Старая церковь

В церквушку на краю леса никто не ходил. Старая, с покосившейся крышей, облезшей краской и побитыми витражными окнами, она отпугивала даже больше, чем поросшее мхом кладбище, окружавшее ее. Из года в год лес упорно захватывал каждый камешек в свои владения, оплетал плющом надгробия, змеился черными корнями по некогда вытоптанным тропкам. Но церковь на старом кладбище была мрачнее побитых временем каменных ангелов и сломанных крестов. Тьма словно поселилась в самом ее сердце, стенала скрипом старой калитки и воем ветра под крышей. Воронье прочно обосновалось в деревянных перекрытиях, и, стоило только подойти ближе, стремглав бросалось к земле, поднимая оглушительный гомон. И все же церковь не была заброшена полностью. Со всех соседних деревень свозили на старое кладбище для захоронения бездомных и преступников; чуть дальше в лесу хоронили самоубийц. Нужен был и тот, кто мог бы помолиться за их бессмертные души. Долгих сорок лет занимался этим отец Джейкоб, нелюдимый, мрачный священник. Что привело его в эти места, никто не знал, знали только, что службу он все эти годы нес исправно, в город за все время спускался лишь раз или два, и единственный ладил с вороньем. Боялись отца Джейкоба не меньше, чем его владений. То, что старый священник умер, стало известно лишь когда из деревни привезли тело очередного преступника. От воронья еле отбились — не обошлось без пары ушибов и нескольких мелких царапин — птицы бесновались, как никогда прежде. Отец Джейкоб обнаружился у статуи Христа. Умер, стоя на коленях, привалившись лбом к изваянию. И при жизни пугающий, после смерти он производил впечатление поистине жуткое: раздутое, почерневшее лицо, местами начавшая разлагаться кожа — на удивление, птицы не тронули тело. Но и без того вид в купе со зловонием вынудил местных бежать без оглядки до самой деревни. Возвращаться к церкви наотрез отказывались. Каждый привел массу доводов, почему этого делать не стоит, а между тем неупокоенные души двоих мертвецов продолжали висеть над живыми немым укором. — Нужно выписать нового священника! — постановил староста на совете. — Пусть сам этим и занимается. Так и получилось, что отец Майкл, двадцати четырех лет от роду, оказался на пороге старой мрачной церкви. По правде, изначально выбор пал на его старшего брата Дэвида, но так как у того в родном городке оставалась невеста, Майкл вызвался ехать вместо него. Дальней дороги он не боялся, в родных местах не было ничего, что способно было его удержать, а любовь к брату и желание сделать того счастливым пересилили все страхи и опасения. Пытливый ум, коим наградил Майкла Господь, помог увидеть в новом месте работы не пугающую таинственную развалюху, а просто место, о котором забыли и которое по той или иной причине однажды забросили. На этот счет у Майкла были свои соображения. Майкл знал, что ожидает за калиткой. Знал и о так и не захороненном преступнике, и о полуразложившемся теле своего предшественника. Взяв из деревни двоих крепких мужиков — плотника и мясника — он в достаточной мере подготовился ко всем трудностям, с которыми ему предстояло столкнуться сразу же по прибытии. Воронье, как и ожидалось, встретило его не слишком дружелюбно. Только завидев вдалеке его черную рясу, оно сорвалось с насиженных мест, норовя побить отца Майкла своими крепкими клювами. — Я не обижу ваших воронят, — миролюбиво заговорил он, не рассчитывая особо на силу убеждения. Отбросив к деревьям куски сырого мяса, которые специально припас для новых соседей, он избавился от их назойливого внимания и беспрепятственно добрался до своей обители. Плотник и мясник, на всякий случай прикрывая головы руками, молчаливыми тенями двинулись следом, хотя воронье более и не смотрело в их сторону. Оголодавшие птицы, которые со дня смерти своего прежнего покровителя не имели и крошки во рту, быстро признали в Майкле нового кормильца, и, как он и ожидал, не взялись нападать на его гостей. Зловонный запах витал в воздухе, и очень скоро стало ясно, что вороны все же не слишком и постились — крышка забытого на крыльце гроба с телом преступника была разбита голодными птицами в щепки, а от самого тела ничего кроме костей и не осталось. Тела бывшего кормильца все же так и не коснулся ни один клюв, но оно и без того пришло просто в ужасающее состояние. При попытке сдвинуть тело старого священника, кожа его местами провалилась, так что грузный плотник вскрикнул, как напуганная женщина, а суровый мясник поспешил зажать нос. Отец Майкл сохранял спокойствие. Всего этого он также ждал, так что лишь напомнил себе, что все во благо его брата и, подтащив поближе подготовленный заранее гроб, помог перекатить в него останки. А потом он остался один. В черном холодном помещении, с двумя гробами и сотней любопытных глаз под потолком. И выл ветер, и трепетали осколки стекол в оконных рамах. День первый. На второй день рабочие вернулись. По его указанию принесли еще сырого мяса и прикатили целую телегу досок и банок с краской. Земля еще не успела промерзнуть, могилы вырыть удалось без особого труда, и, наконец, отец Джейкоб обрел покой в той земле, которая долгие годы приходилась ему домом. — Беги, парень, — посоветовал плотник, закончив засыпать могилы землей. — Ты нас здорово выручил, но теперь уноси-ка ты отседова ноги. Майкл лишь головой качнул. Уходить он не собирался. Не пугала его темная земля, не страшила его жизнь в этих краях. Любовь к брату и к Господу освещала его путь сильнее самого яркого огня. Безумие ли, самопожертвование — он не хотел называть это никак. — Я справлюсь, — твердо заверил он. — У меня будет много времени на это. Времени действительно оказалось предостаточно. Три последующих месяца рядом со старой церковью не показывалась ни одна живая душа. Майкл сам спускался в город за продуктами и новой порцией стройматериалов, и был даже рад, что никто за это время ни разу не предложил ему помочь. Утром и вечером он исправно молился на том самом месте, где был найден отец Джейкоб, а в промежутках между разговорами с Господом Майкл преображал свой новый дом. Теперь здесь пахло не гнилью, веяло не холодом — запах свежей краски и дерева перебил смрад прошлого. Больше не скрипела калитка, а корни деревьев не бугрили тропинки. «Раны» каменных ангелов затянулись, новые кресты выросли над могильными холмами, свет и тепло нашли путь к этим всеми забытым местам. Старик, привезший из соседнего городка самоубийцу, поначалу решил, что заплутал в дороге — такой непохожей на себя стала церковь. Даже привычного гомона воронья он не услышал — конечно же, ведь Майкл изо дня в день уводил их все дальше в лес, где выстроил для птиц небольшой сарай. Туда носил он теперь их лакомство, тем самым открыв к церкви доступ для всех желающих. — Поразительно — за три месяца вы сделали для этого места куда больше, чем отец Джейкоб за сорок лет! — восхитился староста, придя не без опаски на воскресную службу по приглашению самого Майкла. — Это ли та церковь, которую мы обходили стороной столько лет?! Он принялся расхваливать Майкла, но тот лишь скромно напомнил, что его вела рука Господня. — Бог наш преобразил эту церковь, — ответил он сдержанно. — Я лишь действовал по воле его. А еще любовь к брату. Майкл не признался, но именно она была тем, главным двигателем на его пути. То, что началось как самопожертвование, превратилось в долгую историю большой любви, и этим воскресным днем он перелистнул лишь страницу пролога.