То, что от них осталось

Дверь в тронный зал – неподвижный и гладкий камень. Фриск осторожно коснётся его руками… «Нет…» Шаг назад – нерешительно «Не готова». Перед глазами – Перчатка. Пуанты. Снова. Фриск вспоминает ту ленточку, что в Руинах – Блёклая, бантиком. В бантике – локон длинный. Светлый и ломкий. На кончиках – будто ржавый. Фриск понимает, что локон был окровавлен, Только когда в перепутанных коридорах Нож поднимает. Его рукоять – в узорах Бурых, кошмарных… И в разум вползает ужас. Кости дрожат, и дышать с каждым мигом хуже. Резко догадки кинжалами бьются в сердце: Что стало с ленточки той и ножа владельцем? Был ли сражён? Выжил в мрачном ли Подземелье? Фриск в глаза смотрит внимательно Ториэли: «Может, ты знаешь?..» – «Останься, дитя, со мною». Только Руины мучительно пахнут кровью, Гибелью, падалью и застарелой пылью, И за их двери – как выбраться из могилы. Тело трясётся, а кровь превратилась в иней. Воет метель. Возле лавочки в Сноудине, Кажется Фриск, что – немного, но – потеплее. Руки от холода тихо, но верно тлеют… А в сундуке рядом с лавкой лежит перчатка – Твёрдая, жёсткая, розовой кожи гладкой. Пальцы не гнутся. Неведомой силой мысли (Льдинками слёзы в её волосах повисли) Фриск заставляет себя шевелить рукой, и Медленно в эту перчатку скользит ладонью. Тут же – преграда. На ощупь она как камень. Пальцы сжимаются от изумленья сами. Тянут, И тянут, и… Крик раздирает вьюгу. Жизнь возвращается в тело, но – от испуга. Лучше б стекло, или лезвия, или гвозди! Там, Под перчаткой – Рука! Человечьи кости! Что б впереди ни случилось – страшней не будет. Сколь же ужасными были для монстров люди, Чтобы… вот так? Неужели он здесь… До смерти? Как добродушны бы ни были к ней скелеты, Только бежать! Только – из ледяного ада Сквозь снег и вьюгу к пещерам и водопадам. Всё ещё холодно. Ноздри слоятся слизью. Горло запаяно гноем, и воли к жизни – Ровно на то, чтоб самою не стать такой же: Мёртвые волосы, кости, гнилая кожа… Чтобы никто не нашёл и не испугался, Чтоб не касался случайно истлевших пальцев – Страх презирая, идти по сырым тропинкам. Ломит колени и мёрзнет вода в ботинках… В мокрой траве попадаются будто кстати Старые, сильно разношенные пуанты. Фриск поднимает их против своей же воли (Память взрезает ей душу чужою болью) Фриск замирает. Трясёт их, надеясь втайне, Что обойдётся, что больше судьба не станет Над её страхом так яростно издеваться… Стон. Хриплый смех. Из пуантов – Обломки пальцев. Копья под рёбрами скрыл Вотерфолла сумрак. Боль – словно жалкий вторичный отброс безумья. Локоны, кости, ножа рукоятка, пальцы. Кто-нибудь, КТО-НИБУДЬ Смог до Дворца добраться?! – Кто-нибудь! – Выбраться!.. – Жарко… Глаза – в тумане. Это дорога? Обрыв ли? Фата-моргана? Молотом красным жар Хотленда бьёт в затылок. Слизь жидкой пробкой под горлом её застыла. Кожа горит. Докрасна раскалённый разум Больше не в силах уже отдавать приказы. Что-то чернеет в песке. Фриск подходит. Воля… (Ей наплевать, но) ослаблена кем-то, что ли. Чёрный чугун. Сковородка. На дне… «Не надо!» – Только достаточно беглого полувзгляда: Чья-то ладонь отпечаталась на металле – Кожа Прижарена… Взгляд полыхает алым. «Хватит! Пожалуйста!» – Разум разорван насмерть! Хотленд, Ядро… Лишь хватило бы сил добраться! Дверь в тронный зал… Что, смеётесь? А Фриск – ни разу! Холод и гной, докрасна раскалённый разум… Фриск улыбается. Кровью сочатся губы. Это не грубо, Конечно, Совсем не грубо… Это не больно. Поймите, Уже не больно. Локон и нож И останки чужой ладони, Пальцев кусочки, В металл вжившаяся кожа. Что, если… Фриск… Если надо… остаться… тоже? Ржавый кинжал – и ни капли чужих страданий, Длинный язык, Громкий крик… Легче всех? Едва ли. Фриск обрезает язык С тихим-тихим стоном. И оставляет его прямо за колонной. Будете в Подземелье – найдёте сразу (Если вас вдруг не покинет в дороге разум). Смерть королю? Геноцид? Всему миру счастье? Как бы то ни было, Люди, Не забывайте: В каждой концовке – Гробы и людские души. Здесь нет Без «хуже» Для всех Никакого «Лучше».