Diamant

Десятки людей. На их лицах безликие улыбки, от которых веяло холодом. Их глаза пытались выразить хоть какие-то эмоции, но айсберг равнодушия какая-то жалкая картонная маска не способна закрыть. Они все одеты в самые лучшие свои наряды: великолепные костюмы, облегающие тело, подчёркивающие мышцы, струящиеся яркие платья, плавно скользящие по надраенному до блеска полу. Изуку от этого всего уже порядком тошнило. С каждым годом находиться в этом обществе становилось всё отвратительней и отвратительней. К горлу подкатывал ком, сдавливающий связки, не позволяющий и слова нормально произнести, когда он видел эти фальшивые лица, слышал эти лицемерные речи. Его рука с каждым разом всё сильнее сжимала бокал с шампанским, или с вином, в зависимости от ситуации, периодически угрожая разломать его вдребезги. — Вы читали, что Граунд Зиро вернулась из своей командировки спустя два года? — женский голос резанул слух, заставив улыбку побледнеть на веснушчатом лице. — Это конец моей карьере, — мужчина, стоявший рядом, негромко посмеялся. — Она отберёт у меня всю работу. Изуку не мог их слушать. И не хотел. Его скучающий взгляд обвёл всех присутствующих, не найдя для себя ничего интересного. Он без всякого любопытства, только из вежливости присоединяется к какому-то никчёмному разговору насчёт резкого обострения отношений между двумя совершенно неважными героями. Зачем они говорят об этом? Разве им это нужно? Больше всего Изуку расстраивало в этой ситуации то, что он и сам не заметил, как начал лишаться человечности. Как также, как и все, начал надевать на лицо эту дьявольскую ухмылку, отстранённую и не обнадёживающую, лживую и фальшивую. Но что он мог поделать? Люстры, висящие под потолком, освещали весь огромный зал, заставляя украшения дам блистать, словно тысячи солнц. Они бились в глаза, заставляя щуриться и отводить взгляд, но при этом поражали своим великолепием. — Я слышал, Граунд Зиро вернулась в Японию, — флегматично заметил один из находившихся здесь мужчин. — Об этом все слышали, — заметил Изуку со своей тёплой улыбкой, под которой не скрывалось ничего, кроме холодного равнодушия. — Насколько я знаю, она рассталась со своим женихом, — вдруг проговорила одна из девушек с лукавой улыбкой. — Смею предположить, сейчас многие холостяки распустят свои хвосты перед ней. Мидория не сомневался в этом. Он помнил её с самого детства. Видел, как она росла. Как она менялась. Как из маленькой девочки она превратилась в одну из сильнейших героинь Японии, в одну из самых прекрасных женщин во всём мире. Её красота ранила ни одно мужское сердце, запав где-то на глубине души, оставив своё рабское клеймо до конца жизни. Изуку знал об этом не понаслышке. Он и сам ходил с таким. Мимо проходит парнишка-официант с подносом, на котором почти не осталось бокалов. Мидория останавливает его, берёт себе один и делает глоток, стараясь угомонить свои переживания. Они не виделись два года. Он думал, что ему уже всё равно, но ему не всё равно. И никогда не будет всё равно. Он не позволит себе превратиться в подобие человека, в обычную белковую тушу с разумом, но без чувств. Изуку не знал, что же это: дар, или проклятье. Он желал думать, что это действительно божий дар, который он взращивал в себе долгие годы. В зал постепенно входили прибывающие герои. Новички всегда отличались горящими глазами, по-настоящему широкими улыбками, и Мидория всегда вспоминал себя в столь же юном возрасте. Когда он и сам верил, что каждый герой обладает широченным сердцем, когда он думал, что каждый герой сопереживает и сочувствует всем на этой планете. — Вы посмотрите, кто это, — вдруг услышал Изуку восторженный голос и обернулся сам. Он смотрел на неё, как когда-то ребёнком смотрел на героя, которым восхищался. Он смотрел на неё, как на богиню, спустившуюся с небес к обычным смертным. Когда Кацуки Бакугоу стала настолько прекрасной? Когда её красоту стало можно сравнить с драгоценными камнями? На её фоне все остальные просто меркли. Её острые черты лица притягивали к себе взгляд и не позволяли его отвести. Отросшие пряди волос аккуратными кудрями падали на оголённые плечи, покрытые шрамами, но даже они не были способны испортить это великолепие. Они лишь подчёркивали её силу, её власть. Её осанка была прелестной, точно у древнегреческой статуи. Её ноги уверенно прокладывали дорогу вперёд. Её глаза, сияющие огнём и мощью, не смотрели ни на кого, но в то же время видели абсолютно всё, отчего все присутствующие почувствовали, словно находятся с ней один на один в этом помещении. У Изуку по спине пробежали мурашки. Она была прекрасна, словно бриллиант. От неё невозможно было оторвать взгляд. Она вытягивала из него всю душу одним своим присутствием, оставляя лишь пустую, безжизненную оболочку. Кацуки тут же была окружена. Со всех сторон посыпались разнообразные вопросы, но ни к одному из них она не прислушалась. Стояла с еле заметной улыбкой на лице, искала кого-то своим цепким взглядом, а когда нашла, без каких-либо церемоний оттолкнула со своего пути какого-то парня и пошла вперёд, не видя никаких препятствий. — Деку, — её голос, даже тогда, когда она говорила почти шёпотом, был властным и повелительным. — Не думала, что ты так вымахаешь за это время. Её тонкие губы тронула улыбка. И Изуку отвечает тем же, повернувшись к девушке. — И тебе привет, Каччан, — проговорил он своим хриплым голосом, от которого хотелось передёрнуться и запить холодной водой, чтоб хотя бы немного убавить возбуждение. Всем всегда было интересно, специально ли он так делает, или же это получается абсолютно случайно. — Не думала, что встречусь с тобой так скоро, — Бакугоу берёт своей израненной, но не менее величественной рукой бокал с шампанским с подноса официанта. — Только вчера вернулась на родину, и уже вижу тебя. Как быстро. — Да. Я тоже не ожидал, — Мидория говорил короткие, обезличенные фразы, словно пытаясь выстроить между собой и этой девушкой нерушимую стену, которую бы и сам затем с удовольствием разрушил. — Может, выйдем на балкон? Здесь так шумно, — Кацуки обводит взглядом всех присутствующих, поправив свои шелковистые волосы. — Можно, — Изуку только кивает. Они, словно король и королева, вместе выходят на балкон, где никого не было. Мидория смотрит на девушку сверху вниз, любуется её очаровательной, атлетической фигурой, отмечая новые рубцы, которых Бакугоу совершенно не смущалась. Как давно Изуку мучается, страдает? Как давно он испытывает привязанность к этой богине, как давно он готов пасть к её ногам, словно раб, готовый на всё, ради своей госпожи? Почему он пропустил этот момент, и почему он уже на протяжении стольких лет никак не проходит? — Там так душно, — проговорила Кацуки, сделав глоток шампанского. — Ещё и эти… Раздражают, — она красноречиво закатывает глаза, и Мидория смеётся, прекрасно понимая, что женщина говорит о своих обожателях. — Все только и говорят о тебе, — произносит Изуку и смотрит куда-то вниз. — Ты рассталась со своим женихом? — Да не жених он мне был. Так, якобы принц на белом коне, — Бакугоу посмеялась и неосознанно облизала нижнюю губу. — Мне не нужны никакие слова поддержки, Деку. Я об этом совершенно не жалею. Да, она ни о чём не жалеет. Потому что Кацуки способна жалеть только тех, кто равен ей, и ей абсолютно плевать на тех, кто стоит ниже. Она никогда всерьёз не смотрела на них, лишь с унижающе-насмешливой ухмылкой. — А ты как? У тебя получилось что-то с той круглолицей? — прервав тишину снова спрашивает Бакугоу, поправив свои волосы. Говорить со своим другом детства спустя столько лет оказалось достаточно сложно. Было практически невозможно делать вид, что не было этих двух лет. Изуку думал, что его чувства остынут за это время, но стоило его глазам увидеть её, как его тут же вновь стало затягивать в этот круговорот. Вот только он не хочет вступать в него вновь. С него хватит. — Нет. Урарака-сан сейчас счастлива с Иидой-куном, — произнёс Мидория, закрыв свои уставшие глаза. Опять ненужные разговоры, опять те вопросы, на которые он не хочет отвечать. Кацуки снова молчит. Она смотрит куда-то вдаль, её глаза горят неясной никому решимостью. Изуку улыбается, глядя на неё. Она определённо похожа на бриллиант. Многогранна, она сияет всё ярче с каждым днём, ослепляя каждого своей красотой и силой. — Деку, а ты не хотел бы попробовать что-то… со мной? — неожиданно спрашивает Бакугоу, посмотрев на мужчину. Он улыбается. Попробовать что-то с Кацуки? С той самой девушкой, о которой он думал со средней школы? Попробовать с той, которая может сразить его, да вообще любого, на повал одной своей фразой, одним своим движением? С той, за которой он гнался столько лет, не жалея на это ни времени, ни сил, не обращая ни на что прочее никакого внимания, будто это совершенно неважно? Попробовать что-то с той, которая всегда находится в центре всеобщего внимания, от которого никто не может отвести взгляда, которая притягивает к себе, словно магнит? От которой никто не способен отказаться? — Ты прекрасна, Каччан, — говорит Изуку, смотря куда-то в небо. — Ты прекрасна, словно бриллиант, — почти шепчет он, закусив свою губу. Бакугоу смотрит на него. Нетерпеливо. Ожидая ответа на свой вопрос. Сжимая одной рукой перила, а второй бокал с шампанским. А Мидория всё молчал, думая о чём-то. О том, что вроде как так близко, но в тоже время настолько далеко, что Изуку понадобится целая вечность, чтобы коснуться этого. — Нет, — говорит он. — Нет, Каччан. Изуку разворачивается и идёт обратно в зал. Туда, где находятся лживые люди, со своими испорченными, чёрными сердцами, от которых он уже устал. Но он покинет их и вновь займётся тем, что согревает его душу. Он снова выйдет на патруль и будет помогать всем тем людям, которым требуется помощь. Он не посмеет отвернуться ни от кого, он примет любую протянутую руку, крепко сожмёт её и вытащит человека из этой пропасти, не дав ему разбиться. Но если он свяжет свою жизнь с Кацуки, то это уже ему понадобится рука помощи. Он будет висеть над пропастью, а над ним будет стоять она. Но она не даст ему руку. Изуку упадёт и разобьётся на тысячи осколков, которые нельзя будет уже собрать воедино. Она прекрасна, словно бриллиант. Мидория знает это с самого детства. Но он совсем недавно понял, что она всего лишь камень.