1/1
22 февраля 2020 г. в 19:12
Минджи не видит свою жизнь без неё, без единственного человека, которого она так любила; любит до сих пор, даже после ужасного предательства.
Её сердце больше не стучит также быстро, как при любой встрече с ней; руки не дрожат, а голос не проседает. Потому что не жива она более — без Юхён не жива.
Возможно ли пережить предательство? Длинный, холодный нож в спину? Лучше бы Минджи чувствовала эту страшную боль своим хрупким телом, чем душой — горящим от теплой любви, сердцем.
Ей не дают умереть, не дают, наконец, уйти в мир иной, чтобы забыть эту боль; все её верные, любимые друзья погибают. Они отдают свою жизнь ради той, которую уважали, которой восхищались и любили. А Минджи не может отомстить за них, не может сделать так, чтобы им было спокойнее; считает, что смерть их напрасна, ведь, даже если и теперь в душе у неё более пустота, она не может забыть Её. Забыть тот нежный шепот на ушко глубокой ночью, будучи в объятьях любимой; забыть её тонкую ладонь, что сжимала Минджину в особо сложных периодах жизни; забыть горячее дыхание на своей шее и сладкие стоны — она никогда не сможет забыть, как бы не пыталась.
Юхён перед ней с опущенной головой, не сдерживает слёзы, когда видит, что с ней случилось; что стало с той доброй, все любящей, королевой Минджи: тело выглядит болезненно бледным; рука, что держит холодный метал, даже не подрагивала, как в тот раз, когда она не смогла убить свою любимую, а глаза выглядят потеряно-убито. Она больше не та светлая королева, какой была раньше.
— Я пытаюсь сдержать эту страшную боль, в момент, когда отвергла все, — шепчет надрывным голосом Юхён, падая пред девушкой на колени.
Помнит, как ещё живое тело мягко лежало на холодном полу и истекало кровью; как её собственные руки пытались зажать глубокую рану; как серая пелена застилала ей глаза, не позволяя увидеть в голубых и гаснувших омутах умирающей Минджи ту самую боль, несравнимую с физической. А еще помнит последние слова, сорвавшиеся с еще теплых губ голубоглазой:
— Все, во что я верила, было ужасной ошибкой.
Юхён прийти в себя до сих пор не может. Руки неуверенно касаются чужой руки, свободной от меча, мягко прикасаясь горячими, от переполняющей её крови в теле, губами, оставляя мягкий и почти невесомый поцелуй на тыльной стороне ледяной ладони.
— Я понимаю, что сейчас не могу ничего исправить… — тихо, неуверенно и горько шепчет Юхён, наконец, поднимая взгляд на всё ещё стоящую пред ней Минджи с неестественно стеклянными глазами.
Секунда и острое лезвие оказывается у самой шеи младшей. Минджи давит клинком, от чего выступают красные полосы на тонкой коже: Юхён давно перестала нормально питаться после случившегося.
— Я сделаю всё, что смогу, лишь бы спасти тебя, — продолжает она уже более уверенно, позволяя любимой давить на клинок, делая порезы всё глубже. — Даже если ран будет только больше, — Ким уже не может сдерживать тяжелый вздох от тягучей боли в районе шеи, но куда эта боль, если душевная в разы сильнее.
Рука вздрагивает, как и всё тело Минджи, когда Юхён сама нажимает на клинок рукой, медленно вставая с колена.
— Пусть каждое воспоминание будет лучше другого, — девушка держит крепко-крепко, наконец, выпрямляясь и оказываясь выше блондинки. — Так будь со мной? — она прикрывает глаза, понемногу начиная чувствовать появившуюся в теле слабость. Юхён знает, что должна была сказать это, даже если она больше не та Минджи. Она постарается и вернет её, вернёт ту жизнь в глазах; постарается, если ей позволят.
— Иначе я останусь в бесконечном дежа ву, — добавляет куда тише, медленно отпуская клинок, даже не замечая, как вместе с её движениями и из чужих рук он выскальзывает, звонко разнося звук удара по тронному залу. Ещё пару секунд и Юхён падает, но не на холодный пол — Минджи не позволяет.
Сердце прежней королевы тает, наполняясь всё той же любовью, хоть и невозможно это. Прижимает хрупкое и ослабевшее тело Юхён к себе и плачет: громко, обидчиво. Не может до сих пор смириться с предательством. Лишь надеется, что все воспоминания — лишь ложь.