[Никлаус Майклсон возвращается в Новый Орлеан, чтобы получить назад свою корону. Но Марсель Жерар не вернет ему власти над городом — ведь у него самого давно этой власти уже нет. В Новом Орлеане десятки лет как правит королева, аудиенции у которой добиться оказывается не так уж и просто]
Безупречный белоснежный брючный костюм, бесчисленные нити жемчуга, небрежно обвивающие изящную шею, идеально уложенные в прическу рыжие локоны…
Королева Нового Орлеана Софи-Энн Леклер навевала мысли о прошлом и в то же время казалась непозволительно настоящей — эдакое дерзкое ретро, в современной интерпретации.
Разорвать ее на части было очень заманчивой идеей, но совершенно провальной: восседающая в алом кресле с фамильным гербом Майклсонов вампирша была окружена клыкастой свитой самых разных мастей. Вампиры, оборотни, без ведьм тоже не обошлось — их было не менее трех дюжин, и Никлаус Майклсон прекрасно знал, что это лишь малая часть стражи, которой кишело поместье. Поместье, которое прежде принадлежало ему. Поместье, которое он доверил Марселю, и которое тот отдал в цепкие коготки этой рыжей узурпаторши с фарфоровой кожей и плотоядной усмешкой.
Марсель разочаровал его — Никлаус всегда видел в парнишке потенциал, особый стержень, силу воли и крепкий дух. Кто же знал, что этот крепкий дух начисто испарится под неподвижным, так похожим на змеиный, взглядом Софи-Энн.
— Боюсь, что тебе стоит забыть об этом городе, Клаус, — заявил Марсель, старательно отводя взгляд, когда Никлаус разыскал его в ведьминском притоне, в объятиях одной из Деверо. — Я остался здесь лишь потому, что идти мне больше некуда. К тому же, мне предложили место… Тебе вряд ли предложат что-то, что тебя устроит. А драться с Софи-Энн смысла нет. Она не проигрывает, понимаешь?
Никлаус не понимал. Это он не проигрывал, никогда. Даже когда приходилось отступать, это всегда были лишь временные маневры. Кто такая эта Софи-Энн Леклер, чтобы украсть его город и не сбежать, поджав хвост, когда истинный король вернется?..
Марсель согласился устроить для него встречу с королевой — при этом Жерар постоянно твердил, что рискует головой и Никлаусу стоит ценить этот дружеский жест. Никлаус с трудом удержался от того, чтобы самому не лишить Марселя его многострадальной головы — что тут сказать, он всегда был вспыльчив, но порой отдавал должное самоконтролю.
Софи-Энн приняла его в поместье Майклсонов, которое занимала по какому-то надуманному праву наследия. Она даже не потрудилась выдумать собственный герб, проклятая самозванка — королевские лилии не принадлежали ей, как и ничто в этом городе.
— Итак, о чем будем беседовать? — ее мелодичный голос звучал скучающе, а неподвижный взгляд был тяжелым и изучающим.
— Мое имя…
— О, я знаю, кто ты, — нетерпеливо оборвала Никлауса, который искренне пытался быть дипломатичным и даже вежливым, Софи-Энн. — Ты гибрид, который возомнил себя королем моего города. Клаус Майклсон, один из первородных. Тот самый, что слывет самым кровожадным и беспощадным.
— Из твоих уст звучит как-то презрительно и даже жалко, — оценил иронию Никлаус, но не смутился. — Да, это я. И, собственно, я бы поспорил насчет «твоего» города. Здесь повсюду мое имя, не заметила?
— Не заметила, — спокойно отозвалась Софи-Энн. — Чудесный вечер, не правда ли? В самый раз для прогулок во внутреннем дворике.
— Это предложение прогуляться вместе?
— Я редко предлагаю, к слову, — губ Софи-Энн коснулась холодная усмешка. — Приказывать куда как веселее… Но мы же пока ведем себя воспитанно, верно?
Она вышла с Никлаусом во внутренний дворик одна, жестом остановив двинувшихся за ней вампиров. Но сомневаться не приходилось, что за внутренним двориком будет наблюдать не одна пара хищных глаз.
Быть паинькой оказалось очень утомительно — Никлаус едва ли не зубами скрипел он необходимости расшаркиваться перед захватчицей, вместо того, чтоб разорвать ей глотку. Не стоило ему обещать Элайдже вести себя хорошо — этот Элайджа вечно надеялся на благополучные исходы и заставлял всю семью следовать его тоскливым правилам.
— Итак?.. — Никлаус, справедливо полагая, что Софи-Энн уединилась с ним ради откровенного разговора, не собирался тянуть время дольше нужного.
— Итак, — повторила Софи-Энн. — Ты убираешься прочь из моего города прямо сегодня и я не убиваю тебя и всех, кого ты знаешь. Все просто, правда?
Никлаус взглянул на вампиршу с удивлением, а затем рассмеялся:
— В самом деле? Собираешься убить всех, кого я знаю? Это будет долгий процесс, поверь мне. И весьма трудоемкий. Я сам постоянно так делаю.
— О, я знаю, Клаус, — снисходительно улыбнулась Софи-Энн. — Ты такой варвар… С такими, как ты, нужно говорить на их языке.
— Я разорву твою милую шейку прямо сейчас, заносчивая сука, и заберу то, что мне полагается без лишних усилий, — мягким голосом проворковал Никлаус, делая стремительное движение, но его руки поймали лишь пустоту. Софи-Энн оказалась быстрее.
И она определенно подготовилась, потому что в следующий миг к груди Никлауса был прижат кол из белого дуба — сколько же этих гребанных кольев еще гуляет по свету?..
— Ты уберешься прочь, поскуливая, словно шелудивый пес, и избавишь меня от необходимости разбираться с тобой снова, — прошипела Софи-Энн ему в лицо. — Сейчас, Клаус. Прямо сейчас. До того, как я передумаю и упокою тебя раз и навсегда.
***
Вспоминая свою недолгую аудиенцию у королевы, Никлаус не мог сдержать ярости.
Да, не стоило убивать всех в том баре, но беспорядок можно убрать, а вот тяжесть на душе оставалась даже спустя несколько дней.
Элайджа ворчал на него беспрестанно, недовольный вспышками ярости брата, недовольный необходимостью убирать за Никлаусом бесконечные трупы, недовольный всем на свете вообще…
— Ты должен был позволить мне говорить с ней, Никлаус.
— И что бы ты сделал, брат? Рассказал бы ей о том, что нельзя красть чужое, в надежде на то, что она возьмет и уберется из города? — раздраженно огрызался Клаус. — Налей мне еще виски, это у тебя выходит куда как лучше, чем улаживать спорные ситуации.
— Мы покинули Новый Орлеан десятки лет назад, Никлаус, — хмуро напоминал Элайджа. — Нельзя в одно мгновение просто вернуться и сделать вид, что мы никуда и не уходили. Этот город жил своей жизнью, понимаешь? Перевернуть все с ног на голову лишь по своей прихоти недопустимо.
— Недопустимо быть изгоем в собственном доме! — рявкал Клаус уже взбешенно. — Мы должны вырвать этой суке сердце, Элайджа! Вырвать его и сожрать за завтраком, а нашим ужином должен стать каждый ее прихлебатель и союзник!
— Так что же, брат, мы, по-твоему, должны истребить весь город?
— Как будто нам это впервые, Элайджа! Мы заселим чертов город заново, но уже теми, кто будет предан нам, и никому больше.
— Ты безумен, Никлаус. Позволь мне уладить все по-своему.
— Заключить мир и пресмыкаться? Ну уж нет, ни за что!
— Хотя бы прекрати бесконтрольно убивать, я прошу тебя.
— О, нет, брат мой! Я залью этот город кровью, и эта наглая сука сбежит отсюда сама, вот увидишь! Я сделаю ее смехотворное правление невыносимым, ты же знаешь, я это умею!
Элайджа знал, как знал и то, что если Никлаус вошел в раж, то остановить его практически невозможно. Но сдаваться он не собирался: у старшего Майклсона, конечно же, был свой план по урегулированию конфликта.
***
Софи-Энн Леклер рассмеялась так искренне и так заразительно, что поразила каждого из своих подчиненных, которым это довелось увидеть. Их госпожа редко смеялась — гораздо чаще она сдирала живьем кожу с кого-нибудь, или разрывала чужие глотки с мрачным упоением.
Но Элайджа Майклсон развеселил ее по-настоящему — и был этим весьма сконфужен, ведь он, на самом деле, ничего смешного не сказал.
— Ах, Элайджа, ты просто чудо!.. — Софи-Энн театрально смахнула несуществующие слезы от смеха. — В самом деле, надо же такое придумать!..
— Это выгодный союз, Софи-Энн, — сдержанно отозвался Элайджа, не сводя с вампирши серьезного взгляда.
— Несомненно, — отозвалась Софи-Энн, на миг посерьезнев. — Союз с первородными укрепит мою положение совсем на ином уровне. Луизиана станет лишь началом, я смогу пойти дальше и дальше, но… Я и Клаус? — вампирша снова рассмеялась. — Это абсурд, сам посуди. Что я стану делать с этим обидчивым, несдержанным тысячелетним мальчишкой? К тому же, он попытается убить меня прямо на свадьбе. Думаешь, нет?
— Я поговорю с братом и сделаю все для того, чтобы он…
— Нет, — довольно резко оборвала Элайджу Софи-Энн. Ее глаза лукаво блеснули, и в следующее мгновение она заявила: — Я предпочла бы видеть своим мужем тебя.
— Меня не интересует власть, Софи-Энн, — неопределенно пожал плечами Элайджа. Если он и был удивлен, то не подал виду. — Я забочусь о своей семье, и только.
— Тем лучше, — заключила Софи-Энн с удовлетворением. — Потому что власть интересует меня. Власть, влияние, деньги, кровь — все это нужно мне, а тебе я оставлю заботы о доме и о тех, кто его будет населять. Клаус может стать дерзким принцем дома Майклсон-Леклер, которому будет сходить с рук практически все… Кроме посягательств на мой трон. Но ты, Элайджа, должен стать моей каменной стеной. Мои хранителем, моей лучшей страховкой и от прочих Майклсонов, и от любой другой нечисти, которой я поперек горла.
— Что-то мне подсказывает, что врагов у тебя немало, Софи-Энн.
— Надеюсь, ты не станешь раздумывать над моим предложением слишком долго.
***
— Твои дипломатические навыки оставляют желать лучшего, брат, — недовольный Никлаус хмуро уставился на Элайджу, который поправлял у большого зеркала воротничок и без того безупречно сидящей на нем рубашки.
— Они определенно лучше твоих, Никлаус, — невозмутимо отозвался старший Майклсон. — У нас снова есть дом, у нас снова есть положение, у нас снова есть власть. Ты разве не этого хотел?
— Я хотел всего этого для себя, а не для тебя и этой Софи-Энн.
— Не все сразу. Давай начинать с малого, хорошо? Для начала ведь и это неплохо.
— Черт, Элайджа, твой оптимизм просто отвратителен… Могу я хотя бы не быть шафером на этой твоей мерзкой свадьбе?
— Ну, тогда ты можешь и принцем не быть тоже, — в улыбке Элайджи промелькнуло коварство, и Никлаусу Майклсону не осталось ничего иного, как смириться со своей судьбой.
По крайней мере, временно.
