***
Приют — это далеко не самое благородное место, где воспитывают обычно отпрысков, брошенных родителями, либо же тех, кого смогли забрать из семьи из-за разных обстоятельств. Но были и те, кто попадал приют из-за гибели родителей и отсутствия других родственников, которые могли бы продолжить воспитания этого чада. Таким и был Фай. Мальчиком, у которого не было никого. И казалось, что он останется одиноким на всю жизнь. Да и друзей у мальчика не было. Для приюта Фай был самым обычным ребёнком, со своими проблемами и тревогами, тайнами и недопониманием. Никто не понимал поведение этого ребёнка. Да и понимать не хотели. Он тут живёт, ест, растет, должен быть благодарен и на этом. Но, а потом, как стукнет 20, будь любезен съехать и платить долг за прожитые года. А у этого ребёнка за плечами был только давно пустующий замок, которого уже, возможно, и нет. Он один, и одиноким останется. Так ему велела судьба. Все в приюте старались его сторонится, а воспитатели не хвалили за красивые глазки. Хотя те давно утратили свой блеск. В них только боль и ненависть осталась. А тем было все равно, какую он сегодня оценку получил за тот или иной предмет, для них было главное найти повод, ниточку, пусть и не логическую, не пойми откуда взявшуюся, чтоб наказать того. Телесные наказания в приютах и по сей день считаются нормой, а правительство на это преступление против свободы детей молча закрывает глаза. Им все равно на этих детей. Неважно, какие у него были там родители, на него повесили клеймо «ничтожество». В приюте все друг друга сдавали и предавали, и всем было плевать. Они лишь хотели урвать это чувство возмездия, чтоб «тварь», что их сдала, наконец-то получила по заслугам. Но не Куроми. Того почти никогда не было видно, но он как-то успевать светиться во всех делах, во всех погрешностях жизни. И именно больше всех получал он. Легче было свалить на того, кто всегда молчит, а значит и «победа» в кармане, и человек подставлен. Тем более Куроми был изгоем приюта. Его винили за все: за походку, внешность, глаза, пару ошибок в домашнем задание, за полку, до которой мальчик не мог дотянуться. Жизнь была у него не из сладких. Он не был принцем, а своего принца он не ждал. Да и вообще, не верил во все эти сказки. Он давно утратил в них веру.***
День для Куроми начинался как всегда обычно. С раннего утра, когда тот ещё толком не успел проснуться, раскрыть глаза и осмыслить что происходит, как его вновь ведут к директору. Ночью, кто-то снова проник на кухню и стащил печенье, которое было испечено на именины любимчика директора. Единственный, кто здесь жил хорошо, и для него были устроены все блага. Конечно, как обычно, всё решили свалить на молчаливого Фая. Ведь же так просто. Оставить крошки у него комнаты и в самой, и всё. Человек уже виновен во всех смертных грехах. Мальчик даже не пытается вырываться. Наоборот, он давно понял, чем он больше он сопротивляется, тем сильней и больней его бьют, тем на дольше остаются раны, а они почти и не заживают. А так наказание проходит быстро, да и боли так каковой он уже не чувствует. Ведь, когда ты что-то часть делаешь, то привыкаешь. И тут так же. Его тащили за волосы через длинный нескончаемый серый коридор, который сопровождали множество дверей и тусклых ламп, которые даже осветить лицо его мучителя не могли. Коридор казался бесконечным и неприветливым, будто он уже готовил мальчика к его темному будущему. Это крыло, где он жил, было старым и обвисшим, и здесь часто стоял гул, что пугал мальчишек и девчонок. А он привык. Смирился. Робкий ветер обжигал своим дыханием юную кожу мальчика, от чего тот часто мерз, но это был пустяк, к которому он тоже привык. Жить здесь было невозможно, поэтому и большинство детей жили в правом крыле, пусть то и было нехорошим, но жить можно было. Фай чувствует, как его кидаю на голый ламинат. Он не поднимает голову, потому что в этом нет нужны. Потому что он попал в Ад, из которого назад дороги нет. Это Ад — его дом. Дом до конца его никчёмных дней. Директор, одетый явно не в обычную одежду, хватает мальчика за волосы и поднимает за них голову вверх. — Ты думаешь, что тебе все будет сходить с рук? Даже такая мелкая пакость? Фай…- директор рычит, смотря в голубой глаз мальчика. — Снова молчишь, даже ничего не скажешь в своё оправдание? — а затем усмехается, пока по щеке заехала его тяжёлая рука, оставляя свой огненный след, обжигающий кожу. Фай продолжает молчать. — Фай… — директор снова смотрит мальчику в голубой глаз, когда его алый прикрыт чёлкой. Дети боялись его второго глаза. Считали это частью демона или куда хуже. Мужчина в медицинском халате несколькими пальцами приподнимает белоснежные пряди, которые давно утратили своё сияние. Он смотрит на этот алый глаз. — Этот глаз… Фай резко дёргается, чтоб отойти назад. Но позади только голая стена. Все пути для побега ему пригородили. И сейчас на мальчика установлено три пары глаз. Куроми прижимается к стене. Пытается рукой закрыть глаз, но чувствует, как что-то теплое стекает по его щеке. Что это? Кровь? Слезы? — П-пожалуйста…- мальчик пытается выдавить из себя слова, прикрывая глаз рукой. Ему было страшно. Он не знал, что ему ждать и что делать. — Фай… Ведь я прекрасно понимаю, почему эти дети так жестоки к тебе. Твой глаз их пугает. Он заставляет их идти на извращённые меры, чтоб тебя наказали. Ты же понимаешь, что они тебя подставляют. Они не любят тебя и твой глаз. Давай его выколем? И тогда твои мучения закончатся навсегда — Это не было правдой. Директор врал, смотря в глаз мальчику. Он хотел снова услышать эти горькие слёзы боли, ненависти и страданий, которые так и рвались из юношеских уст. — Нет… Не надо…- Куроми мотал головой, закрывая уже и второй глаза. Нет. Он не позволит причинять себе боль. Он будет держаться, как бы больно и страшно ему не было. Будет терпеть столько, сколько потребуется. Что-то холодное скользит по его бледной коже ладони, оставляя неприятный жгучий надрез. Мальчик убирает руку, чтоб посмотреть на неё, но перед его глазами летит холодный тонкий нож со свистом. Фай закусывает губу, вжимаясь в стену от страха.***
Мальчик лежит на мягком ковре, окружённый лужей крови, но чьей? Он еле-еле поднимается на ноги и смотрит на бездыханное тело когда-то директора, а из его глаз текла кровь. Это он сделал? Нет, Фай не может кого-то убить. Он же не монстр, чтоб убивать! Все виной этот красный глаз! Его нужно выколоть, тогда и может жизнь пойдёт легче?! — Уб-блюдок…- слышится тихий рык, отдающий об холодные серые бетонные стены комнаты. Казалось бы, комната директора, но такая мёртвая, безжизненная, будто в неё когда-то захоронили тело ребёнка, а Фай — значит должен быть следующим? — Ты сдохнешь, как только сможешь сбежать отсюда. В том мире ты никому не будешь нужен! Всем будет плевать на тебя! Как и твоим родителям. Фай закрывает уши, больно царапая кожу у висков. Нет! Нет! Это всё не правда! Его родители умерли, а не бросили его. А если и бросили, то почему не раньше? Когда он только появился на свет. Либо могли убить, раз он дитя демона. Почему не убили? — Нет! Они не бросили меня! — тот закрывал уши, пытаясь что-то выдавить из себя. — Ты должен сдохнуть! Демон! — тот вновь схватил нож, который уже был в крови, но это не мешало директору убить этого ребёнка. Мужчина поднимается на ноги и с рывком направляет нож к ребёнку, который и пошевелиться не мог. Что-то удерживало руку директора и не позволяло двинутся. — Что за чёрт?! Чёртов ребёнок, да почему ты до сих пор не можешь сдохнуть?! Раздаётся оглушительный взрыв, который откидывает Фая в сторону, а директор попадает в центр и… Капли крови брызгают на лицо Куроми, а тот с шоком сидит на месте, прижавшись к стене, боясь шелохнуться. Что произошло? Моментально в комнату вбегает охрана с оружием и в военной форме. Те были в шоке, когда увидели «остатки» от трупа директора, и мальчика, который дрожал в углу от испуга. Они не могли понять, как и кто это провернул? Но раз этот ребёнок здесь, значит и его рук дело. Больше ведь не кому? Да? — Срочно ведите мальчишку к палачу! — выкрикнул один из охранников, хватая Куроми за шкирку. — Ты ответишь смерть за свои деяния! Ты будешь казнён на глазах у всех! Демон! — Я не убивал! — Куроми пытался вырываться, но зная силу этой охраны, лучше бросить эти попытки и просто смириться с судьбой, которая с ним так жестока…***
Фая бросаю в его же комнату, запирая дверь на ключ, оставляя мальчика совсем одного и без еды. Но теперь это не имеет значение. Не важно на какой желудок умирать. Полный или пустой. Для никого это больше не имеет смысла, как и вся жизнь, что он прожил в четырёх стенах этого «замка», где дети — рабы, а он — никто. Тот сжимается на небольшом полосатом сером матрасе, окрашенной кровавым цветом. Его же кровью, что он переносил на спине, лице, губах. Она была везде. Там, где плеть била больно и колюче, впиваясь в юное тело, словно шипы дикой розы, отравляя смертельным ядом. Сейчас для него ничего не важно, даже он сам. Он пустое звено, которое не нужно обществу. Но вспоминает, что когда-то у него был брат, вот только он ничего о нём не помнит и не знает, собственно, и где он сейчас. Кем бы он там не был, наверняка, Фай ему не нужен. Может он давно живёт в хорошей семье, ходит в школу и имеет много друзей. Может ему, в отличии от Фая, не нужно страдать. Куроми не знает. Он никому не доверяет. Даже «брату». Мальчик пытается согреться, натягивая на больное, худое тело, тонкое дырявое одеяло. Было бы лучше, сели бы он сейчас уснул бы и уже никогда не проснулся. Что с ним будут делать дальше ему всё равно. Это не имеет значения. Он не любит и не ценит свою жизнь. А, собственно, за что? Кусает губу от страха. Страха умереть? Ему было страшно не это. Страшно то, что он так и не сможет уже увидеть «брата», либо же тот посчитает Фая «ничтожеством». Если бы они только смогли увидеться и поговорить. — Эй…- кто-то зовёт мальчика совсем тихо, стуча одним фалангам пальца по деревянной двери. — Ты ведь Фай, да? Фай молчал, боялся отвечать. Ведь он не знал, кто мог стоять за стеной. Может это тот, кто пришёл над ним поиздеваться или сам любимчик вновь припёрся, чтоб отомстить за «отца». — Фай? — тот продолжал стучать. — Если ты пришёл издеваться над мной, то валяй. Не жди моего разрешения! — тот грозно фыркнул, вжимаясь в матрас. — Нет! Я пришёл спасти тебя из этого ужасного места! Фай, Фай Куроми…- голос мальчику показался родным. Нет… Этого не может быть! У него уже галлюцинации от страха. — Да отстань ты от меня, кто бы ты не был! Я убийца, демон, ничтожество! Называй меня как хочешь, но не этим именем! Он в прошлом! Как и мои родители! И брат, которому я, наверное, и не нужен! — Фай цокнул, поправляя одеяло. — Не хорони меня раньше времени! Ты мне нужен! — человек за стенкой встал на носочки, чтоб разглядеть Фая через маленькое окошко с железной решёткой в двери. — Да кто ты?! — Фаю надоел этот цирк. Он резко вскочил на ноги и подошёл к двери. Мальчик через решётку заметил лавандовые волосы, прикрывающие один глаз, а другой был изумрудного цвета. И причём такого чистого, будто его никто не портил, и не обжигал болью, страданиями и многим другим. — Я — Хартц Куроми, твой младший брат близнец. Фай…- тот мальчик смотрел на своего брата с мягкой улыбкой. Смотрел в это стеклянное голубое глазное яблоко, в котором только и осталась боль. Смотрел на эти шрамы, уродующие лицо мальчика. Но он не отвергнет его. Примет таким, какой он есть. — Брат близнец? Ха, интересные у тебя шуточки! — Фай косо смотрит на младшего Куроми. Нет, он не может доверять всем подряд, тем более, когда дело доходит до семьи. Это может быть такой же ребёнок из приюта, который пришёл добить Куроми перед смертной казнью. — Я всё позже объясню, но сейчас нам нужно уходить отсюда! — Хартц воротит ключом в дверном замке и отворяет дверь. Да, внешний вид старшего брата немного пугает его, только тот не растерялся и накинул плащ на него, надевая капюшон и завязывая его. — Нужно бежать, пока они не пришли. — Я никуда с тобой не пойду! Я лучше приму смерть! Я заслужил это! — Грх… Фай, да не убивал ты его! Он сам себя убил, чтоб всё свалить на тебя! Я позже всё объясню тебе! Пожалуйста, пошли! — Хартц грубо хватает брата за руку, забывая о том, что мог сейчас причинить боль. Но Фай поддаётся тому и бежит за ним, держась бледной ручкой за крепкую ладонь. Мальчишки бежали по длинному темному коридору, в котором и признаков на жизнь вовсе не было, что сильно пугало Хартца. Младший Куроми слышал, как охрана забила тревогу об проникновение чужака в здание приюта. Слышал, как те носились по этажам, скрипя деревянным каркасом, что значило об непригодности этого здания к проживанию. Тот знал, в каких условиях жил его брат. Знал, что эти твари с ним делали. Вот он и пришёл, чтобы забрать брата из этого ужасного места и вернуться домой, зажить новой спокойной жизнью, или хотя бы постараться. Охрана почти их догнала, а старший близнец терял силы с каждой минутой. Он в прямом смысле валился с ног. Хартц не мог остановиться на минуту, но и не мог бросить умирать здесь своего брата. — Брось меня, и уходи сам…- Фай что-то вновь пытается сказать, но его язык заплетается, а дыхание затрудняется и становится очень частым. Мальчик жадно глотает кусками обжигающий воздух, пытаясь нормализовать дыхание, но у него это плохо выходило, от чего лёгкие ныли от боли и нехватки кислорода. Он чувствовал, как его ноги начинали неметь, а глаза тяжелеть. — Бросить мирить своего брата?! Я не могу тебя бросить! Я пришёл тебя спасти, а не показаться, что вот он я, твой младший брат, а на тебя мне начхать! — Мальчик с лавандовыми волосами остановился на долю секунд, чтоб дать брату передохнуть. Но как только он услышал из-за угла коридора стук каблуков сапог охранников, тот поспешил вновь бежать, пытаясь и тащить за собой брата. — Прости, но у нас нет времени на отдых! — прибавил Хартц. Дверь была совсем недалеко. Им оставалось сделать несколько шагов. И тогда все будет позади. А на улице их ждала машина с водителем. Они бы уехали домой и навсегда забыли про этот приют. Только если бы не одно «но». Человек в коричневом плаще, который закрывал все его тело, преградил им выход, нацелив черный пистолет на близнецов. — Ты можешь уйти спокойно, и мы никогда тебя не тронем, если ты оставишь Фая! — тот злобно рыкнул, прикусывая губу и отдергивая руку. По состоянию руки было видно, что парень в гневе, либо в метание. Что-то заставляло его впервые взять этот пистолет и нацелить на близнецов. — Ты…? — без колебания прорычал Хартц, закрывая за собой старшего брата. — Это уже не имеет значения! Этот жалкий и ничтожный мальчишка должен быть казнён за убийство директора приюта! Но этого будет недостаточно, потому что мне охота убить и свидетеля, маленькая и беспомощная свинка! — парень в плаще с рывком вытащил два пистолета, прицелившись в сердца братьев Куроми. Атмосфера всё сильнее и сильнее начинала угнетать. Комната, которая до этого казалась просторной, начала сдвигать свои стены, ещё больше давя на Фая и Хартца. Появившаяся необъятная тьма, создавала иллюзию чужого присутствия. Окна настолько были плотно заколочены, что они практически не пропускали свет. — Фай ни за что бы так не поступил! Он не убивал его! Директор… Директор сам всё подстроил, чтобы пересечь династию семьи Куроми! Он ненавидел нас обоих из-за того, что наши родители однажды засудили его отца за убийство главы Японии! И если бы тогда случайно Фай не наткнулся на важную улику, то это дело бы осталось бы так и не раскрытым! Позже, когда директор узнал чья заслуга в раскрытие дела, он решил отомстить мои родителям и брату! Тот убил их, пригласив их на «дружеское чаепитие», а Фая забрал в свой «приют»! Но это даже никакой не приют, а самая настоящая лаборатория, где проводят эксперименты над людьми. Но кроме него есть ещё и соучастник. Директор бы всё потерял, даже «приют», если бы ты не оформил его на себя, Ричард Смит, сын Грея Смит! — Вот значит, как. А ты прирождённый детектив, Хартц Куроми, — тот стянул с лица капюшон плаща, обхватив голову одной рукой, которая до этого была направлена на Фая, начала смеяться. — весь в отца, свинка! Грей вновь отпустил пистолет на Фая, который в тот момент был очень напуган и обессилен. Лучи, которые всё ещё пытались пробиться сквозь заколоченные окна, давали немного рассмотреть эту личность. Парень был не очень высоким, но довольно приличным. У него были черные волосы, уложенные на бок. Глаза были довольно нежными, напоминающее небо, но за ними скрывался внутренний демон, который безжалостно был готов убивать. Кожа была бледно-персикового цвета, на которой и царапинки не видно. Из-под плаща виднелось серый официальный костюм. — Вот и конец, свинки, — тот лишь всё это время специально оттягивал время, чтоб охранники успели добраться до выхода и окружить Куроми. Знал ли это Хартц? Да, он это понимал. Он знал, что Ричард может так поступить, но сейчас у них другого выбора нет. Кто-то будет захоронен в этих мёртвых стенах, старого особняка династии Смит, а кто-то до конца своих дней будет проклят в вечном одиночестве, которая так и не будет давать ему покоя. Как бы не так, а им придется рисковать своей жизнью, а если повезёт, то они будут вместе. И уже навсегда. Несколько охранников окружили детей, нацелив свои автоматы на главную цель: Фай Куроми. Не важно, умрёт ли он от руки палача или от огнестрельной пули, на его жизни они поставили большой красный крест. Судьба вела умирать. А ведь с судьбой не поспоришь, иначе она будет ещё жестче. Кто-то хватает Хартца за рукав и отдёргивает его. Но тот не знает ещё, что только что произошло. Его оборачивает старший брат, который тихо глотает слёзы, вперемешку с кровью. Младший брат оборачивается и видит его. Его тело немеет. Он не может двигаться. Он будто застыл во времени, которое остановилось вокруг него. Но быстро оживляется, когда слышит новый выстрел в бездыханное тело своего старшего брата. Его били? Почему он этого не слышал? Почему он допустил это? Почему?! На какое-то время его оглушили, и он не слышал новых выстрелов. Он не слышал ничего, кроме прерывистого дыхания старшего брата. Его кашель и хрипы. А также его последние слова перед своей смертью: — Спасибо брат, что пришёл… Когда-то белоснежные волосы накрыли тело мальчика, а тот отвернул голову в бок и в последний раз глубоко выдохнул. Все ждали его смерти. Так теперь радуйтесь. Только Хартцу было не по себе. Нет! Он не мог этого допустить! А пули продолжали свищать мимо его ушей. А потом… Тот падает рядом со своим братом. И их волосы переплетаются в единое целое. Хартц знал, что умрёт, но не знал, когда именно.***
«Дорогая мамочка и папочка, Прошло столько лет после последнего моего письма вам, но я наконец-то смог разгадать кто убил вас и брата. Как бы грустно бы не было, и зная, что Фая живёт в стенах «приюта», только я знаю, что брат давно мёртв. Тот мальчик давно не он. Его нет. Это лишь его призрак. Но я хочу вернуть брата домой. Положить к вам, зная, что и сам скоро буду спать вместе с вами. Таков мой долг. Всё началось тогда, когда убили главу Японии, и ты, папочка, знал кто это сделал. Вы с мамой засудили его и его сына. Но так как тот был ещё молодым, ему дали условный срок. Если бы не Фай, то это дело так бы и не было раскрыто. Фай… Сын человека, что убил главу Японии, из-за мести к вам и брату, решил вас пригласить на «дружеское чаепитие», где и убил вас, посыпав яду в чай. А брат увязался с вами. Грею это было только на руку и тот забрал его в свой «приют», который мог потерять, но, если бы не его сын Ричард. К сожалению, это не был никаким приютом. Это была и есть настоящая лаборатория, где проводят эксперименты над люди. И первой подопытной «крысой» стал именно Фай. Только он умер от очередного скачка электричества, который подавался в его организм, как пытка. Его сердце отказало, а в организме открылось множество рад. Фай, что обитает сейчас в приюте, что-то вроде призрака, но живого. Но он разучился чувствовать боль. А его глаза утратили блеск. Со временем особняк Смитов действительно стал приютом, но для того, что проводить свои омерзительные деяния. Они набирали детей, и так же их пытали. Завтра я отправлюсь туда, чтоб забрать тело своего брата, но знаю, что не выйду оттуда живым. Мы будем похоронены в этом особняке и станем его хозяевами, а нами кости станут основой для нового фундамента. Но Смиты не смогут продолжать свои деяния. Я все продумал. И они получат по заслугам. Грей умрет от остановки сердца, а Ричарда посадят. Их лавочка будет прикрыта, но дети этого дома навсегда останутся его жертвами, и будут тоже заживо захоронены. Ведь их больше нет. Все они давно трупы, которыми управлял Грей. Но вот и всё. Нам пора прощаться. Спасибо вам за все, мы с Фаем вас очень любим. И скоро уже увидимся вновь. Ваш младший брат Хартц, а также Фай».***
На следующий день двух близнецов, одетых в свои старые детские пижамки, уложат рядом с родителями. И они будут спать вечным, крепким сном. Про семью Смит все забудут, как страшный сон, а Ричарда посадят, где и он умрёт от одиночества, как и велит ему судьба.