Камушек в горшочке

Оставалось совсем чуть-чуть. Я очень аккуратно покрутил кинжальчиком в заржавевшей скважине ещё раз. Послышался тихий щелчок… и замок наконец-то открылся! Теперь меня и чудо-камень, на который я положил глаз, разделяли считанные шаги! Масляный фонарь стоял сейчас у ног, но света он давал довольно много. Особенно на контрасте с сочными потемками. По правде говоря, мне было безразлично на свет — халупа, в которую я влез, стояла на самом отшибе и даже бродячие псы были здесь редкостью, так что уж говорить про крестьян. Я был почти уверен, что никому в эту ночь не будет дела до меня и моего чудо-камня. Я увидел его случайно, и с тех пор ходил сам не свой. А дело было так. Возвращаясь окольным путем в поместье из деревни, где был с визитом у старой тетушки, я почувствовал себя, скажем так, неуверенно. Поняв, что еще немного, и конфуза будет точно не избежать, я попросил Джима остановить дрожки, пока мы не въехали в городок. Натура звала. Я вылез. Зачем-то, как пес, придирчиво выбрал дерево, и… Вот так, справляя нужду, изучал обнаружившуюся неподалеку халупу. Стоял и рассматривал ветхий домишко: когда-то это был добрый дом, спрятавшийся за деревьями, но время измочалило бревна, и они выцвели и посерели так, что даже не сразу и разглядишь. В окна лился вечерний свет — что самое удивительное, дом на отшибе городка, а окна — стеклянные. Неужели жил тут когда-то человек с достатком? Но хозяйство, очевидно, было давно заброшено: вокруг — сучья, бурелом, да и тропа заросла. Кое-где остатки изгороди. Смотрел я, смотрел, пока взглядом не зацепился за виднеющийся в окне горшочек: уж больно диковинный цвет — фиолетовый, редкость даже для королевского фарфора. Покачал головой: надо же… Такое, да и не украл никто… Когда насущные дела были завершены, я не смог не поддаться любопытству. Удивлению не было предела, когда, подойдя поближе, я увидел в горшочке камень, выпустивший стрелку и готовившийся к цветению. «Чертовщина какая-то», — подумал я, протер глаза и уставился вновь: кухня, в кухне солидный стол, на столе расшитая салфетка, а на салфетке — горшочек. А из горшочка… точно гладкий булыжник торчит. А из булыжника — цветок цвести собирается! Сама собою на ум пришла сказка, которую в одной книжонке в детстве читал. Один моряк при кораблекрушении попал на странный остров посреди океана и нашел в камне красный цветок. Рисовать моряк умел худо, поэтому каким-то чудом вернувшись на континент, только и мог, что рассказывать про приключения и удивительные находки. Сначала товарищам и родне, потом соседям, потом ротмистру… а потом его слова дошли до какого-то старикашки-коллекционера, который, в отличии от родни, не посчитал морячка больным на всю голову. Старик продал что-то там, купил корабль, заплатил моряку, чтобы тот подвязался с ним в море и показал, где нашел алый цветок в камне. В той сказке писали, что они и вправду отправились в земли за семью морями. Но вот что с ними потом сталось, никто не ведал. Одни говорили, что корабль разбился о скалы, другие — что все погибли то ли в зыбучих песках, то ли в трясине болот. Я отчего-то впечатлился историей и запомнил. А время от времени, особенно когда ночами не спалось, думал: «Может, те двое все же нашли аленький цветочек?» Одним словом, как только я чудо-камень в запылившееся окошко увидел, сразу понял — это он. Как понял, то спать перестал, места себе не находил, дважды за день брал скаковую и будто невзначай мимо развалюхи ездил, а сам в окна заглядывал. Начал план составлять. Правда, зачем мне это чудо-юдо, я не понимал. Терпения заботиться о ком-то кроме себя у меня нет… И не для джентльмена — с цветами возиться… Но такой он жалкий и чудной стоял, один-одинешенек в заброшенном доме, что сердце кровью обливалось. В общем, будто приворожил кто… Прочитал все, что нашел в библиотеке при королевском ботаническом саду: оказалось, действительно, существует такое растение. Подумать только! Спрашивал у жителей городка, мол, кто что знает про дом на отшибе — так все послушают мой вопрос, повернутся молчком и бочком от меня отодвигаются. Ни одного слова добиться не вышло: глаза прятали и мямлили что-то непонятное. Только бабка одна вздохнула, что мол, плохое это место и никто туда не ходит. Но что с обывателей малообразованных возьмешь? У них на все свои поверья. И вот, сегодня-таки я решился. Приехал в ночь, как вор. Сначала попробовал окно вышибить — но оно оказалось крепким, не далось. Да и шуму лишнего я решил не устраивать. Оттого направился к задней двери. И вот теперь подпер полотно плечом, примерился, приподнял на петлях, плавно поднажал, и оно без единого звука отворилось. Я сделал шаг вперед и наступил на скрипучую половицу. Звук показался мне неимоверно громким, и я с досадой поморщился — будучи неискушенным вором, много знавшим в теории, но не имевшим практики, все-таки страшился, что ошибся где-то в своих рассуждениях и меня вот прямо тут и поймают с поличным. Замер, не решаясь поставить вторую ногу на пол. Вдыхал через раз, чувствовал, как по спине покатился крупный пот — и с чего так распереживался? Все, вроде, тихо. Вот только мне не удавалась избавиться от странного ощущения, что на меня смотрят. Было что-то угрожающие и зловещее в этой глядящей на меня тишине. Я решил поднять себя мораль. Подумал: «Да ладно! Я же не грабить иду, а спасать! В доме никого, и чудо-камень умереть может! Я не вор — я начинающий натуралист!» Шмыгнул носом, отряхнул щепу, прилипшую к рукаву дрянного камзола, что я стащил у привратника. Загасил фонарь, — береженого бог бережет — цапнул его в руку и скользнул внутрь, в молчащую живую темень. Подумал: «Пусть эта развалюха необитаема, пусть она на отшибе, пусть рядом нет соседей, но в книгах пишут, что свет в ночи сразу привлекает внимание. Если не людей, то всякой там нечисти». В нечисть я не особо верил, а вот разбирательства в полицейской канцелярии мне совсем были не нужны. Свернув по коридору, я, наконец, попал в просторную старую кухню, по крайней мере так я назвал для себя это помещение, когда составлял представление о внутреннем устройстве хибары при свете дня. Здесь, в отличии от остального дама, было светло, благодаря большому окну, через которое с чистого ночного неба лился лунный свет. Вздохнув с облегчением, от того, что попал туда, куда стремился, я подошел к столу. Именно на нем должно было находиться искомое: издалека, вроде как серый булыжник, а присмотришься — цветет! Живой! Я потянулся рукой, чтобы забрать, сунуть за пазуху и унести к себе, но чудо-камня на столе не оказалось. Одни склянки, ложки, пузырьки и… пустой фиолетовый горшочек… Опередили?! Но когда?! Еще на закате я собственными глазами видел: стол, на столе салфетка, а на салфетке — в точно таком горшочке лежал серо-зеленый булыжник размером с мой кулак, а на его верхушке — начавший раскрываться цветок, пока бледно-розовый, но я знал, что скоро он превратится в большой пушистый и ярко-красный. Очень красивый. И, как говорили справочники в библиотеке, очень редкий. Растерянный, я заглянул в горшок. Как же так? Я все тщательно продумал и подготовил. И вот я здесь, а цветка в горшке нет. Вместо него только слежавшийся песок да какие-то веточки. Я было хотел от досады запустить горшком в стену, но потом прижал его к груди и чуть не пустил слезу. Я неудачник! За мной следили! Конечно не я один такой глазастый! Из-под носа увели любовь и смысл всей жизни! «Стоп!» — оборвал сам себя. Какая любовь и смысл? Я что, уже присвоил себе эту штуку? Уже собрался заботиться о находке, дружить, любить и пылинки сдувать? С ума сошел…  От таких мыслей я по своей неизменной привычке собрался было предаваться унынию, но тут в глубине дома явственно прозвучал какой-то шум. Я замер, прижимая к себе горшочек. Начал вслушиваться, отчетливо ощущая, как сердце стучит чаще и быстрее. Несколько секунд напряженной тишины… и опять громкий шум. Как так-то? Я же специально несколько дней наблюдал за этой развалюхой, но не видел ни одной живой души! Никто не входил, никто не выходил, а свет в окнах так ни разу и не зажегся, — ни очага, ни свечи, ни жалкой лучинки! Дом казался абсолютно заброшенным! Я метнулся обратно в коридор — и сразу стало темно, хоть глаз выколи. Добежал туда, где должен был быть черный ход. Где же дверь? Должна быть тут! Не вижу! О господи! Да что же делать? Не может быть, чтобы дверь исчезла! Да как же так?! Шум начал приближаться, а я меж тем безрезультатно пытался нашарить дверную ручку. Меня осенило: в приступе паники, в этой темноте, я, должно быть побежал куда-то не в ту сторону. Вечный неудачник! Нельзя, чтобы меня поймали! Отец, ландграф, если узнает что из-за какого-то цветка я залез в чей-то дом, с меня шкуру спустит! Что делать? Куда прятаться? Тут под моими пальцами нашарилась ручка! Наконец-то дверь! Я рванул на себя и тут же отпрянул. Дверь вела не наружу, а в шкаф! Ну шкаф, так шкаф. Он мне показался надежным временным убежищем от неприятностей. Я метнулся туда, молясь, чтобы между ведрами и рухлядью оказалось достаточно места для одного маленького меня и… горшочка — было поздно придумывать, куда его девать. В последний момент сообразил снять громоздкий камзол и отбросить его подальше. Без камзола я должен был поместиться. В этот раз удача, оказалась, ко мне благоволила. Хоть пространства было немного, даже пришлось прижать колени к груди и пристроить горшочек сверху, но все же, с горем пополам, я устроился и даже сумел закрыть створку. Единственное — не до конца, потому что прищемил пальцы. Скрючившись в три погибели, я, не моргая, смотрел в образовавшуюся щелку, но видел только маленькую темно-серую, еле различимую полосочку. С трепетом ждал. Шум приближался, и я пытался сдержать не только дыхание, но и сердцебиение. Вот только мысли сдержать не получалась. «Может, это хозяева дома? Внезапно вернулись? А может, и вовсе, похититель? Вернулся за горшком?» Сделалось страшно. Шум превратился в шаги, в узенькую щель просочилось немного света — полоска на полу теперь казалась мутно-желтой. Я закрыл глаза и притворился, что умер. Шаги за дверцей то приближались, то удалялись. Послышалось невнятные странные звуки, от которых у меня волосы на затылке дыбом встали. Ходить начали быстрее и как-то нервознее. Внезапно все затихло. Я каким-то шестым чувством понял, что кто-то стоит недалеко от моего шкафа — наверное потому, что где-то рядом громко сопело. Я же, в свою очередь, изо всех сил старался не дышать, но… В какой-то момент не выдержал и глотнул воздуха ртом, тот со стоном рванулся в мои легкие. Слишком шумно — и… дверь распахнулась! Свет из комнаты влетел в мое убежище, я зажмурился, успев увидеть только два ярко-красных глаза, абсолютно точно не принадлежащих человеку! — А-А-А-А-А-А-А-А! — выдал я от неожиданности, и спустя мгновение замолк, потому что существо напротив вместо того, чтобы меня, например, сожрать, лишь захлопнуло дверцу шкафа обратно. Я притих, с той стороны тоже все было тихо. Перед глазами плясали мушки: что я только что видел? Что там за чудовище? Как такое вообще возможно? Может, у меня горячка? Может, я брежу? Может, мне просто показалось? Толкнул легонько дверь и уставился в просвет между створками. Убедился: не показалось. Чудовище, очевидно, было человекообразным, то есть у него было две руки и две ноги. Ростом — выше меня раза в полтора как минимум. Кожа темная, вроде как серо-зеленая и словно из лоскутов сшита. Морда… — скорее лицо, имело вполне себе человеческие черты, правда вот рот… — тонкие губы, почти не заметные. На голове — не волосы, а какие-то наросты-пупырышки… Такое и захочешь, не придумаешь… А самое удивительное — оно носило одежду! Длинная, доходящая до колен, рубаха, светло-розового нежного очень красивого цвета, — то ли стеганная мантия, то ли теплый халат… не слишком понятно… Но цвет. Цвет меня очаровал. Чудовище приблизилось — медленно, словно нехотя, и теперь смотрело на меня сквозь щелку. А я на него. Вернее на его рубаху. Притворяться, что меня здесь нет, больше смысла не было, но массивный шкаф обеспечивал иллюзию защиты — существо огромное и страшное, а я маленький и напуганный. Я постарался вжаться в заднюю стенку. Несколько бесконечных секунд мы пялились друг на друга. За это время исподнее на мне вымокло от нервной испарины, облепило плечи и спину. Ног и рук я совсем не чувствовал, то ли потому что тело начало затекать, то ли от страха. Чудовище открыло пасть, из пасти приятно пахнуло чем-то травяным. Я втянул запах в себя, закашлялся, а чудовище издало несколько непонятно-чавкающих звуков — я думал, сознание потеряю от ужаса, — а потом произнесло голосом, чем-то похожим на человеческий: — Где? Что где? Мне очень захотелось в обморок. Там, если будут убивать — ничего не почувствую, а если не будут — то есть вероятность, когда очнусь, все чудовища исчезнут. Как в кошмарном сне… — Где? — вновь спросили, очевидно, меня и просительно протянули руку. — Что где? — пискнул я, удивляясь собственной храбрости, все еще сжимая горшок и закрываясь им как щитом. Чудовище протянуло руку, раскрыло дверцу, мягко раздвинуло мне ладони, отняло горшок: — Мое. Подарок. Его горшок? Подарок? Я сидел ни жив ни мертва и наблюдал, как чудовище в свете растопленного очага — так вот откуда свет! — поставил горшок на стол у окна. На столе громоздились пузыречки, склянки, лежала точно такая же вышитая салфеточка, что я видел на «кухне». Да тут что? За каждой дверью все одно и то же? Потом монстр сделал шаг назад, оглядел и стол, и окно и салфеточку, двинул немного стол вправо, вновь отошел на шаг, будто примеряясь. Удовлетворенно кивнул головой. Снова подошел к столу, схватил в лапищи пузырек, один, потом другой, потряс, пытаясь раскупорить, но огромные пальцы не смогли ухватить краешек пробки. Он явно нервничал, возможно потел, потому что красивая розовая рубашка начала менять цвет, становиться коралловой. Чудовище начало сопеть, с грустью ставить склянки назад на стол, а затем почему-то обернулось ко мне. Мне даже как-то неловко сделалось. — Открой… — проговорило чудовище тыкая огромным пальцем в склянки. Выходить из шкафа было страшно. Но чудовище не казалось агрессивным, скорее печальным, раздосадованным тем, что не смогло само управится. Ощущая, как липнет к спине исподнее, медленно и осторожно вылез из убежища, так же медленно и осторожно приблизился к столу… Медленно и осторожно выкрутил пробку из пузырька. Поставил. Мне даже стало любопытно, что чудовище собралось делать. Каково же было мое удивление, когда оно взяло и вылило содержимое пузырька в горшок. Заботливо потыкало пальцем, сообщило: — Теперь хорошо. Снова обернулось ко мне, и вроде как пожало плечами. Сообщило: — Давно не разговаривал. Я не мог понять, в каком эмоциональном состоянии нахожусь: с одной стороны было страшно, с другой ужасно любопытно. Растерянность и непонимание… Да что я тут вообще делаю? Должно быть, действительно сошел с ума, потому что поинтересовался: — Ты тут один живешь? Чудовище потопталось на месте. Поглядело на меня сверху вниз. Проговорило: — Теперь да. Давно. — А раньше? — я похоже тоже начал строить фразы попроще, чтобы монстру было понятнее. — С Дженкенсом. Но он ушел. И не возвращается. Уже долго не возвращается. Пришлось самому себя поливать. Я удивленно уставился на чудовище: — Поливать? — Да. Один раз в декаду, на полную луну. Дженкинс научил. Но теперь только один пузырек остался. Плохо. Я посмотрел на стол и действительно увидел, что все остальные разноцветные склянки были пустыми. — А куда этот твой Дженкинс уехал? — Далеко. Сказал, не сможет взять меня с собой — большой я слишком, когда полнолуние. Оставил запас микстур и уехал. У него таких, как я еще несколько было. Но они — поменьше. Их взял. А меня оставил. И тут меня осенило. Сопоставив горшок, цвет рубашки, который так был похож на бутон на чудо-камне, мясистое тело и зеленоватый цвет кожи, я и вправду решил, что диковинный цветок превращается в чудовище в полнолуние, прямо как какой-то оборотень. Решил и безоговорочно в это поверил. Скажи мне кто-то что-то подобное неделю назад, я бы решил, что этот кто-то сбрендил. Но вот серо-зеленое, оно стоит и ковыряет здоровым пальцем у себя в горшочке… Я протянул руку и прикоснулся к непонятному существу — холодный, кожистый, чуть влажный… Чудовище внимательно посмотрело на меня, а я смутился. Чтобы прервать неловкую паузу спросил: — А у тебя имя есть? Чудовище странно фыркнуло. Помедлив, отозвалось: — Когда был маленьким, звали Пупырышкой. А теперь уже давно никак не зовут. Пупырышек… Мда. Не сильно он похож на пупырышек, конечно. И вроде по голове меня никто не бил, с лошади не падал, горячкой или еще чем не болел, но я зачем-то протянул руку и представился по всей форме: — Сэр Алан Морти, к вашим услугам. Пупырышек… Может, ему имя новое придумать? Какой же из него «пупырышек»? Чудовище теперь смотрело на меня с любопытством. Задумчиво протянуло свою лапищу и неловко потрясло меня за ладонь. Задало такой вопрос, от которого у меня почему-то в щеках запылало: — Зачем ты, сэр Алан Морти, мой горшок украсть хотел? Пришлось сглотнуть неловкость и выдавить полуправду: — Да я не горшок хотел… Я чудо-камень цветущий хотел… Увидел в окне, и решил, что надо забрать. Дом-то нежилой… — я смущенно улыбнулся. — Чудо-камень это я, что ли? — Чудовище удивленно ткнуло пальцем себе в грудь. Я кивнул: — Ага… Красивый… Ну… когда в горшочке… Да и так очень даже ничего… Скажи… А как это так вышло, что ты так на человека похож? Этот твой Дженкинс не рассказывал? — Рассказывал. Говорил, что я его эксперимент номер два. Он чародеем был. Создавал всякое… Что именно делал — не знаю… Знаю только, что таких, как я, у него пять штук было. Но другие-то совсем похожими на людей вышли, а я вот… — Пупырышек развел руками. Я нахмурился. Этот чародей создавал у себя в лаборатории полулюдей-полурастения? И впрямь, до добра ученость не доводит… Пупырышек продолжил, усаживаясь на пол так, чтобы я ему теперь в глаза смотреть мог, не задирая головы: — Во мне растительная эманация и человеческая эманация смешаны. Думаю Дженкинс хотел кого-то вроде дриады создать… Отправился на край света, в первые земли. Вырастил нас из семечек, привил человеческую душу… Только я не уродился… Что-то не так пошло… Вот и… Я обычно в горшке прячусь, потому что Дженкинс сказал, если люди увидят — беда случится. Но надоело мне одиночество. А тут ты в дом забрался. Думаю — покажусь. Если убьешь — пусть. Значит пора. Помирать, так помирать. Утомила такая жизнь. — Ну зачем сразу помирать-то? Я не хотел ничего дурного… Да и вообще… — я поводил плечами, махнул рукой, мол, была не была. — Хочешь, я тебя к себе заберу? У меня дом большой и оранжерея есть, правда ей давно никто не занимался, но мы обустроим… Там тепло и света много… Пупырышек с сомнением поглядел на меня, и я почувствовал себя дураком каким-то: везти к себе домой непонятное чудовище, с которым познакомился десять минут назад… А в особняке — шесть человек прислуги… И что им говорить… Прятать такого громилу долго не получится… И кто меня за язык тянул? Ай ладно… придумаем, что-нибудь. Я несколько нервно улыбнулся, продолжая: — Ну, если хочешь, конечно… — А ты мне микстуру сделать сможешь? У меня всего один пузырек остался… Иначе заболею… — А она какая-то магическая? — спросил я, неуверенно косясь на гору пустых пузырьков у очага. — Не думаю. Но в ней все необходимое, чтобы мое большое тело могло нормально работать. Микстуры мало — вот я только один раз в декаду и оборачиваюсь — на большее сил нет. Дженкинс ее делал из свиной крови — говорил та на человечью похожа, а я ведь в каком-то смысле почти человек… Я взял и повертел оставшийся флакончик. Свиная кровь. Хм. Почему нет? Не человеческая же. И тут мне в голову пришла странная мысль. А что если сделать микстуру из нескольких капель моей крови? Может тогда ее будет хватать на подольше? Может тогда Пупырышек сможет оставаться в человеческом обличии не только на полнолуние? Тогда мы сможем разговаривать. Тогда он сможет мне рассказать много про остров, на котором его нашли, про неведомые земли, про магию, про своих братьев… Сердце мое забилось в предвкушении: — Я сделаю тебе микстуру. Обещаю. Едем?! Пупырышек решительно кивнул: уж если он собирался помирать, так уехать в новый дом он был готов и подавно.