о поэмах, звездах и разбитых сердцах

Она лежала на траве, головой — на ее коленях. Сосредоточенный взгляд Алексии метался от строчки к строчке, пока пальцы Кларк путались в ее затейливых косах. Она — поэт. Складывала строчки, придумывала рифмы, могла превратить лепесток пиона из королевского сада в самую важную вещь во вселенной, а масштабы вселенной — сократить до ничтожества. Правда в том, что Лекса и была ее вселенной, правда сама она об этом не знала, не догадывалась. Кларк дурманил ее аромат, изгибы тела под корсетом сводили с ума и, если честно, она была готова оглохнуть, лишь бы никого в мире больше не слышать, чтобы ее смех сохранился навсегда в памяти и никакой в мире звук не смог бы его затмить. — Как тебе? — Это потрясающе, — после долгой паузы ответила девушка, пробежавшись по листку пергамента еще раз, — Откуда в тебе столько вдохновения, Кларк? «Ты мое вдохновение» — думает она, но молчаливо вздыхает, глядя на весеннее солнце. — Просто иногда все кажется прекрасным. — Я люблю прекрасное, но для меня оно заканчивается на плотном ужине и выученных созвездиях. — Что, в своем роде, тоже прекрасно. Если ты перестанешь искать точность, то звезды станут довольно поэтично-романтичными. — Я люблю точность, однажды, я пойму небо, и распишу движение звезд на сотни лет вперед. Кларк тихо смеется, поглаживая ее волосы. Точность она любит, но себя в строчках перед своим же носом не видит.

***

Они пьют чай с лавандой и потешаются над очередным герцогом, который пытался добиться сердца Кларк. — Боюсь, однажды, твой отец выдаст тебя за очередного олуха, — резко говорит Лекса, и обнимает Гриффин за оголенные плечи. «Кружево ей идет» — отмечает про себя. — Когда мне было семь лет, он пытался вбить мне в голову порядок вещей, пытался расписать мою жизнь и влюбить в несуществующего принца, — она накрывает ее руки на себе своими, и все кажется правильным, — Я сбежала из замка и пряталась в саду целый день. Никто меня не мог найти, пока я сама этого не захотела. Думаю, он понимает, что, во второй раз, я спрячусь навсегда. — Серьезно? — Лекса смеется, представляя семилетнюю Кларк за ограждением на карачках, — Я бы сбежала с тобой. Это греет душу лучшего летнего солнца и горячей ванны после зимних прогулок. — Что насчет тебя, Лекса? — с грустью спрашивает девушка. — Мое сердце принадлежит звездам, ты же знаешь. Кларк знает и молча запоминает этот момент, это тепло, что у них есть сейчас, и уже придумывая стихи, которые напишет ночью, но Лексе не покажет — уж слишком очевидно.

***

Клочки пергамента по всюду. Под кроватью и в гардеробе, в корсетах к изысканным платьям и даже с обратной стороны зеркала приклеены на смолу. Кларк истерично смеется и с силой оттягивает свои белые волосы, пытаясь вернуть себе весь здравый смысл. Не получается. Это похоже на безумие, и она не справляется, а Лекса рисует карту с созвездием Кассиопеи, и ни о чем не догадывается.

***

Кларк привела ее в секретное место, туда, где пряталась каждый раз в детстве. Огромный скол горы скрывал собою яблоню со взора с замка. Большую и древнюю, с извилистыми корнями, тянущимися прямо к ручью. Они сидели у самого ее основания, скрытыми древесиной с двух сторон. Кларк устала ждать и устала от истерик, что накрывали каждой ночью. Лексу не описать — строчки не передают ее душу, а чернила не превращаются в изящные линии ее красоты. Ее розовое платье и соломенная шляпка выглядели очаровательно, а руки нервно сжимали клочок пергамента, который она, перед страхом смерти, передала в руки Лексе.

Под листвой душистой, Я предстаю душою чистой Перед тобой. Скажи мне, когда звезды сойдутся, Когда наши души найдутся? Ты любишь контроль.

Лекса смотрит на короткие строки, выведенные красивым почерком. Не понимает, почему Кларк не отводит от нее взгляда, но воздух в легких почему-то пропадает. Гриффин ее целует, дурацкая шляпа мешает, но не то, чтобы она об этом так долго думала. Лекса ей идентична — это и слугам понятно. Когда она держит ее за талию, а губы слишком мягкие и сладкие для этого мира — разум потерян. Наверно, в ее же дурацких созвездиях. Как романтично. Лексе нравится, и это пугает. Она отталкивает блондинку и срывается прочь за скалой. Почему сердце Кларк — осколки, а Лексы — камень? Слезы рвутся наружу.

***

Они виделись лишь два раза за целую неделю вечность. Лекса не здоровалась и даже на нее не смотрела. Гриффин сняла свое платье и разорвала все поэмы. Украла брюки и черный плащ.

Если я решу спрятаться — ты никогда не найдешь.

Записку Лекса найдет у яблони, если догадается. И если ей не все равно.

Ты любишь контроль и холодные звезды. Контролирую теперь я.

— Где же ты, моя Кларк, — брюнетка сидит на коленях у чертова дерева и плачет, кажется, впервые за долгие годы. — Меня у нее никогда и не было, — Кларк смахивает слезы под капюшоном на черной лошади.