Что будет, когда я сгорю?..

      Стоя на покачивающейся стремянке, мужчина сердито вкручивал пузатую лампочку. Пальцы крепко сжимали молочное стекло, доносился противный тихий металлический скрип, с плафона люстры ссыпалась пыль, пропитывала воздух душным запахом, лезла в нос, как назло. Новая лампочка обосновалась на месте недавно перегоревшей; мужчина чихнул — лестница качнулась, но он отделался лишь легким испугом и благополучно спустился со стремянки.       — Включай, — сказал он жене, и та, довольная, щелкнула по разным клавишам: погасила две другие лампочки и зажгла новую.       В стекле вспыхнул огонек. За мгновение из невнятной искры-мысли развилось целое сознание, и висящая вверх тормашками лампочка с любопытством посмотрела вниз. Она впервые видела пол и стены, диван, телевизор и ковер, шкафы с сервизами за стеклом и книгами на пыльных открытых полках. Сравнивать ей было не с чем, так что все вокруг приводило в полнейший восторг! Она почувствовала радость и облегчение людей внизу — самых важных двуногих в ее жизни; в ту же секунду осознание собственной нужности осчастливило ее сверх меры!       — А эту куда? — спросил мужчина, протянув жене раскрытую ладонь. Перегоревшая лампочка, лежащая на его пальцах, была неимоверно пыльна, изнутри словно кто-то набрызгал на полупрозрачное стекло желтовато-коричневой грязью.       — За унитазом пакет лежит: положи туда. Их нельзя просто выкидывать, брошу в специальный бак на улице…       Супруги вышли из комнаты, и вокруг горящей лампочки зашумел тишиной воздушный океан. Она глядела на ковер, совершенно забыв о недавнем желании осмотреть всякую мелочь в уже ставших родными стенах. Рядом крепко спали две соседки, дремал телевизор. Только старчески потикивали маленькие настольные часы, но что с них взять? — «тик-так-тик-так».       «Раз ту почившую бедняжку унесли — раз она вообще смогла перегореть! — значит, то же случится со мной?.. Я буду гореть себе ярко, потом — включаться не так бойко, помигивать со временем, заражусь тусклостью, а в итоге… вообще не вспыхну?..»       Лампочка понадеялась, что мысли — верные, увы, шокировавшие ее до глубины электрической души, — кто-нибудь услышит и оспорит, но в комнате по-прежнему было невыносимо тихо.       «Что будет, когда меня не смогут включить?.. Хочется верить, что мое сознание, единственное, чем я обладаю, — Я с большой буквы! — переселится в новое тело: меня достанут в бесчисленный раз из коробки, сделают частью совершенно иного светильника; в комнате, с содержимым которой мне снова придется знакомиться, я буду слушать разговоры других людей, глядеть на абсолютно другую мебель, беседовать в часы бодрствования с соседками-лампами и всякой техникой, пока опять!.. не перегорю… И хуже этой извечно повторяющейся пытки может быть лишь ее отсутствие… Не будет никакой следующей жизни: туго работающая голова погаснет в неожиданный момент или просто не проснется… Ничто займет мое место, Вселенская темнота вытеснит свет. Я не смогу думать как сейчас, видеть, слышать, чувствовать… Так, стало быть, сияние так высоко, под потолком, — ничего не стоит, все зря?..»       Лампочка еле заметно мигнула: эмоции обрушили на сознание слишком тяжелый удар. Она представляла, как это — не существовать, чувствовала Ничто потухшего разума, и делала это чрезмерно реалистично…       «Мне страшно… Мне страшно! МНЕ СТРАШНО! МНЕ СТРАШНО!!! МНЕ СТРАШ…»       От щелкнувшего выключателя отдернулись пальцы, и бесшумно притворяющий дверь в комнату мужчина сказал не то себе, не то жене:       — Плата за электроэнергию опять поднялась… Лучше гасить свет, выходя из комнаты даже на пятнадцать минут…       В непроглядной темноте спали все лампы. Не одну только новенькую посещали гнетущие мысли, однако, вспыхнув вновь, все они не вспомнят о том, что до жути тревожило их. По крайней мере не сразу.