалился, оставляя пилотов наедине. Оба думали о чём-то своём, пока Узумаки всё же не решил прервать немного неуютное молчание. — Теме, а ты боишься? Ну, на счёт завтрашнего вылета? Учиха странно на него посмотрел. — Если и боюсь, то только за тебя. Сказано с насмешкой, но без капли лжи. — Хей! Со мной всё будет в порядке! Ты за себя беспокойся! Ты ж немощный, без меня вообще, как только на взлётную полосу пускать можно? — Саске на это лишь самодовольно фыркнул: уж кто бы говорил. Дальнейший спор прервали два плавно опустившихся стакана и бутылка виски. Парни налили янтарную жидкость и, подняв руки со стаканами, чокнулись, громко говоря: — За небо, за свободу и за нас! После данной фразы алкоголь благополучно был проглочен, постепенно проникая в кровь. Эту ночь они проведут в постели, открываясь перед друг другом, как никогда раньше, изгибаясь встать друг другу, подобно тому, как летают в небесах. Единственными свидетелями этой близости, как всегда, будут лишь небеса и звёзды.***
— Саске! Саске! Погоди! Узумаки подскочил к идущему по направлению к истребителю Учихе. Тот уже был в экипировке, осталось только надеть шлем. Саске посмотрел на Наруто и едва улыбнулся. Сразу не скажешь, но он нервничал. Наруто подбежал и спросил: — Мы разве не вместе летим? В голубых глазах плескалось беспокойство. — Да, вместе, просто ты опаздываешь, как всегда. Учиха ухмыльнулся, но за ухмылкой было видно небольшое облегчение. Узумаки тоже усмехнулся. Хоть что-то обыденное. — Ну извини, какой есть. Парни направились к истребителю. Шаги были широкие и быстрые, хотя очень хотелось их замедлить и уменьшить. Сейчас почему-то не хотелось идти к самолёту, как раньше. Может, потому что теперь они летят не к небу, а к смерти? Сеять и получать взамен. Кто знает, сколько друзей они могут потерять в бою? А вдруг, никто — даже они сами — не вернётся? — Уссуратонкачи. Наруто вынырнул из внезапно накативших мыслей и посмотрел на друга. Тот стоял напротив него, положив руку ему на плечо. В глазах — двух ночных небосводах, всегда помогающих идти вперёд — была уверенность, которую тот хотел поселить в друга. Друга? Нет. Нечто большего. Но никому кроме них об этом знать не стоит. Узумаки благодарно улыбнулся, хлопая по плечу в ответ. — Спасибо, теме. Учиха тоже улыбнулся и выставил кулак. Наруто хмыкнул и стукнул своим кулаком о чужой. — Сделаем их. — Обязательно.***
Вокруг снова небо. Только в этот раз не хочется дотрагиваться до него рукой. Коснёшься, отвлечёшься — и ты труп. Небольшое затишье перед встречей — последняя возможность потянуться ладонью к стеклу кабинки. Но и оно закончилось. Впереди виднеются боевые самолёты противников. Гул их моторов приближался, но его слышно не было — в голове лишь бешеный стук собственного сердца и страх. Даже шум двигателей любимого истребителя не в силах сейчас успокоить Узумаки. В этот раз он сидит в задней кабинке. Взгляд переходит на родную чёрную макушку спереди. Торчащие иссиня-чёрные волосы помогают успокоится — теперь он знает, что не один. Они справятся. Они выживут. Они вернутся. — Добе. Ты готов? Хочется сказать да, но как это сделать, когда нет? — Не нарывайся. — Принято. Без смешка. Лишь с печальным пониманием. — Встреча через тридцать секунд. — голос Шикамару. — Да мы их в порошок сотрём! Ни один техник не соберёт! — в динамике раздался боевой клич Кибы. Хотя, все прекрасно знали — он тоже боится. — С нами наша сила юности! — Ли. — Мы справимся. — надо же, даже Неджи сказал что-то. — Как вернёмся, надо будет отметить мясом на гриле! — хах, Чоджи как всегда. — Пусть наша сила воли и отвага поможет нам. — Шино. — Десять. Поётся громкая песня свободы. — Восемь. Детям небес не подходят окопы. — Три. Тянется к облакам… — Два. … и синеве небосклона Один… — Вперёд, ребята! Храброе смелое сердце пилота.***
— Добе! Ох чёрт! Чёрт, чёрт, чёрт! — Саске безнадёжно пытался направить самолёт вверх, но панель искрила и не слушалась. Правое крыло дымилось и разлеталось на кусочки, в кабинке визжала сигнализация. Их подстрелили… — Теме! Теме, ты живой?! — в ушах прозвенел родной голос, переполненный тревогой и паникой. Учиха обернулся и встретился взглядом с перепуганным голубыми глазами. В сердце закралось сожаление, отобразившееся в полуночных глазах. Узумаки увидел это и его глаза наполнились непониманием вперемешку со страхом. — Теме, ты что задумал?! Тот лишь горько улыбнулся и потянулся рукой к кнопке катапультирования для чужой кабинки. Хах… жаль, что своя заклинила. Голубые глаза расширились в панике. Сердце металось подобно перепуганной птице, страх охватывал сознание. — Саске, не смей! Не смей! Слышишь?! — Прости, уссуратонкачи. Нажатие и Узумаки катапультируется из летящего на землю самолёта. Оглушительный, хриплый панический крик заглушает взрывы: — Саске!!! Истребитель с грохотом падает на землю, охваченный огнём. Белый парашют наконец позволяет коснуться ногами земли, и Наруто яростно срывает ремни, держащие его до этого в воздухе. Ноги будто из ваты, но он несётся по направлению к дымящемуся куску железа. Дыхание сбилось, в сердце всё ещё теплится надежда. Он отчаянно смахивает поступающие слёзы, прорываясь сквозь мешающую зелень. Пожалуйстапожалуйстапожалуйста! Вот впереди виднеется дымящиеся осколки истребителя. Наруто бежит ещё быстрее, хотя казалось, что быстрее уж некуда. Он бежит, бежит к разбитому стеклу первой кабинки. Горячий металл обжигает ладони, пока Узумаки взбирается на корпус, но ему на это наплевать. Едкий дым заполняет лёгкие копотью и жжёт глаза, но его это не колышет. Наруто наполовину просовывается в душную от пламени кабину пилота и хватает под плечи тяжело дышащего Учиху. У него разбит лоб и затылок, из плеча торчат осколки, нога обожжена и кровоточит. Но внутри всё ещё хуже… Саске сдавленно стонет, когда Наруто вытаскивает его с разгорающейся кабины. Обратные стороны ладоней Узумаки царапаются в кровь о стекло по краям металлической обшивки, но его это не волнует — Учиха в его руках дышит хрипло и слабо. Он берёт парня на руки и уносит от самолёта, укладывая на свои колени. Тот хрипит и слегка приоткрывает глаза. Его молочная кожа измазана в саже, губы чёрные от неё же. Но не смотря на это, их касается лёгкая усмешка. Полуночные глаза поддёрнуты пеленой боли и сна, что так медленно и верно захватывает сознание. Но сейчас он не может позволить себе погрузиться в такую пленительную, наступающую темноту, сейчас, когда на него так испуганно и отчаянно смотрят два небесных омута, когда чужие руки так дрожат, держа его лицо в ладонях. Как он может оставить его в такой момент? Сиплый шёпот был едва слышен в грохоте взрывов. — Ну что… добе… ты… как? — Я как?! Я как?! Да ты, да ты дурак! Как ты мог! — Узумаки сорвался на крик. Боже, как хотелось треснуть этого Учиху за подобную выходку! Но как, как он мог сейчас поднять руку на него? — Хах… прости, уссуратонкачи… — Саске едва улыбнулся. В глазах читалось тепло. Знаете, как у мамы, когда она защитила вас от какой-нибудь опасности, когда она рада, что вы в безопасности. — я не хотел… чтобы ты… чтобы ты упал вместе со мной… — Саске-теме… Если бы я мог, я упал бы с тобой хоть в ад… Потому что ты не должен падать один… Учиха на это хмыкнул. Горло саднило из-за жаркого сухого воздуха и пепла, глаза слезились от дыма, из-за чего и без того нечёткая картинка размывалась ещё сильней. Но он всё равно смотрел в небеса. В свои небеса, принадлежащие и верные только ему, смотрящие в его собственные с такой горечью и надеждой. Он не может уйти сейчас… Не может бросить его. — Эй, уссуратонкачи… Наруто мотнул головой, утыкаясь лбом в чужой. Порывистый вздох был подозрительно похож на всхлип. Учиха продолжил: — Помнишь… помнишь детскую песенку.? — Разумеется… мы ведь часто её пели на холме. Да, теме? — Да… Можешь… можешь спеть её? — Конечно, Саске… — Спасибо… Под мелодию взрывов и огня раздался хрипловатый от удерживаемых рыданий голос. — Лети, лети, бумажный самолётик… Намного тише, чем первый, но всё же послышался другой: чуть более низкий, сиплый, совсем угасающий. Они пели немного в разнобой, но вкладывали в строчки всю любовь и детскую веру, что пронесли от земли до неба… — Сквозь дымку мечт и детских грёз… И, я не знаю, быть может, Твой пилот тебя найдёт… Второй голос затих… Лети, лети, бумажный самолётик Вестник скорого конца… Первый голос сорвался на тихий, хриплый шёпот. И, когда пилот твой, о землю разобьётся… Тихий всхлип. — Проводи его на небеса..... Наруто открыл глаза и посмотрел на Саске. Сухой ветер играл с иссиня-чёрными волосами и едва касался густых чёрных ресниц приоткрытых глаз. Стеклянный взгляд опустевшего ночного небосклона был направлен в окровавленные небеса, отражающиеся в нём. С губ больше не срывалось сиплое дыхание, сердце под рукой перестало биться, и грудь уже не поднимается, а на щеках высыхает солёная влага. С щеки скатилась слеза, капнувшая на родное лицо. Наруто громко всхлипнул и зажмурился, проводя большими пальцами по молочной коже, испачканной в чёрной саже. Он коснулся губами чужого лба, оставляя невесомую дань жизни и смерти. Оторвавшись, он ткнулся в чужие губы, оставляя последнюю надежду вдохнуть в них жизнь. Невесомый, невинный поцелуй, уничтоживший последнюю веру в чудо. Вскоре взрывы над ними остановились, и небо снова стало голубым. Лишь горящие останки самолётов и запах пепла и пороха говорили о недавно пройденной бойне. Но Узумаки не хотел смотреть на небо. Он только что потерял своё… Ему показалось, или это был бумажный самолётик.?***
Небеса заволокло тучами. Наруто и ещё несколько оставшихся ребят из отряда стояли ровным рядом возле свежих могил. Могил их товарищей. В тот день погибли Неджи, Чоджи… Саске. По воздуху лилась мелодия похоронного марша. Рядом с Наруто стояли Какаши и Киба с Ли. Дальше по шеренге — Шикамару и Шино. Они все наряжены в парадную форму. Хотя, если честно, сейчас она вызывала лишь тошноту. Правая рука у виска, вторая по шву. Пустой взгляд синих направлен на серый мрамор надгробных плит. Он блуждал по высеченным буквам, выстраивающихся в имена его друзей. Как пусто и больно… Даже Итачи — с его-то здоровьем — приехал. Еле выбив из врачей разрешение на выезд, он приехал на похороны брата необычайно бледный, с углубившимися морщинками на щеках и непередаваемой тяжестью в глазах. А как иначе, если твой единственный дорогой человек ушёл? Безвозвратно и далеко, куда ни одно письмо не дойдёт. И без того худой старший Учиха стал ещё хрупче, всё его выздоровление пошло под откос после вести в чёрном конверте, но он продолжал стоять рядом с Наруто, так же как и он, вглядываясь в серые плиты. Как так вышло, что младшие уходят раньше старших? Узумаки не вслушивался в фальшивую речь вышестоящих чинов о горечи потери и долге. Он вспоминал, как исчезла жизнь вместе со звёздами из полуночных небес, и как чужое дыхание перестало оседать на его собственных губах. И как теперь собрать себя? Своё сердце? Как, как это сделать, когда от него осталась лишь половина? Как вернуть небесное сердце, когда часть закопана в земле? Хах, в том то и дело, что никак… Наруто сидел в баре за одним из их любимых столиков. В руке качался стакан с нетронутым виски. Взгляд был направлен в никуда и жизни в нём не было. Голубизна чистого неба превратилась в синеву пасмурных небес над мёртвой землёй. Свет лампы на столике отражался в ней лучами заходящего солнца, говорящего о конце дня, как о конце жизни. Мыслей не было, они сбежали как трусы с поля боя… Узумаки машинально погладил место перед собой, но, осознав что делает, отдёрнул руку. Просто раньше он всегда так гладил руку Учихи, заставляя того прикрыть глаза и едва улыбнуться… Раньше, но не теперь. Светлые брови сошлись на переносице, а глаза тронул болезненный прищур. Поставив отдёрнутую руку на локоть, Наруто ей в волосы, пряча лицо от места напротив. Внутри так гадко заныло, а на душе вновь заскреблись кошки. Как так получилось.? Вдруг перед ним с лёгким стуком опустилась рюмка. Парень с удивлением посмотрел на принёсшего её официанта. — Но я не заказывал- начал было он, но парень прервал его. — Вас угостили. И ушёл. В его вежливой улыбке виделось сочувствие. Он часто обслуживал его с Учихой и знал их. Они всегда были вместе. А тут Узумаки один. Нетрудно догадаться, почему… Парень всё ещё с удивлением посмотрел на рюмку с коньяком. Кто мог его угостить? Он стал оглядывать бар. Вдруг взгляд наткнулся на знакомый хвостик-пальму. Шикамару смотрел на него с лёгкой грустной улыбкой. В его руке тоже была рюмка. Наруто чуть улыбнулся в ответ. Снова со стуком появилась ещё одна рюмка. Киба сидел в другом конце бара, с невесомой, но далеко не издевательской усмешкой. Ещё одна. Шино. И ещё. Ли без привычной улыбки. Они все смотрели на него с сочувствием в глазах, ведь им тоже пришлось потерять друзей. Саске был одним из них. Ребята встали со своих мест и подсели к нему. Киба хлопнул по спине, Нара положил руку на плечо. Узумаки благодарно улыбнулся. Взяв в руки по рюмке, они подняли их и чокнулись. — За ребят. За Неджи, за Чоджи, за Саске. Наруто едва моргнул, моля предательскую влагу сгинуть. Сиплым шёпотом он повторил конец фразы: — За Саске… И опрокинул в себя содержимое рюмки. Влага не сгинула.***
— Саске, Саске, зачем ты это сделал.? — Узумаки сидел перед мраморной плитой с лилиями в руках. Ветер игрался с блондинистыми волосами и приятно обдувал лицо. Кладбищенская трава шуршала под его порывами, касаясь потёртых кроссовок и надгробий. Замёрзшая рука покоилась на одном из них, изредка проходясь пальцами по высеченным буквам. Наруто ощущал себя виноватым за произошедшее. Ведь это он не спас его, не справился с управлением и позволил так опрометчиво поступить. И это так давило, что ему казалось, будто на его плечах горные хребты. Узумаки не знал, что делать. Последние события его раздавили и опустошили, и с этим невозможно смириться. Неожиданно сильный порыв ветра будто дал пощёчину, вырывая из омута. На секунду парню показалось, что кто-то стоял перед ним и именно это и сделал, но, подняв взгляд, он увидел, что никого не было. Лишь холодная плита. Узумаки горько усмехнулся. — Дай хоть поплакать нормально, теме… — на губах почувствовалась соль — прости меня… Саске, прости меня пожалуйста… Из груди с отчаянием рвались всхлипы, но Наруто мужик, а мужики терпят до последнего. Хах, дотерпелся… Послышался надрывный плач вперемешку с воем. Ветер подхватывал его и разносил по всему кладбищу, делая похожим на завывания призраков. Но никто не мог его услышать, лишь мертвецы сквозь толстый слой земли. Узумаки крепко держался за грудь, с хрустом сминая куртку в том месте, где должно быть сердце. Оно отзывалось в побелевших костяшках болезненным импульсом, подобно сломанным крыльям, которыми птица ещё пытается взмахнуть, ведь ему так хотелось почувствовать эхо такого же сердца, что с жаром разгоняет в теле жизнь. Мечтать не вредно, да, Наруто? — Зачем?! Саске, дурак, зачем ты это сделал?! Идиот! Кретин! Почему ты не позволил мне упасть вместе с тобой?! Почему?! Ведь я не могу без тебя, теме! Без твоей наглой ухмылки, уверенной походки, надменной ночи в глазах и нежности в прикосновениях! Ты же знаешь это! Так почему?! Зачем ты оставил меня гнить заживо здесь?! Здесь, где тебя нет, Саске… Крик прервался, и шёпот был еле различим. — Как мне теперь жить, если наш дуэт превратился в соло.? Мы ведь «Небесное Сердце»… Так почему ты оказался на небе раньше меня? Это нечестно, теме… Единственный ответ, на который способна надгробная плита — молчание. Но вместо неё ветер мазнул по лицу, суша горячие слёзы, словно пытаясь стереть их ласковой ладонью. Наруто вымученно улыбнулся и всхлипнул, вытирая влагу вместе с нежными порывами и при этом только сильнее размазывая грязь с рук. — Да, прости-прости, теме, я что-то приуныл… Знаешь, я кое-что принёс. Узумаки вытянул из-за пазухи какой-то предмет, который трудно разглядеть из далека. Положив его рядом с цветами, он выдохнул и тепло улыбнулся. Но через несколько мгновений его улыбка угасла, а взгляд стал жёстким, будто он в одно мгновение прошёл все стадии принятия*. — Они заплатят. После этих слов Наруто поднялся и зашагал прочь к выходу с кладбища, мазнув напоследок взглядом по могилам остальных друзей. В синих, как небо перед боем, глазах плескалась решимость и жгучая ярость. Он отомстит. Заставит их страдать точно так же. За своих друзей, за свой дом, за себя и за Саске. На холодном мраморе блестел в лучах солнца белый бумажный самолётик.***
Киба чуть поёжился под бесстрастным взглядом друга. Ему, как и всем оставшимся из их отряда, было крайне непривычно и неуютно видеть Узумаки вот..... таким. Холодным и подавленным. Взгляд стал похож на осколки льда, не успевшего растаять на реке. Или на небо, в котором теперь нет места солнцу, лишь пасмурный день, конец которому никогда не настанет и на его смену не придёт ночь. Все одновременно и удивились, и нет. Каким-то шестым чувством все знали, что как только встанет вопрос о следующим полёте, Наруто не колеблясь запишется по собственной воле. В глазах вместо холода появилась еле сдерживаемая злость и нетерпение. О да, точно нетерпение. Он так жаждал расстрелять их всех, заставить страдать и корчиться от жара в дымящемся металле, как в духовке. От светлого, невинного парня остались воспоминания, фотографии и, быть может, ещё хоть какой-то отголосок в обозлённой душе. До вылета оставалось чуть меньше часа, и Узумаки сидел на ступеньках штаба. Взгляд был устремлён вверх, поглощая небо в двух зеркалах. Ветер едва касался волос и чуть-чуть оглаживал равнодушное лицо с залёгшей морщинкой между бровями. Совсем скоро отправится туда, чтобы вновь сеять смерть, заливая невинную синеву багряной кровью и золотом взрывов. Но теперь он будет делать это осознанно, с ярким желанием полностью покрыть небо красным и рыжим, чтобы они поняли, какими стали небеса без него. — Наруто… Узумаки обернулся на зов и увидел Шикамару. Тот как всегда был с хвостиком-пальмой и руками в карманах. Он был уже в экипировке, как и сам Наруто. Нара внимательно смотрел на него, и в его глазах не было и намёка на скуку или жалость. Лишь понимание и поддержка. Немного постояв в молчании под холодным взглядом парня, он, наконец, сказал: — Прежде чем мстить, подумай, хотел бы он такого? Наруто нахмурился, во льду глаз блеснула злость. — Я имею ввиду, что он любил тебя светлого, невинного и веселого. Такого, каким ты был раньше. Взгляд со злого переменился на непонимающий, но Шика продолжил: — Ведь он знал, что тебя не коснётся тьма, и ты всегда найдёшь дорогу в свету. Так хотел бы он, чтобы ты отказался от этой своей стороны и ступил во мрак мести и ненависти? Хотел бы Саске, чтобы ты потерял себя — того, ради кого он пожертвовал собой? Лицо Узумаки растянулось в удивлении и шоке. На миг в голове мелькнула мысль: «а действительно, хотел бы он этого?». Шикамару верно всё сказал, говоря прямо и чётко, не давая возможности словам разбиться о стену гнева и нежелания принимать их. Увидев, что мысли в какой-то мере дошли до парня, Нара прикрыл глаза и ушёл. Наруто сначала смотрел ему вслед, после чего перевёл взгляд на небо. Из-за облака выглянуло солнце, ласково коснувшись его лица и заставляя зажмуриться. Узумаки закрыл глаза и чуть улыбнулся. До вылета осталось около пятнадцати минут. У него ещё есть время обняться со всеми.***
— До встречи осталось десять секунд. Приготовьтесь, ребята. — Шикамару начал отсчёт. Руки Узумаки крепко сжали штурвал, в голове звон, а сам он судорожно пытается не вспоминать чёрную макушку в кабине перед собой. Зажмурившись до разноцветных пятен перед глазами, он глубоко вздохнул и медленно выдохнул, обретая контроль над холодными пальцами и бешеным пульсом. Наруто открыл глаза, ледяным взором окидывая приближающихся врагов. В сердце снова забурлила ярость, штурвал сжат до побеления костяшек рук. Сквозь пелену послышался голос Нары: — Три. Он. — Два. Им. — Один! Отомстит! Сразу после команды Узумаки гневно сжал ручку, слыша грохочущие выстрелы. Хотелось кричать от отчаяния, но он лишь беспощадно простреливал противникам крылья и баки. Его полёт был похож на полёт хищной птицы в схватке со своими сородичами. Как бы он не пытался подавить это, воспоминания и ярость с болью раз за разом вспыхивали в перед глазами, и крик невольно сам вырвался наружу. Над ним, вертясь вокруг своей оси, пролетел дымящийся самолёт, который он благополучно облетел, но как из ниоткуда оказался ещё один. Он задел краем крылся его пропеллер и истребитель Узумаки, оглушённый ударом, стал стремительно лететь вниз. Наруто стал судорожно щёлкать переключателями и дёргать штурвал, в панике стараясь вернуть управление над подбитым самолётом. Твою мать, прям как тогда… Нет, нет-нет-нет-НЕТ! — Чёрт, чёрт-чёрт-чёрт! Ксооо! Узумаки крепко зажмурился, но образ извиняющегося взгляда в передней кабинке не желал исчезать, и слёзы скопились в уголках глаз, судорожный вздох был похож на всхлип. Чёрт побери, он погибнет… «Готов?..» Наруто резко открыл глаза. Ему показалось.? Он ощутил невесомое тепло на обратной стороне ладоней, и всего на миг ему почудилось, что на его руках лежат чужие, крепко обхватывая вцепившиеся в штурвал пальцы. В этот самый миг в голове прояснилось, весь шум и паника исчезли, остался лишь призрачный силуэт бледных кистей и бархатистый голос в голове: «Принято…» Действия чётко нарисовались в мыслях, и Узумаки, будто поддаваясь чему-то, резко потянул штурвал на себя, вырывая самолёт с курса и устремляя его в небеса. Бой, который до сих пор продолжался, по какой-то причине словно затих и не коснулся его, а сам истребитель совсем скоро стал чуть выше облаков. Наруто заворожённо смотрел на белоснежные ватные горы, и вдруг сердце пропустило удар… за очередной громадой, параллельно ему летел другой самолёт. Он был не близко, но и не так далеко, так что лицо пилота можно было рассмотреть. Солнечные лучи проходили сквозь изящные крылья их разбившегося истребителя, который был теперь как новенький, за хвостом не было характерной белой полоски, и летел он совсем без шума, свиста или гула, как должен бы был. А в стеклянной кабине сидел Саске. Наруто смотрел на него, не дыша и не моргая, боясь, что этот мираж раствориться в голубизне неба, если он перестанет смотреть хоть на миг. От яркого света ли, или разрывающих его грудь чувств, по щекам боязливо скатились две слезы, похожих на два алмаза в свете софитов, но парень не обратил на это внимание. Сердце в груди так сжалось и так быстро билось, что за него невольно становилось страшно. Как такое может быть?.. Учиха смотрел прямо на него, в его глазах, из которых исчезли все звёзды, и преследовавших его в кошмарах, снова горели ночные небеса, которые давали силы жить и идти дальше. Они смотрели глаза в глаза, и если в одних было неверие, надежда и отчаяние, то в других — тепло, поддержка и вера. Саске поднял кулак в строну Узумаки. Тот в силу привычки сделал так же. Они часто так раньше делали… Потом Учиха поднял палец вверх и уверенно улыбнулся ему, хотя в глазах подозрительно заблестело. Наруто через боль улыбнулся в ответ, пелена в глазах стала сильней, но он всё ещё не отрывал взгляд от Учихи, всё ещё протягивал руку и впитывал в себя образ того, кто был смыслом жизни, кто был его частью. Он понимал, что видит его в последний раз, что он вообще не должен его видеть, но так хотелось наплевать на всё и снова пойти с ним на тот холм со старым дубом, чьи ветки, казалось, доставали до столь желанных небес. Так хотелось, но нельзя… Ты справишься, уссуратонкачи… Я всегда с тобой. И он исчез за очередным гигантским облаком, растворившись в синеве неба, к которому они шли сквозь года. Наруто всё ещё смотрел туда, где только что был их самолёт, который сгорел в пламени смерти вместе с Саске. Сквозь благодарную, и одновременно горькую улыбку, он прошептал, стирая предплечьем слёзы: — Спасибо, Саске, я знаю… Спасибо..... Он чуть повернул штурвал, снижаясь. Бой был закончен. В голове всё ещё было пусто, и приземлился он как в тумане. Из памяти никак не как не хотели уходить полуночные глаза, верящие в него даже после смерти. И всё же… и всё же было так больно, что он никогда их снова не увидит, что не сможет обнять и сказать на ушко: «как же я тебя люблю». Ни-ко-гда. И это осознание било по и так глубокой ране. — Наруто! Наруто, чёрт тебя дери, живой! Вдруг к нему Киба, чуть ли не залезая в кабину и крепко обнимая до хруста костей. Внизу так же стояли остальные члены отряда, с такими же радостными улыбками и блеском в глазах. Чуть дальше стояла половина штаба вместе с Какаши, даже Итачи. Никто не погиб… Узумаки в лёгком шоке осматривал всех скопившихся людей с недоумением в глазах. Почему они все так радуются? — К-киба, ты меня сейчас задушишь… — Прости-прости, просто мы так рады! Боже, да ты напугал нас до усрачки! — получив непонимающий взгляд друга, тот пояснил — ты был подбит и уже летел на землю в таком состоянии, что мы подумали, что уже всё, но вдруг, ты взял и вырулил обратно, не угодив под пули! Боже, везучий гад, я так рад что ты жив! Мы все так беспокоились! Киба снова его обнял, утыкаясь в плечо. А Наруто осмыслил, что только что произошло… Голову как молнией пронзило… — Эй, ты чего это? — Инузука обеспокоенно посмотрел на друга. Тот моргнул, прикасаясь кончиками пальцев к щекам. Мокрые. Наруто улыбнулся и опустил голову, чуть слышно шепча: — Да так, ничего… Знаешь, Киба, я видел бумажный самолётик…***
— Давно не виделись, приятель… Ответом парню послужил лишь шорох и лёгкий скрип старых ветвей. Огромный дуб, друг его детства, символ чего-то постоянного и родного, обо что можно опереться в самые тяжёлые времена, тихо приветствовал его на большом холме, запомнившем немало встреч и откровений. Наруто опустился на мягкую траву, прислонившись спиной к могучему стволу и корням. Узумаки чуть прикрыл глаза, вслушиваясь в шум царящего здесь ветра и шуршания листвы. Сколько он здесь не был? Лет пять, не меньше. Вдруг, будто кое-что вспомнив, Наруто потянулся к рюкзаку и достал оттуда листок бумаги. Канцелярское изделие отливало голубизной неба. Парень чуть улыбнулся и ласково погладил лист, после чего стал аккуратно складывать его. Спустя несколько движений, Узумаки держал в руке бумажный самолётик с острым носом. Чуть проведя кончиками пальцев по его изящным крыльям, напоминающим те, что были у их истребителя. Уголки губ приподнялись в ностальгии и щемящей грудь нежности. — Знаешь, а за это время многое произошло… Наруто просидел под дубом до вечера, рассказывая ветру и старой коре про всё, что с ним произошло. Его глаза то щурились от радости, когда он вспоминал о веселье, то прикрывались в грусти, когда в горле вставал ком от тяжёлых воспоминаний. Но с каким-то особенным чувством он рассказывал о том, как Саске спас его в том бою. Сказав в конце тихое «спасибо», было такое ощущение, что рассказывал он это самому Саске. Самолётик в руках стал отсвечивать золотом лучей заходящего солнца. Узумаки приподнял руку, чуть повертел его перед глазами и, слегка замахнувшись, запустил его. Как в тот раз, его подхватили потоки ветра, и он летел, чуть шелестя своими крыльями и рассекая воздух. Сейчас не было ни времени, ни возраста, и Наруто казалось, что он снова тот ребёнок, который с восторгом в глазах смотрел за их первым запущенным с холма самолётиком, который точно так же летел над небольшим городком. Будто он снова наклонился к другу и спросил у самых губ, кем тот хочет стать, после чего едва коснулся их. То, что было потом, как всегда, запомнило лишь небо да дуб вместе с ними самими. — Я тебя люблю, Саске… — Уссуратонкачи.